Сквозь Bookовый лес
Роман-обретение
Александр Геннадьевич Балыбердин
Посвящается моим дочерям
Анастасии и Александре
Я пришел для того, чтобы имели жизнь
и имели с избытком
Ин. 10, 10
© Александр Геннадьевич Балыбердин, 2018
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава 1. Наследница Буквы
Ну, что, элита? Вздрогнем!
Клаус Штольц [1], староста выпускного курса 2230 года с фигурой атлета, лучезарной улыбкой и хваткой ротвейлера стремительно поднялся со своего места с бокалом Romanee-Conti, безумно дорогим даже для случая, собравшего за одним столом два десятка дипломированных IT-архитекторов [2].
Уже через секунду в комнате не осталось никого, кто бы продолжал сидеть. Однокурсники, с шумом отодвинув стулья, смеясь и толкаясь, вскочили с мест. Но, когда рыжеволосый торопыга Джилрой Уолш первым опрокинул свой бокал, староста резким движением руки остановил остальных:
Не захлебнись, Джил! Напиться мы еще успеем! Уолш от неожиданности поперхнулся, и по рядам товарищей прокатился язвительный смех. А сейчас, досточтимые дамы и господа староста щелкнул пальцами, изобразив подобие барабанной дроби, разрешите объявить конкурс на лучший тост!
Штольц обвел стол взглядом в поисках того, что могло бы сойти за приз, заметив бутылку Montrachet [3]. Однако не успел он произнести и слово, как Джон Рэббит [4], внук декана, шустрый, но бестолковый малый, выкрикнул первое, что пришло ему в голову:
За Университет!
Однокурсники словно по команде, как солдаты на параде, повернули головы и посмотрели на старосту.
Расслабься, Джонни! Ты не на экзамене! небрежно бросил Штольц, слова которого потонули в усмешках друзей.
За Империю? не столько предложил, скорее, робко и почему-то виновато, спросил Вальтер Штерн [5], но, бросив взгляд на друзей, понял, что ошибся.
За нас! Нашу карьеру и баблосы! как всегда, толи в шутку, толи всерьез, прокричал с конца стола Стив Кертис [6], любимчик женской половины курса, вызвав девичий смех и одобрительные возгласы мужчин.
Староста улыбнулся.
Теплее, Стив! Гораздо теплее! Но я хочу, чтобы было по-настоящему горячо, и не так староста брезгливо скривил лицо, словно нечаянно задел салат краем своей ослепительно-белой сорочки, примитивно. Все же мы «элита», «надежда и опора Империи»!
Штольц напомнил слова, которыми сегодня щедро сыпали все, от ректора до последнего аспиранта, распираемого гордостью оттого, что он также причастен к избранному кругу. Однако двусмысленность, с которой эти слова были произнесены, вызвала новые ухмылки и смешки. Когда же, наконец, они смолкли, и в комнате на какое-то время воцарилась тишина, женский голос спросил:
Можно мне попробовать?
Все повернулись на голос, к окну, за которым в лучах заходящего солнца была видна перспектива Unter den Linden [7], и заметили Хиллари Айзен [8], «заучку» и «серую мышку», настоящее имя которой многие уже забыли.
А почему бы нет? вопросом на вопрос ответил Штольц.
Давай, Хиллари, зажги! прогремел глубокий и бархатный бас Ганса Шафе [9], не раз доводивший до обморока влюбленных однокурсниц.
Надо же! «Мышка» умеет говорить! А я думала, что она немая! прыснула одна из них.
Но шутников никто не поддержал. Хиллари Айзен подошла к столу, взяла свободный бокал и, подняв его, смущенно произнесла:
За Цифру наследницу Буквы!
Что она сказала? Наверное, какую-то очередную глупость! Я не слышала! Айзен, скажи еще раз! Громче! раздалось со всех сторон.
За Цифру наследницу Буквы! повторила девушка.
Сокурсники переглянулись.
Не умничай, Айзен! Ты же слышала мы не на экзамене! первым попытался отшутиться задавака Кертис. Но никто не засмеялся, все смотрели на старосту.
Штольц ухмыльнулся и покачал головой, как будто смакуя посетившую его мысль, наполнил до краев бокал и совершенно серьезно, без доли ехидства произнес:
А ведь «Мышка» права! Определенно права!
В комнате воцарилась недоуменная тишина, среди которой неожиданно громко и резко прозвучал женский голос:
Да, отстань ты! Надоел! Дай послушать умного человека! это первая красавица курса Камилла Рескиер [10] в очередной раз попыталась поставить на место своего подвыпившего ухажера.
