20. Орел олицетворяет идею справедливости, и у него не когти и не клюв главное, а всезрящее око, составленное из самых достойных светов-духов. Зрачок душа царя и псалмопевца Давида, в ресницах сияют души дохристианских праведников (а ведь я только что оплошно рассуждал о Рае «только для христиан»? Вот так-то давать волю сомнениям!).
21. Мы вознеслись к седьмому небу на Сатурн. Это обитель созерцателей. Беатриче стала еще красивее и ярче. Она не улыбалась мне иначе бы вообще испепелила меня и ослепила. Блаженные духи созерцателей безмолвствовали, не пели иначе бы оглушили меня. Об этом мне сказал священный светоч богослов Пьетро Дамьяно.
22. Дух Бенедикта, по имени которого назван один из монашеских орденов, гневно осудил современных своекорыстных монахов. Выслушав его, мы устремились к восьмому небу, к созвездию Близнецов, под которым я родился, впервые увидел солнце и вдохнул воздух Тосканы. С его высоты я взглянул вниз, и взор мой, пройдя сквозь семь посещенных нами райских сфер, упал на смехотворно маленький земной шарик, эту горстку праха со всеми ее реками и горными кручами.
23. В восьмом небе пылают тысячи огней это торжествующие духи великих праведников. Упоенное ими, зрение мое усилилось, и теперь даже улыбка Беатриче не ослепит меня. Она дивно улыбнулась мне и вновь побудила меня обратить взоры к светозарным духам, запевшим гимн царице небес святой деве Марии.
24. Беатриче попросила апостолов побеседовать со мной. Насколько я проник в таинства священных истин? Апостол Петр спросил меня о сущности веры. Мой ответ: вера довод в пользу незримого; смертные не могут своими глазами увидеть то, что открывается здесь, в Раю, но да уверуют они в чудо, не имея наглядных доказательств его истинности. Петр остался доволен моим ответом.
25. Увижу ли я, автор священной поэмы, родину? Увенчаюсь ли лаврами там, где меня крестили? Апостол Иаков задал мне вопрос о сущности надежды. Мой ответ: надежда ожидание будущей заслуженной и дарованной Богом славы. Обрадованный Иаков озарился.
26. На очереди вопрос о любви. Его мне задал апостол Иоанн. Отвечая, я не забыл сказать и о том, что любовь обращает нас к Богу, к слову правды. Все возликовали. Экзамен (что такое Вера, Надежда, Любовь?) успешно завершился. Я увидел лучащуюся душу праотца нашего Адама, недолго жившего в Земном Раю, изгнанного оттуда на землю; после смерти долго томившегося в Лимбе; затем перемещенного сюда.
27. Четыре света пылают передо мной: три апостола и Адам. Вдруг Петр побагровел и воскликнул: «Земной захвачен трон мой, трон мой, трон мой!» Петру ненавистен его преемник римский папа. А нам пора уже расставаться с восьмым небом и возноситься в девятое, верховное и кристальное. С неземной радостью, смеясь, Беатриче метнула меня в стремительно вращающуюся сферу и вознеслась сама.
28. Первое, что я увидел в сфере девятого неба, это ослепительная точка, символ божества. Вокруг нее вращаются огни девять концентрических ангельских кругов. Ближайшие к божеству и потому меньшие серафимы и херувимы, наиболее отдаленные и обширные архангелы и просто ангелы. На земле привыкли думать, что великое больше малого, но здесь, как видно, все наоборот.
29. Ангелы, рассказала мне Беатриче, ровесники мироздания. Их стремительное вращение источник всего того движения, которое совершается во Вселенной. Поторопившиеся отпасть от их сонма были низвержены в Ад, а оставшиеся до сих пор упоенно кружатся в Раю, и не нужно им мыслить, хотеть, помнить: они вполне удовлетворены!
30. Вознесение в Эмпирей высшую область Вселенной последнее. Я опять воззрился на ту, чья возрастающая в Раю красота поднимала меня от высей к высям. Нас окружает чистый свет. Повсюду искры и цветы это ангелы и блаженные души. Они сливаются в некую сияющую реку, а потом обретают форму огромной райской розы.
31. Созерцая розу и постигая общий план Рая, я о чем-то хотел спросить Беатриче, но увидел не ее, а ясноокого старца в белом. Он указал наверх. Гляжу в недосягаемой вышине светится она, и я воззвал к ней: «О донна, оставившая след в Аду, даруя мне помощь! Во всем, что вижу, сознаю твое благо. За тобой я шел от рабства к свободе. Храни меня и впредь, чтобы дух мой достойным тебя освободился от плоти!» Взглянула на меня с улыбкой и повернулась к вечной святыне. Всё.
