Об абсурде как основе существования писали экзистенциалисты. Особо отметился тут, пожалуй, Альбер Камю. Его называли «певцом абсурда». Он писал о том, что чувство абсурдности поджидает нас на каждом углу. Это чувство неуловимо, но оно реально. Человек живет, но жизнь его бесцветна, неинтересна. «Подъем, трамвай, четыре часа в конторе или на заводе, обед, трамвай, четыре часа работы, ужин, сон; понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, все в том же ритме» Человек, как греческий Сизиф, наказанный богами, обречен на бесконечное повторение одного и того же бессмысленного действия.
Абсурдный человек, в толковании А. Камю, до встречи с абсурдом живет своими целями: заботой о будущем или об оправдании его. Он оценивает собственные шансы, рассчитывает на своих сыновей, верит, что в жизни все наладится. Ему кажется, что он свободен. Абсурд развеивает все иллюзии: завтрашнего дня нет. Смерть и безумие непоправимы. У человека нет выбора. Камю писал: в итальянских музеях можно видеть маленькие разрисованные ширмы. Священник держал одну из них перед глазами приговоренного к смертной казни, скрывая от него эшафот. Как освободиться от этой идеологической ширмы?
Состояние человека в абсурде выразил Сэмуэль Беккет: «Голый человек на каменистой душе, и пустое небо над ним».
Заложники абсурда
Начало текущего года в России поразило общественность мощными всходами абсурдизма. Актер Депардье обозначился в наших гостеприимных объятьях и отправился на жительство в Бельгию. Общественная палата предложила изъять из школьной программы Гоголя и Щедрина, которые будто бы повинны в либеральной критике государства, повлекшей за собой грозные события 1917 г. Министр образования и науки радостно сообщил, что аспиранты будут освобождены от сдачи кандидатского минимума по философии и смогут теперь сосредоточить свои научные усилия на предъявлении собственных открытий. Но без воспитания культуры ума открытие становится проблематичным. Премьер государства взял на вооружение формулу римского сенатора, который к месту и не к месту повторял курьезную фразу: «Карфаген должен быть разрушен». В данном случае реплика относилась к «ненужным» вузам. Армия настолько отвыкла от обычных учений, что сообщение об очередной проверке ее боеспособности оказалось новостью номер один.
Уже не выглядит нелепицей сообщение бывшего министра обороны, что дорога к особняку зятя строилась за счет бюджета из стратегических соображений. Не воспринимается как полоумность исчезновение этой дороги в результате вопросов следователя. Вызванная на суд бывшая чиновница Министерства обороны поразила общественность дорогущей дамской сумочкой, которая сразу перевела допрос в неожиданное русло. Известная певица, которая обещала в своей книге рассказать «всю правду», столь нужную пытливым читателям, наконец-то предъявила свою исповедь. Но оказалось, что «вся правда» это признание в том, что она отдалась неизвестному мужику на скотном дворе, что благотворно повлияло на ее творческую биографию. Государственные деятели неистово заспорили о том, можно ли приравнять политическую проституцию к обычному похотливому разврату. Отрезвляюще прозвучала фраза президента, сказанная по частному поводу, но попавшая в яблочко: «Вы что, с ума сошли?»
Чиновники хотят перечислить фразы, на которые можно наложить табу и уменьшить размеры коррупции. Фраза «Ваши справки нам не нужны» попала в число опальных. Эту мысль служащий должен донести до посетителя в предельно достоверном и не столь откровенном варианте.
Абсурд стал наглым и агрессивным. Тупоумие перешло в атаку. Можно порой подумать, что пациенты больницы им. Кащенко перестреляли психиатров и захватили власть в этом богоугодном заведении. Не зря законы, обсуждаемые Госдумой, обозвали «взбесившимся принтером». Предлагается немедленно и беспощадно истребить все, что не привязано к коммерческому лотку. Норвежцы, известные своей сдержанностью и медлительностью, неистово пляшут, получив в дар земные недра, сказочно наделенные энергетическими ресурсами. Из 25 исследований, защищенных в Диссертационном совете, 24 оказались плагиатом. 25-й пишет объяснительную записку. И в самом деле, зачем отбился от коллектива?
Чиновник, отвечающий на вопросы избирателей, доказывает, как изменилась к лучшему жизнь простых тружеников: «Вон, к примеру, рассуждает он, сколько нищих развелось. Значит, улучшилось и благосостояние людей. Никакой это не парадокс. Ведь если человек с утра до вечера стоит на облюбованном месте, значит, ему кто-то подает. Иначе, зачем глаза мозолить, выставлять язвы напоказ и провожать нас безучастно-скорбным взглядом?» Конечно, по большому счету, особой разницы между попрошайкой и тем, кто пробегает мимо, нет. Все мы нищие. Многое зависит от самоощущения или от весьма зыбкой грани. Вот сотрудники фирмы обсуждают проблему безденежья. Выходит олигарх и спрашивает, о чем разговор. «Денег не хватает», отвечают коллеги. «Да, да, скорбит отец целой индустрии. Денег нет». Тогда бойкая дама завершает дискуссию, обращаясь к предпринимателю: «Ваше подключение к разговору делает проблему неразрешимой».
