Россия и мусульманский мир 2 / 2014 - Коллектив авторов

Россия и мусульманский мир Научно-информационный бюллетень 2014 2 (260)

Современная Россия: идеология, политика, культура и религия

Российские элиты в современной номадической цивилизации

Исследования элит традиционно выступают фокусом изучения политических процессов на постсоветском пространстве. Обычно предметом рассмотрения являются структурно-функциональные характеристики или персональный состав властных групп. Доминирование структурно-функциональных дискурсов в изучении российских элит и востребованность этой очевидно актуальной оптики в прикладном плане оставляли «за кадром» глубинные пласты смысложизненных ориентациий и базовых мотивационных установок властных групп. Решение значительного числа «структурно-функциональных» исследовательских задач актуализирует рассмотрение этих фундаментальных характеристик, поскольку именно они определяют феноменологию политического поведения управленческие стратегии, стили лидерства и принятия решений, оси кристаллизации субэлитных сообществ, модели внутриэлитных отношений и взаимодействий по оси «элиты массы». Или, говоря языком Аристотеля, понимание физики процесса ставит на повестку метафизические задачи. Рассмотрению исторического контекста изменения качеств элитных групп и мотивов поведения российских политиков современной генерации посвящена данная статья.

Наиболее обсуждаемый концепт в постсоветском дискурсе и одновременно лакмусовая бумажка качества человеческого потенциала постсоветских элит последних лет это концепт модернизации. Впрочем, на постсоветском пространстве модернизация стала феноменом скорее сознания, чем бытия. В качестве причин неудач модернизации на постсоветском пространстве называются структурные проблемы экономики, финансовый кризис и даже природно-климатические катаклизмы. Однако, на наш взгляд, причины неудач модернизационных проектов на постсоветском пространстве во многом определены слабостью модернизационных ценностей и установок в структуре мотивационных характеристик элит, т.е. специфическими характеристиками именно человеческого капитала элит. Базовые установки последних во многом определили конфигурацию конкретных проявлений неэффективности систем государственного управления на постсоветском пространстве. Речь идет о специфике рекрутинга и ротации административно-политической бюрократии (практически повсеместное доминирование патрон-клиентных отношений и доминирование клановой матрицы в формировании элит, нивелировка меритократических принципов, фактическое отсутствие концептуально выстроенной системы подготовки кадров, непропорционально высокое влияние партикулярных интересов по отношению к государственным, не-оптимальность отношений управленческой бюрократии с крупным бизнесом, высокая степень внутриэлитной конфликтности и др.). Особо негативную роль играют патрон-клиентные отношения в процессах рекрутинга элит. Несмотря на амбивалентность данного феномена (об этом свидетельствует, например, опыт Сингапура, где патрон-клиентные связи бизнеса и бюрократии не помешали модернизации), на постсоветском пространстве клиентелизм выступает деформирующим фактором. В чем истоки модернизационной слабости постсоветских элит?

Полагаем, что помимо конкретно-управленческих измерений проблема слабости модернизационных мотиваций элит имеет и исторические измерения. В чем они?

Пролить свет на данную проблему могут помочь положения теории этногенеза Л.Г. Гумилёва, и прежде всего ключевое положение этой теории идея стадиальности изменений социальных групп и их лидеров, об изменяющемся характере вклада социальных акторов в историко-политический процесс, о преходящем характере взлетов и падений отдельных индивидуумов и целых народов.

Попытки найти объяснение неравномерности исторического развития, связав эту стадиальность с качеством человеческого измерения исторического процесса, побудили Л.Н. Гумилёва предложить понятие пассионарности как русскоязычный эквивалент термина drive. Он был призван определить кумулятивный результат действия этнологических, географических и исторических детерминант как «фактор икс», приводящий в движение народы1: «Пассионарность это способность и стремление к изменению окружения»2. Рассматривая примеры известных пассионариев Александра Македонского, Наполеона, Люция Корнелия Суллы, Жанны дАрк, Яна Гуса, протопопа Аввакума,  Л.Н. Гумилёв показал, что дело не в личном «героизме», а в создании этнической доминанты, которая организует пассионарность системы и направляет ее к намеченной цели3: «Работа, выполняемая этническим коллективом, прямо пропорциональна уровню пассионарного напряжения»4; «Не отдельные пассионарии делают великие дела, а тот общий настрой, который можно назвать уровнем пассионарности»5.

