Да и не закончившийся украинский кризис, внимание с которого было действительно переключено и который уже вызывал феномен усталости как на Западе, так и в России, не позволяет окончательно забыть о тех противоречиях, которые проявились в 20142015 гг.
В определенной степени Украина находится под контролем Запада, при этом последний явно не доволен, как Киев ведет себя в рамках Минских соглашений и по финансово-экономическим вопросам. Европейские столицы явно раздражены степенью коррумпированности и низким профессиональным уровнем украинских элит, а также неэффективностью реформ. Раздражение вызывает также то, что и Украина, и Россия обвиняют друг друга в нарушении мирных соглашений, однако тот факт, что Россия согласилась реструктуризировать украинский долг и что под ее давлением ЛНР и ДНР пошли на перенос выборов, явно выбивают козыри из рук киевских политиков.
Известно, что особенную неудовлетворенность политикой Киева высказывают в Париже. Одновременно дипломатия президента Ф. Олланда по формированию антитеррористической коалиции с участием России позволяет делать предположения о возникновении новой «Антанты». Плюс к этому необходимо помнить, что сдерживание, в парадигме которого обе стороны Россия и Запад, уже существует, не может продолжаться бесконечно долго и неизбежно будет дополнено разрядкой, поскольку цивилизованный мир столкнулся со сверхопасной новой угрозой, ответить на которую можно лишь объединив усилия. Но готовность к разрядке это результат компромисса, когда стороны не просто осознают необходимость изменений, но и готовы на практические действия с учетом интересов друг друга.
«Европейская безопасность: События, оценки, прогнозы», ИНИОН РАН, М., 2015 г., вып. 39 (55), декабрь 2015, с. 24.Конструирование национальной идентичности в немусульманских политиях: Роль исламских религиозных институтов3
Ш. Кашаф, руководитель Департамента образования, науки и культуры Духовного управления мусульман Российской Федерации (Московский исламский институт)В фокусе современной идеологии национального развития России сегодня находится достижение внутренней гармонии российской нации, которая конструируется как содержательная совокупность лиц, соединяемых историческими, языковыми, религиозными и культурными связями, духовно-нравственными ориентирами, стремлением к ценностной интеграции и национальной идентичностью. В литературе многоуровневый политический феномен и теоретический конструкт «национальная идентичность» подразумевается как «идентичность национально-государственного сообщества и коллективное самосознание его граждан как членов такого сообщества»4.
Рефлексия на вызовы и бифуркацию идентичности в различных общностях может также развиваться по пути выбора альтернатив. Или двигаться в направлении резкого усиления (возрождения) значимости представлений об этнической, религиозно-конфессиональной, цивилизационной и других моделей идентичности, по которым, собственно, приходятся наиболее ощутимые и заметные удары эпохи всемирной экономической, политической, культурной и религиозной интеграции и унификации. Или же в сторону актуализации национальной гражданской идентификации, в рамках которой, по уточнению А.В. Костиной, «личностная коммуникация заменяется на опосредованную, а реальная общность кровная, территориальная, религиозная, психологическая на воображаемую»5. Не случайно особо кризисные периоды драматических разрывов социальных связей, приводящие к размыванию коллективной идентичности в ее значимых для национального сообщества измерениях, современные исследователи истолковывают именно в категориях вызовов развитию национального сообщества6.
О том, насколько для мусульманских политий оказывается важным вопрос сохранения и укрепления своей идентичности, свидетельствует то, что Президент Ирана Хасан Роухани начал свою речь на 68-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН (17 сентября 2013 г., Нью-Йорк) фразой: «Наш мир является миром, полным страхов и надежд: страха перед войной и враждебными региональными и международными отношениями; страха перед смертоносными столкновениями религиозных, племенных и национальных идентичностей»7 Говоря о страхах, с которыми сталкивается общество, иранский политик, конечно же, в своих обобщениях не замыкается в пределах исламского мира. Он рассуждает об угрозах для многих, кто сегодня уступает по своим возможностям Западу.
