Туристам, поднявшимся от подножия исполина к этим двум плато, может показаться, что они очутились на Луне. Здесь все покрыто круглыми воронками с крутыми стенами и уступами. Воронки имеют от 10 до 300 метров в диаметре. Но, в отличие от Луны, в их 50-ти метровой глубине уютно растут буковые рощи.
На нижнем плато воронки располагаются в виде цепочки. Это остатки древней речной долины, куда направлялись устья рек, находившихся в воронках. Притягивают внимание острые, словно лезвия мечей, каменные глыбы-карры известняки, дробленые водами, выветриванием и эрозиями почвы. Вода в этих местах только начала свою разрушительную деятельность. Но пройдет время, и вся поверхность покроется карстом. Чатыр-Даг настоящее карстовое царство. В складывающих его известняках большое количество углекислого газа. Известняковые породы очень быстро впитывают воду, которая растворяя их, насыщается углекислой кислотой. Чем глубже в почву внедряется вода, тем большую концентрацию кислоты приобретает. Появляющиеся на поверхности земли трещины все сильнее расширяются, достигая 300 метров. Не очень глубокие из них назваются колодцами. Но есть карстовые шахты, уходящие в толщу горы на сотни метров. Обычно внизу шахт хранятся огромные спрессованные запасы снега, который начинает таять только к середине лета. Он «поит» подземные воды Чатыр-Дага, и они выходят из глубин чистыми прозрачными родниками. В таких шахтах геологи находят пещерный жемчуг шарики кальцита. Самые большие карстовые образования, длинные впадины в виде корыта с плоским ровным дном и крутыми стенками, называются котловинами.
История и этнография Чатыр-Дага
На Чатыр-Даге стоит не только любоваться «лунными» пейзажами, но и получать природную энергию от буковых лесов и тисовых рощ. Античные греки посвятили бук своему главному богу, Зевсу. Зевс считался отцом всех богов и людей и олицетворял отцовскую, управляющую и властную энергию Неба. Мужчины приходили в буковый лес обрести твердость, стойкость, мудрость, дар побеждать.
А вот к зарослям тиса относились более осторожно. Это хвойное растение, живущее несколько сотен лет, связывалось с жизнью и смертью, с Небом и Преисподней. Прикоснуться к тису означало удачу. Но сон под его тенью, согласно поверьям, нес неминуемую гибель. В семенах тиса содержится алкалоид, парализующий деятельность сердца, что и послужило причиной предрассудка. Из его неподверженной гниению прочной древесины для мужчин изготавливалось оружие, а для женщин детали для ткацких станков и прялок.
Русское население, прибывшее в Крым после присоединения полуострова к Российской империи в 1783 году, по древнему славянскому обычаю почитало тис, как растение-оберег, которого боится всякая нечистая сила. Этот обычай перешел в христианство, и из тиса вырезали нательные крестики для себя и детей, вплетали в гривы лошадей и вешали на рога коров. Люди верили, что детская колыбель из тиса защитит ребенка от всего дурного и сохранит здоровье. Подросшим детям вшивали кусочек этого дерева в ворот одежды.
Нагорья Чатыр-Дага богаты и своим разнотравьем. Здесь растет мятлик, дубровник, зверобой, железница, тимьян, чабрец, осока. Разнотравье горного патриарха во все времена влекло сюда пастухов со своими стадами: тавров, греков, татар. Последние все крымские нагорья так и прозвали «пастбищами», «джайляу». От этого слова произошел термин «яйла», обозначающий плоские безлесные вершины плато Крымских гор с достаточным количеством плодородных почв и влаги, где пастухи пасли скот, иногда в течение всего лета.
Чабанский «кош»
У чабанов-татар за века пастушьей жизни сформировались свои традиции, свой быт, свой особый кодекс чести. Повествование о Чатыр-Даге будет не полным без рассказа о них.
Для отгона скота на пастбища и ухода за ним организовывались «коши». Чабаны, пасшие свои стада на приволье Чатыр-Дагской яйлы, строили себе низкие землянки, складывая их из камня и покрывая крышей из веток, присыпанных землей. Внутреннее убранство обычно состояло из войлоков, шкур убитых овец, сложенных верховых седел. Для еды предназначался небольшой низкий круглый столик, вокруг которого чабаны, скрестив ноги, сидели на земле. На стенках навешивались полки, где ставилась деревянная посуда, обычно чашки разных размеров и деревянные ложки. В землянке постоянно поддерживался очаг. Ночью одни чабаны спали в самой землянке на шкурах, другие уходили на улицу и располагалась рядом с отарами, на жестких лежанках.