Чиновник, отвечающий на вопросы избирателей, доказывает, как изменилась к лучшему жизнь простых тружеников: «Вон, к примеру, рассуждает он, сколько нищих развелось. Значит, улучшилось и благосостояние людей. Никакой это не парадокс. Ведь если человек с утра до вечера стоит на облюбованном месте, значит, ему кто-то подает. Иначе, зачем глаза мозолить, выставлять язвы напоказ и провожать нас безучастно-скорбным взглядом?» Конечно, по большому счету, особой разницы между попрошайкой и тем, кто пробегает мимо, нет. Все мы нищие. Многое зависит от самоощущения или от весьма зыбкой грани. Вот сотрудники фирмы обсуждают проблему безденежья. Выходит олигарх и спрашивает, о чем разговор. «Денег не хватает», отвечают коллеги. «Да, да, скорбит отец целой индустрии. Денег нет». Тогда бойкая дама завершает дискуссию, обращаясь к предпринимателю: «Ваше подключение к разговору делает проблему неразрешимой».
Абсурд освоил логику, которая не знает противоречий. Бессвязность оказывается логичностью. Бред стилизуется под систематизированность. Все пишут президенту, все просвещают его и ждут безотлагательного решения своего вопроса. Вот письмо предпринимателя Котельникова: «Что-то явно не так в нашей судебной системе! Вы обещали нам Диктатуру Закона, и мы все еще ждем ее как благо для всего общества. Что же касается внутренних убеждений слуг Закона они далеко не всегда чисты и безупречны. Поверьте, убедился в этом на собственном опыте»1. Предпринимателю мнится, что такое письмо окажется откровением для главы государства. А ведь это все равно, что написать: «Милый дедушка, Константин Макарович!.. Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня, сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, все плачу»
Люди свыкаются с тем, что вокруг царят бессмыслие и лицемерие. Но есть другой путь, который мог бы придать динамику социальному прогрессу. Не следует оценивать абсурд как должное. Не принимать условия игры, в которых звучит хорошо знакомое: «Эники-беники ели вареники». Абсурду пора противопоставить зрелое гражданское мужество, здравый смысл и социальную терапию.
«Вестник аналитики», М., 2013 г., 2, с. 915.Идеология и религия в постсоветском обществе
Т. Малиева, политолог (СОГУ, г. Владикавказ)Идеология, о смерти которой провозгласила перестройка, сегодня снова востребована. За 20 последних лет отношение к ней поменялось диаметрально противоположным образом. Сравним ситуацию в этой области. Декабрь 1993 г. принята Конституция РФ, согласно которой «в Российской Федерации признается идеологическое многообразие». «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной». Спустя 18 лет, в феврале 2011 г., председатель Национального антитеррористического комитета, директор ФСБ А. Бортников на встрече с руководителями антитеррористических комиссий во Владикавказе заявляет: «Мы должны выиграть идеологическое противоборство». Обращает на себя внимание открытое признание идеологической оснащенности терроризма, а также факта неконкурентноспособности постсоветской идеологии. «Должны выиграть» означает «пока проигрываем».
Перестройка с самого начала отрицательно, в штыки воспринимала всякие разговоры на тему о необходимости идеологии в постперестроечном обществе.
Ее теоретики рассматривали идеологию как тормоз общественного развития. Они предлагали придерживаться политики невмешательства в объективный рыночный механизм, который сам все выправит и «устаканит». Не случайно подобные рассуждения получили название идеологии «невмешательства» или «самотека». Место идеологии, по мнению деидеологизаторов, должен занять здравый смысл, который рассматривает мир таким, каков он есть, без всяких субъективистских примесей. В идеологии усматривали угрозу нормальному развитию общества. Она фиксирует, по мнению В. Аксючица, «ложные и порочные влечения воли, злые мысли складывается в иллюзорную реальность, подменяющую живое мертвым, истинное ложным». Идеология в определении народного депутата и философа В. Аксючица тождественна оружию массового поражения. Есть основания предположить, что его неокрепшая воля и чистый разум испытали на себе ее поражающую силу.
К ним примыкают некоторые отечественные марксисты, но уже по другим основаниям. Опираясь на тезис марксизма о первичности базиса и вторичности надстройки, они призывали не торопиться с идеологией, подождать, пока окончательно сложатся объективные экономические отношения, и только потом заниматься разработкой идеологии. Логика такова: развитая идеология требует развитых экономических отношений, а пока базис не созрел, идеология тоже грозит быть незрелой. Вывод: не надо торопиться с творчеством в области идеологии. Это то, что объединяет их со «здравомыслами». Различие в том, что догматики от марксизма мыслят идеологическое невмешательство как временное, а деидеологизаторы как принципиальное, на века.