Самое-самое
Читаемое и ругаемое
Алексей Аимин
© Алексей Аимин, 2018
ГДЕ ЖЕ ОНО ТО САМОЕ???
Хочу представиться
Очень часто авторы стесняются говорить все то хорошее, что они сами про себя думают.
Обычно за них в книгах это делают друзья, их литературные редакторы или литературные критики под штатной вывеской «Об авторе».
Ложная скромность хороша, но не во всех случаях жизни. Ведь можно о себе заявить и скромно:
Талант от Бога
ну, так будь же скромным,
Будь ты Веласкес, Пушкин или Кант.
Вот я всегда хожу со взглядом томным,
Любой посмотрит скажет что талант!
Вообще слово сам одно из древнейших в мире. Когда человек научился разжигать огонь, строить жилища то есть, противостоять природным явлениям он получил уверенность в своих силах и определенную самостоятельность.
Поначалу знающих и умеющих было немного и их называли саманами (знающими людьми) или, в более известном произношении шаманами. В русском языке их так и называли знахари или ведуны.
Постепенно слог само стал определять более высокую и значимую степень определяющих черт и способностей человека подчеркивая его индивидуальность:
Самостоятельный стоит без поддержки.
Самодостаточный хватает ума и средств.
Самореализовавшийся удачливый, попавший в кон.
Однако к таким положительным качествам добавляются и издержки с перебором:
Самоуверенность.
Самолюбие,
Самовольность.
В любом случае, если в последних качествах соблюдать меру, то они могут даже помочь человеку сделать карьеру.
Так что с этим самым надо поосторожней, я уже с этим сталкивался:
С судом над собой у меня перебор,
особо по части душевных затрат,
я сам обвиняемый, сам прокурор,
и сам же себе я еще адвокат.
Итак, в меру обладая самолюбием и самоуверенностью, я всегда предпочитал представляться сам. И незаметно в моем багаже собралась целая куча само-представлений, который по жанру я бы определил как автошаржи.
Гулял по лесу, размышлял, и вдруг опешил,
меня одна догадка осенила:
Кто я такой?
Да я обычный леший!
Ничуть не злой, а очень даже милый.
С хорошими людьми приятно жить,
им даже не зазорно услужить,
и получить улыбку их в награду,
в знак благодарности.
А больше и не надо
Своим завистникам желаю я всех благ:
поймать удачу, счастье обрести.
Ведь я уверен, что лишь только так
Они исчезнут с моего пути!
Так двойственность в меня засела,
Что не расстаться с ней до гроба!
Одни считают мягкотелом,
Ну а другие твердолобым.
Себя я к лучшей половине отношу,
Хотя похвастаться особо нечем.
Ну, правда, не курю я анашу
И без наколок грудь моя и плечи.
Еще вот у людей не воровал
(Я скромно промолчу про государство),
И по большому счету я не врал,
Лишен злых умыслов и всякого коварства.
Я в жизни никого не заложил
Хоть числюсь балаболом, краснобаем
Вот так полжизни я своей прожил,
Что будет во второй пока не знаю.
На дело я свой час хотел потратить
А вот Господь распорядился по другому.
Вот интересно: кто теперь заплатит,
Час продремавшему, бездельнику такому?
Душою чист я как стекло,
Но тело малость подвело.
Душа на подвиги зовет,
А тело все же отстает.
В душе хочу я полетать,
А телу хочется поспать.
В душе я храм хочу возвесть,
Урчит живот пора поесть.
Готов поститься я века,
Но к рюмке тянется рука.
В душе кляну разврат и блуд,
А ноги к девочкам несут.
Хочу весь мир благословлять
Язык, напротив, всех послать.
Душой я ангел! Как назло,
Вот с телом мне не повезло.
Чем дальше я шагаю сквозь года,
Мне все труднее и трудней определиться,
Хорош ли, плох? я начинаю злиться,
Придется ждать мне высшего суда.
Так писать нельзя
А судьи кто?
Когда я начинал писать, Интернета в нашей стране еще не было. Как правило, у начинающих высшей оценкой считалось публикация в каком-то печатном издании районного или областного масштаба. Я попробовал, отправил, но меня ошарашили фразой:
Так писать нельзя!
А как можно?
Так как все.
Всеми я становиться не собирался и потому продолжал писать, так как нельзя. Позже, чтобы не применять крепкие выражения, для спасения от наплыва графоманов редакторы СМИ придумали короткое и не очень обидное определение не формат.
По сути, оно значило то самое, о чем вы подумали посылали подальше переформатировать опусы.
Я уже было хотел завязать с бесполезной долбежкой, но тут редактор районной газеты меня подбодрил фразой, которую мне потом передали, что «мои стихи будут в газете только через его труп!»
Это была высокая оценка! Но к тому, что так и случилось я не причастен: развала СССР ярый партиец не перенес инфаркт.
И вот уже новые коммунисты приглашают меня на борьбу с демократами. Решил чуть поиздеваться и предложил им вот такой стишок:
На подходе к коммунизму,
Нас скрутило только так.
Перестроечную клизму
Вставил нам один чудак.
И с тех пор вот все основы
Вводят нам посредством клизм
Популярно, вот и слово
Появилось «популизм».
Вновь раздрай по нашей хате:
В коммунизм! В капитализм!
Но куда-то все же катим,
И, похоже, в катаклизм.
Вновь вливание мол, скоро
Будем все и все иметь.
Лучше б дали от запора
Нам спокойно помереть.
И вновь услышал так неположено!
А как положено?
Ну не так
Дважды мне предлагали писать как там у них положено. Первый раз мои друзья диссиденты предложили мне немного подработать на радиостанции Би-Би-Си. Там было только одно условие писать про Россию плохое. Есть у меня и плохое, что в горячие денечки написано, но одно то, что меня ставят в рамки отказался.
Еще одно неофициальное предложение стать духовным поэтом. При этом тоже условие стихи должны быть каноническими. Каноны это та же рамка, тот же самый формат. А я в рамки никак не влезаю, лишь несколько стихотворений в каноны втиснулись, те самые которые и привлекли внимание духовников.
Витать где-то высоко в отрыве от реальной жизни у меня всегда плохо получается. Вот потому мои творения, пусть лаже о высоких чувствах, но обязательно с какой-нибудь червоточинкой:
Я яичко на Пасху тебе поднесу
С христианским воскресным приветом,
А потом расцелую тебя, как в лесу,
Помнишь, было в лесу прошлым летом?
И тебе будет попросту не устоять,
И как будто под ветром небесным,
Шевельнется под сердцем забытая страсть
И любовь, как Христос, вдруг воскреснет!
В данном случае, что так писать нельзя, я понял и без подсказок. Да и вообще проза жизни уже толкала к прозаической литературе.
Начал писать рассказы, очерки, эссе и все повторилось. Но теперь уже и критики появились весомее всяческие члены, доценты с кандидатами. Я опять подрос в своих глазах. Ну а когда среди критиков появился первый академик даже уважать себя стал не меньше чем своих родителей.
Получив очередной «плевок» сверху не мешайся под ногами и знай свое место, в своей очередной книге «Седла для Пегаса» раскритиковал ситуацию в российской литературе начала третьего тысячелетия. При этом возложил всю ответственность на руководство «доблестного» СП России.
Проехавшись с издевкой по лауреатам различных премий и прижизненным «литературным монументам», получил очередной весомый намек, что так писать нельзя! Особенно неприятно, что все делалось втихаря и без объяснения причин.