В пастушьей землянке не только отдыхали, но и варили «тулупный» сыр из овечьего молока, очень твердый и соленый. Готовый сыр заворачивался в козьи шкуры и хранился в течение шести месяцев. Для варки сыра молоко сливалось в огромные плоские котлы, поставленные на таганах на костер. Нужно было постоянно его мешать, сливая ненужную жидкость, заливая новые порции молока и собирая жирную пенку, каймак, любимое блюдо чабанов. Еще одно блюдо, без которого не обходилось их застолье катыш. Кислое свернувшееся овечье молоко, похожее по вкусу на творог, с очень специфическим запахом, татары разбавляли водой и с наслаждением пили.
Постоянными в рационе были ароматные шашлыками из баранины, нанизанной на спицу и прожаренной на костре. Мясо после приготовления обычно снималось со спицы и ссыпалось в чашку. К шашлыку полагалась пшенная каша на овечьем молоке. Чатыр-дагские «кулинары» обладали одним уникальным рецептом. Резали ягненка или барашка, разделывали, очищали желудок и клали в него все мясо, нарезанное мелкими кусками. Засыпали туда перец и соль и желудок зашивали. После этого выкапывали яму, разводили в ней костер, ждали пока он прогорит, и на остывающие угли клали фаршированный желудок. Все это прикрывали сверху еловыми ветками и засыпали землей. После приготовления, когда желудок барашка вынимался, его разрезали, и получалась емкость с вкуснейшим мясом.
Одевались пастухи в бараньи куртки, остроконечные бараньи шапки, сандалии из шкур буйволов. Обязательным атрибутом был острый нож и черный футляр с молитвами, прикрепленный к черной перевязи через плечо. Молитвенник служил для них талисманом-оберегом, но вряд ли кто-нибудь мог прочесть хотя бы одну молитву. Зато они здорово разбирались в гаданиях на бараньей лопатке. Три раза в год, в определенные даты, чабаны, зарезав барана, варили мясо. Потом, взяв лопатку и держа против солнца, в определяли по числу извилин 10 марта каким будет скот, 10 июня какой будет зима и 10 января каким будет лето.
Пастухи нанимались к хозяевам стад не за денежное вознаграждение, а за овец, 1/10 или 1/20 от приплода. Получалось, что заботясь о хозяйском стаде, работник одновременно заботился и о своих овцах. Он был не наемным работником, а равноправным владельцем. И поэтому оберегал стадо, словно родной отец детей. Количество получаемых им овец зависело от их сохранности и численности. Если волки, болезни или горные склоны уменьшали число отары, то и награда чабана уменьшалась. Пастухи знали свое стадо буквально «в лицо». Им не нужно было пересчитывать овец, они взглядом определяли, если пропала хотя бы одна подопечная.
Такая экономическая система сформировала особые моральные принципы. Эти люди, верные исключительно своему хозяину и заботящиеся о его и своем доходе, считали вполне правильным украсть животное из отары, принадлежащей другому собственнику. Не чурались они и убийства, если были застигнуты чужим пастухом. В конце сезона выпаса хозяин каждого стада поднимался к чабанам на яйлу Чатыр-Дага и там все вместе пировали.
Избранной кастой пастухов были атаманы, «адаманы». Они следили за работой и действиями низших по рангу работников, нанимали новых пастухов, получали от хозяев деньги на продовольствие и содержание, собирали сыр и молоко, проверяли и пересчитывали стадо.
На Чатыр-Даге обычно находилось до 35 отар по несколько тысяч голов. Главными помощниками людей были специально обученные пастушьи собаки «барак», высокие в холке, с лохматой белой шерстью, очень худые. Они могли одинаково разорвать как зверя, подкрадывающегося к стаду, так и случайного путника, оказавшегося поблизости. Этим собакам в холодную ночь пастухи могли поручить стадо, чтобы самим пойти погреться в ближайшей землянке. Спастись чужакам от них можно было, лишь забравшись на высокое дерево и громко зовя пастухов.
Собак специально обучали свирепости. Чатыр-Даг всегда славился своими волчьими стаями, иногда до 20 зверей в одной. Волки, обладая прекрасным охотничьим инстинктом, укрывались межу камнями горы и, невидимые человеческому глазу, поджидали стадо. Потом хватали овцу, которая тихо принимала уготованную участь. А вот козы всегда громко орали, оказавшись в волчьих зубах, и пастухи тогда могли застрелить серых разбойников. Иногда волки хватали даже маленьких чабанят, которых буквально с двух-трех лет отцы брали с собой на пастбища. Вот и приходилось обучать собак ярости и свирепости. Собаки отличались умом и всегда слушались своего хозяина, улавливая любой оттенок его голоса и его желания. Они могли сами создавать из своих тел защитную цепь вокруг стада, перерезать дорогу хищникам, самостоятельно собираться в определенном месте. Единственный враг, против которого собаки оказывались бессильны хищные птицы. Особенно беркуты. Эти хозяева неприступных обрывов Чатыр-Дага, устраивавшие там свои гнезда, внезапно, камнем падали сверху на ягненка и уносили в недоступную ни собакам, ни пастушьим ружьям высоту неба