32. Старец в белом святой Бернард. Отныне он мой наставник. Мы продолжаем с ним созерцать розу Эмпирея. В ней сияют и души непорочных младенцев. Это понятно, но почему и в Аду были кое-где души младенцев не могут же они быть порочными в отличие от этих? Богу виднее, какие потенции добрые или дурные в какой младенческой душе заложены. Так пояснил Бернард и начал молиться.
32. Старец в белом святой Бернард. Отныне он мой наставник. Мы продолжаем с ним созерцать розу Эмпирея. В ней сияют и души непорочных младенцев. Это понятно, но почему и в Аду были кое-где души младенцев не могут же они быть порочными в отличие от этих? Богу виднее, какие потенции добрые или дурные в какой младенческой душе заложены. Так пояснил Бернард и начал молиться.
33. Бернард молился деве Марии за меня чтобы помогла мне. Потом дал мне знак, чтобы я посмотрел наверх. Всмотревшись, вижу верховный и ярчайший свет. При этом не ослеп, но обрел высшую истину. Созерцаю божество в его светозарном триединстве. И влечет меня к нему Любовь, что движет и солнце и звезды.
Как-то неловко, говоря о поэте, ограничиться обращенностью исключительно к прозе и будто бы забыть о нем как о большом мастере версификационных форм. А ведь его «Комедия» вещь поэтическая, стихотворная. Вот он, итальянский силлабический бесцезурный женский 11-сложник в дантовском исполнении! Это из области ритмики и метрики. Далее: вот какова терцинная цепь строфика (или субстрофика?) «Комедии». И вот они, рифмы безукоризненно точные и почти все женские. Наконец, приметы дантовского языка и стиля: символика, архаика, неологизмы и пр. Дело доходит до таблиц и схем. Читающему большинству скучновата лингвостиховедческая цифирь. Но обойдясь без нее, далеко вперед не двинемся.
Итак, желательно по возможности восполнить этот текст недостающим, т.е. расцветив и завершив его цитацией Дантовых стихов из трех кантик «Комедии» из Ада через Чистилище в Рай.
В сентябре 1999 г. пересказчику-преложителю довелось читать свой перевод 14-й песни «Ада» (Равенна, Базилика ди Сан Франческо в нескольких шагах от захоронения Данте) текст фрагмента диалога между Вергилием и Капанеем:
«Как жил, таким я и пребуду мертвый!
Зевсов кузнец пусть потеет у горна,
Выделывая стрелы громовые,
Разить меня, как было встарь, упорно,
И пусть потеют мастера другие
На Монджибелло в кузнице померклой
Под крик «Вулка-ан! Помоги-моги-и»
Как это было в оны дни над Флегрой,
Меня не сломит полновластный мститель,
Сколь ни кидайся он лавой изверглой».
Тогда воскликнул страстно мой учитель
Так громко, как я не слышал доныне:
О Капаней, ты сам себе мучитель,
Ты непомерной исполнен гордыни,
Нет тебе пытки злей и непристойней,
Чем твоя ярость, нет такой в помине».
Кто из них громче Вергилий или Капаней? Оба громче. Взрыв ярости, негодование, перекричать бы всех, включая всесильных мучителей-богов, такова она, роковая патетика Ада, и таков он, неистовый богоборец Капаней, язвимый свыше острыми стрелами-молниями, но отстоявший свою царственную независимость.
Куда спокойнее обретаться в Чистилище, временные обитатели которого искупят или искупили свои земные грехи, после чего им позволено переселиться сначала в Земной, а потом в Небесный Рай. Изысканная тонкость и деликатность чувствований порой становятся атмосферою второй кантики. Примечательные тому образцы некоторые терцины 8-й и 27-й песней «Чистилища»:
Настал вечерний час, когда желанья
Влекут отплывших обратно, к любимым,
И вспоминаешь горький миг прощанья;
Когда владеет печаль пилигримом
И слышит он, как перезвон далекий
Плачет навзрыд о дне невозвратимом.
Нам предстояло в правый путь пуститься,
Ведущий вверх меж скал, и видно стало,
Как предо мною тень моя ложится.
Вверх по ступеням продвинулись мало
А солнце село: тень моя исчезла
И сумеречной мглы пора настала.
Ночь догнала нас и на скалы влезла,
И сонно глядя, как небо мрачнеет,
Мы на ступени сели будто в кресла.
В высотах Небесного Рая Данте потерял свою возлюбленную Беатриче. Она неизмеримо далека от него, но он видит ее издали и взывает к ней (песнь 31-я третьей кантики):
О донна, ты, в ком все мои надежды
Сбылись, коль скоро, помощь мне даруя
Пресекла Ада роковой рубеж ты,
Где след остался твой! Во всем, что зрю я,
Твоея силы и твоего блага
И доброту и доблесть признаю я.
По твоему, не замедляя шага,
Пути я влекся от рабства к свободе:
Дана тобою мне эта отвага.
Храни меня и впредь в своей щедроте,
С тем чтобы дух мой, исцелен отныне,
Тебе угодным сбросил бремя плоти.