Заявление иранского лидера X. Роухани в ООН вполне согласуется с дискурсом президента России В.В. Путина, который на X конференции международного клуба «Валдай» (19 сентября 2013 г., Новгородская обл.) подтвердил актуальность практически для всех стран и народов поиска новых стратегических подходов к сохранению своей идентичности, особенно в условиях осуществления попыток Западом возвратиться к однополярной унифицированной модели мира, размывающей национальный суверенитет. В.В. Путин связывает возникающие вызовы с внешнеполитическими и моральными аспектами событий, происходящих в мировом пространстве. При этом он апеллирует к тем значимым религиозным константам, которые еще несколько лет назад были не свойственны для политического дискурса российского президента. «Такому однополярному, унифицированному миру, поясняет В. Путин, не нужны суверенные государства, ему нужны вассалы. В историческом смысле это отказ от своего лица, от данного Богом, природой многообразия мира»8.
Как явствует из выступления главы российского государства В.В. Путина на заседании международного дискуссионного клуба «Валдай» (19 сентября 2013 г., Новгородская обл.), многие евро-атлантические страны своим отрицанием нравственных начал и любой традиционной идентичности национальной, культурной, религиозной, а также отказом от фундирующих ценностей, постулируемых христианством и другими мировыми религиями, приблизились к той черте, за которой неизбежно наступает утрата человеческого достоинства, глубокий демографический и нравственный кризис. Этого всего может избежать Россия, всегда стремившаяся в своей модели государства-цивилизации следовать гибким подходам при учете национальной и религиозной специфики народонаселения страны. Именно из модели государства-цивилизации проистекают особенности российского государственного устройства, как утверждает В. Путин, делающий в своей валдайской речи акцент на том, что христианство, ислам, буддизм, иудаизм, другие религиозные деноминации являются неотъемлемой частью идентичности и исторического наследия страны в современной жизни россиян.
Соединение мусульманского компонента вместе с другими конфессиональными идентификациями России в президентском дискурсе нисколько не является натяжкой: на территории многонационального и многоконфессионального государства проживает наибольшее число мусульман среди стран Европы. Официальные лица России постоянно говорят о духовной, культурной и цивилизационной близости с мусульманским миром, для которого она является «органичной частью»9. Президент РФ В. Путин стал первым, кто официально признал, что Россия это и мусульманская страна. В декабре 2005 г., выступая на заседании парламента Чеченской Республики он заявил, что страна всегда была самым верным и последовательным защитником ислама. В октябре 2013 г. в речи Путина на торжественном собрании в Уфе, посвященном 225-летию Центрального духовного управления мусульман России, ислам упоминается как «яркий элемент российского культурного кода»10. Это находит отражение во внутренней и внешней политике страны, сказывается на ее двусторонних отношениях с мусульманскими государствами, а также на участии в делах Организации Исламского сотрудничества, где с 2005 г. по просьбе В.В. Путина Российской Федерации предоставлен статус наблюдателя.
В сменившихся декорациях постсекулярной эпохи включение религиозного фактора в последние объяснительные и прогностические политические модели, связанные с кризисом пересмотра основ национальной идентичности, все чаще оказывается категорически неприемлемым. «В нашу постполитическую эпоху, пишет Славой Жижек, когда политика в собственном смысле слова постепенно заменяется экспертным социальным администрированием, единственным источником конфликтов становятся культурные (религиозные) или естественные (этнические) противоречия»11. Последствиями такого сдвига политического в пространство идентичности становится значительное переосмысление возрастающей политической роли религиозных акторов12.
Еще одна важная тенденция последнего времени, зафиксированная специалистами Института социологии РАН по результатам проведенного в ноябре 2014 г. общенационального исследования «Российское общество в контексте новых реалий», устойчивый рост признания в общественном мнении россиян «приемлемости новых форм присутствия религиозного фактора в обществе путем выхода религиозных организаций за собственно церковные пространства», не замещающих при этом форм сугубо светской организации общества13.