Штольц поднял бокал и обвел взглядом собравшихся.
Друзья! Я не буду спрашивать, надоели ли вам лекции и зачеты, учебники и конспекты, параграфы и буквы, от которых всех нас уже давно тошнит.
По рядам прокатился гул одобрения, в котором главную партию исполняли мужские голоса.
И все же! воскликнул Штольц. Задумайтесь, если бы не все эти буквы, миллионы букв кем бы мы были?
Вопрос повис в воздухе, но лишь на мгновение, потому что чей-то веселый и уже нетрезвый голос выдохнул:
Свинопасами!
Хорошо бы! парировал Штольц. Только в наши дни даже свинопасы умеют читать и писать.
Тогда свиньями! И еще можем стать таковыми! воскликнул тот же голос, и над дальними рядами взметнулась рука с бутылкой бургундского. Это был Джилрой Уолш, которому уже давно хотелось перейти от слов к делу.
Ну, что же! JedemdasSeine! [11]
Слова старосты вызвали улыбки у стоявших рядом выпускников.
Подожди, Клаус! Я что-то не пойму, вмешался в разговор Шафе, не упустивший случая поддеть старосту, с которым у него давно были свои счеты. Ты только что хвалил буквы, а пить предлагаешь за цифры? Как-то странно получается, развел руками Шафе и, повернувшись к своей спутнице, словно невзначай, но достаточно громко для того, чтобы могли услышать другие, спросил. А, может, у них с «заучкой» Айзен, просто, «шуры-муры», вот они друг друга и выгораживают?
По рядам прокатился смех.
А ты сам подумай, Ганс, невозмутимо ответил Штольц и негромко, в полголоса, добавил. Конечно, если есть чем.
Последние слова означали вызов. Шафе рванулся вперед, но лишь для того, чтобы обозначить желание намять обидчику бока. Не более. Поскольку староста был не робкого десятка, и исход схватки мог оказаться в его пользу.
Между тем, Штольц продолжил:
Тем же, кто не хочет быть свиньями и стремиться достигнуть чего-то большего, я предлагаю тост.
Староста ловким движением ноги пододвинул стул и, вскочив на него, как на пьедестал, поднял бокал.
Быть может, двести или даже сто лет назад, как и вы, я также посмеялся бы над тостом Айзен, но не сегодня. Нет, не сегодня! Когда с помощью простой последовательности цифр все написанные людьми книги, все накопленные человечеством знания можно уместить на конце иглы, и тот, кто ей владеет, по своей силе и могуществу может сравниться с великими богами древности.
Штольц приосанился и, вскинув над головой, невесть откуда, взявшуюся вилку, попытался изобразить Зевса или кого-то еще, направив острие воображаемого копья в Шафе, и, пока никто из остряков не сравнил его со стрелой Амура (и не зря, потому что эта мысль уже пришла в голову Кертису), продолжил:
Поэтому я пью за Цифру наследницу Буквы! Я пью за рейтинги и индексы, котировки и проценты, которые правят миром, рушат мировые рынки и империи! Я пью за оцифрованные монографии и романы, фильмы и картины, которые можно переписать, изменить или стереть простым нажатием кнопки! Я пью за цифру, которой незнакомы творческие муки художника и поэта, веселое журчание ручья и треклятые вечные вопросы. Цифру, избавляющую от ненужных споров и переживаний, лишних мыслей и чувств, но, как воздух, необходимую для подсчета бабла, которого никогда много не бывает. Я пью за «датчики усердия», благодаря которым оплата труда впервые стала поистине справедливой! Я пью за электронные досье на граждан Империи, благодаря которым наша жизнь стала, как никогда, безопасной и стабильной! Я пью за наше будущее возможно, однообразное и скучное, но зато сытое и комфортное! Я пью за Цифру наследницу Буквы!
Тостующий опрокинул бокал и с силой ударил им об пол, рассыпав тысячу ярких брызг.
За Цифру Наследницу буквы! почти хором отозвались однокурсники и, оглушив друг друга звоном битого стекла, поставили в выпускном вечере громкую точку.
А сейчас всех, кто требует продолжения шоу, приглашаю в мое скромное, холостяцкое жилище! крикнул Штольц, перекрывая женский смех и восклицания собравшихся, спрыгнул со стула и обратился к стоявшему у дверей коренастому юноше с легкой проседью в черных как смоль волосах. Поль, ты с нами?
Юноша не ответил. Он отстраненно смотрел перед собой, словно не замечая происходящего в комнате.
Ау? Поль! староста щелкнул пальцами перед лицом приятеля. Ты где?
Все в порядке! смутился юноша. Просто я немного задумался.