В рамках данной методологической гипотезы находит разрешение дилемма «герой или массы» в качестве субъекта политического действия. Ключевая роль в истории принадлежит, несомненно, выдающимся личностям, однако из этого следует не игнорирование роли масштабных социальных групп, а констатация их опосредованного участия: большое сообщество становится субъектом благодаря своей избыточной энергетике (пассионарности), что проявляется в выдвижении крупных исторических деятелей, призванных и способных к реализации масштабных исторических задач. Со всей определенностью можно констатировать глубинную связь между сообществом в целом6 и масштабом лидеров. Причем порой энергичные социальные движения возникают из-за незначительных поводов, просто давая выход плещущей через край энергии молодого этноса: «Способ поддержания целостности системы зависит от эпохи, точнее от фазы этногенеза. В молодых системах элементы контактируют весьма напряженно страстно, что и вызывает столкновения. Часто кровавые распри не несут ни идейного, ни классового смысла, происходя в пределах одного социального слоя»7.

Концепция этногенеза Л.Н. Гумилёва стала развитием имевших место в более ранних памятниках социальной философии попыток понять природу энергии, лежавшей в основе поступков выдающихся личностей и целых народов. В частности, Г.В.Ф. Гегель писал в «Философии истории»: «ничто великое в мире не совершалось без страсти». Немало страниц рассмотрению роли индивидуальных страстей в развитии исторического процесса, в том числе включая самые низменные страсти, как «алчное стремление к богатству», приведшее к возникновению антагонистической социально-классовой структуры общества, посвятил Ф. Энгельс в известной работе о происхождении семьи, частной собственности и государства. Известный французский историк О. Тьерри оставил описание наблюдавшихся в истории мощных общественных движений, ведомых мощной энергией, не всегда осознаваемой: «Народные массы, когда они приходят в движение, не отдают себе отчета в той силе, которая их толкает. Они идут, движимые инстинктом, и продвигаются к цели, не пытаясь ее точно определить. Если судить поверхностно, то можно подумать, что они слепо следуют частным интересам какого-нибудь вождя, имя которого только и остается в истории. Но эти имена получают известность только потому, что они служат центром притяжения для большого количества людей» (Тьерри О. Избранные сочинения.  М., 1937. С. 255).

Отмеченные подъемы, как правило, сменяются спадами, а на смену титанам во главе государств на этапе их восхождения приходят пигмеи в эпоху упадка.

Возвращаясь к реалиям постсоветской политики, можно сказать, что предельно лаконичной характеристикой нынешнего периода эволюции постсоветских элит является его определение как постимперского этапа.

Распад ставшего преемницей Российской империи СССР в высшей точке его могущества в немалой степени был инициирован самой отечественной элитой позднесоветской номенклатурой. И если логика действий руководителей национальных республик в составе СССР очевидна обретение независимой от Москвы легитимности,  то не вполне логичный с формальной точки зрения добровольный отказ центральной элиты от власти во многом был определен особенностями внутренней организации, ментальности и установок сознания отечественной элиты конца 1980-х годов. Именно эти особенности сыграли ключевую роль в определении судьбы страны.

Полагаю, что тремя китами любой империи являются собственный «Большой проект», избыточная энергетика населения (пассионарность как витальная, так и метафизическая) и эффективные технологии рекрутирования имперской элиты, осознающей свою миссию. Совокупность перечисленных факторов составляет метафизическое пространство империи, вне которого невозможно ее физическое тело.

Первым собственным значимым историософским имперским проектом стал проект «Москва Третий Рим». Впоследствии этот проект обретал различные версии, одной из которых стал III Интернационал. Не случайно Н. Бердяев писал, что вместо Третьего Рима в России удалось осуществить III Интернационал. Особенность историософской доктрины Российской империи (после 1917 г. в формате СССР) установка на развитие: «рука Москвы» была тяжелой и жесткой, но на периферийных территориях она выполняла функцию модернизации. Определенные аналогии в этом можно провести и с империей Британской: несмотря на чудовищные издержки имперского строительства, империя не рассматривалась британцами исключительно как источник наживы ее воспринимали как взаимосвязанное сообщество. Сложившееся в середине XIX в. представление о «бремени белого человека» сформировалось не в последнюю очередь как оправдание цивилизаторской модернизационной миссии.