Плавучий мост. Журнал поэзии. 3/2018 - Коллектив авторов 3 стр.


Сны

1
Час Быка наступает, не пытайся уснуть.
Все снотворные совы тебе не помогут.
Это тени Памира ложатся на грудь,
это млеет земля у порога.

Бес зазнался, балует асфальтом солдат,
твоему ли позору давать объясненье?
Слиплись звезды и сойке, покинувшей сад,
что сказать в утешенье?

2
Через месяц приснится Америка, в ней
двое в белых плащах и ребенок-воитель.
Кто нам встречу зачтет и проснется, верней,
чем сведет нас с ума белой ночи правитель?

Я живу здесь за Вас и прощаю себе
лишний жест и питье на границе канала.
Я живу здесь от Вас, и, отмерив семь бед,
я готов на ответ для райка и для залы.

3
Враг врага моего, твой разумен ли хлеб?
И во что ты играешь на этой лужайке?
Ты загонишь козу в опорожненный хлев
и раскрутишь свой сон на отцовской фуфайке.

Ты есть жизнь среди жизни, которой бы жить
(В Поднебесной, как в бане архангельской глухо.)
Если терпят тебя, то за свойство любить
за пределами зренья и знанья, и слуха.

4
Чем мы располагаем? Все слова.
Слова и сны, и между ними эхо,
и сольный смех, и тяжести, и ухо
Держителя, что милости ковал.

Так что же я на чистых этих снах,
Отца встречая, трепещу с ответом?..
Что делаю на этом свете?
Этом?

Возвращение в лето

1
Безжалостная ласточка заката
капризничает, рвется за ограду
оравы облачной, зашедшей на постой.
Не огорчай, прижми, крылом укрой.

Я видел сны, прекрасные порой,
но клятые марали суть полета,
не ведая, что он не той породы,
что мы привыкли видеть под горой.

А за горой реактор жертву ждет,
и царь-девица в пасть ему идет,
чтобы спасти от глада поколенья
детей, не знавших правды и печали,
которым звери пели и качали
их люльки в розах, не знававших тленья.

2
Влажно еще, госпожа, в приближенных лесах.
(Переведи мне из хроник о кошке и мышке.)
Влаги паучье скольженье уместно в слезах,
на территории лета не хочется слышать
плеска и рева великих небесных коров.
(Марфе для действия выдана роза ветров.)

Полдень. На пастбища памяти роза шатров
вышла сережки просить на краю ойкумены.
Ополоумела, что ли? Дать ей шаров
с елки берлинской, отмыть и казнить за измену.
(Розам негоже шататься по злачным краям
это советует деве и деда Хайям.)

Вечер блестящей грозы накормил пауков.
Ярче следы госпожи на траве безответной.
Вязы молчат, и до снятия их париков
переведи мне из хроник о переписке секретной
кошки корявой соседа, вкусившего лунный оскал,
с мышью ворчливой, что грел на груди Ганнибал.

3
Отпуск из воска, там электричка молчит,
и надрываются пчелы, виясь над малиной.
Марки мусоля, на клумбе ребенок ворчит,
праведный ястреб ласкает небесную глину.
Я обретаю ее, если в поле закрою глаза
и зависаю над липой, полной прохладного меда.
Дышит слеза, отзывается в море гроза,
шепот медянок с обочины Божьего следа.

Реалии

Леве Васильеву

Полынья. Не помню имени
семени на дне поляны,
опечаленного пламени
вознесенные изъяны
верескова рода-племени.

Поводырь махорки матерной
из лукошка комья пряжи
выстроил на скверной скатерти,
среди них котенок ляжет
пульсом нежности и памяти.

Ветер деда за горою
разбирает лист на кладбище.
Нищете глаза закрою:
не смотри на двор и пастбище 
горе местного покроя.

Дешевеет дождик. В иней
смех шипит на перекрестке.
Ты перекрестись и выпей
ужас тихий из наперстка 
грех Михнова перед Веней.

«У тумана весел нет»

У тумана весел нет.
Дверь на кончике проспекта
Запелената в жилет.
Резким дворником пропета.

У реки ступеней нет.
Небо пляжа оголяет
Нераскрашенный рассвет.
У вдовы собака лает.

Я верну тебя горе
Македонского замеса.
Гд е ягнята в серебре
Колокольцев от Рамзеса.

Гд е почтенная трава
На обедню точит пальцы
У раскованного рва
Засыпают погорельцы.

Ты да я и тень в тетрадь.
Тень фонтана подземелья
Местью иволги размять
Песен рисовые комья.

Проба-2

Проба-2

Град Сиверской терзает сучий хвост
чванливой туче, жрущей Ломоносов.
У тамошних матросов нет вопросов,
они идут построчно на погост,
как с корабля на бал без папиросы.

Жена ушла в сельпо за абрикосом.
Тимура телка, Пиррова вдова.
Она была по своему права,
когда шпыняла снегом эскимосов.

Твой гопник на обоях ловит розу,
где не растет народная трава,
витает лебедь в трепете морозов.

Такие, мой дружок, метаморфозы
распахивает устная молва,

на чашку дуя и роняя слезы.

«Пройдя к подруге несуразной»

Пройдя к подруге несуразной
На кровный чай
Блуждай по «списку безобразну»
И примечай

Пращу прямого вдохновенья
Руки прямой
Над издыхающим мгновеньем
Вины земной

Владея Меккой этикета
Себе ровня
Местоимение поэта
Пером храня

На ровной мгле самозабвенья
Скрепил настрой
Иного зренья и томленье
Струны иной

И властен милостью страданья
Тебя понять
Не затвердить его молчанья
Не разгадать

«Разыщи себя в камаринском стекле»

Разыщи себя в камаринском стекле
Пузырьком проточным стеклоправа
Велика для четверга оправа
И звезда щебечет на игле

Жесткой прачки зимнего помола
Вынесшей неделю как струю
Талой жизни. Для нее в раю
Жжется место. Видимо посмела

Крепкая забрать себя на грудь
Невозможным маятникам веры
Много ветра прежнего размера
Крошится и валится на путь

И на брови Я тебя не выдам
Не проснусь. Не вытолкну платок
Неразрывный. Ясен ястребок
На ковре отца видавшем виды

«Гуще свистящих в ветвях»

«Говорю Вам, что»

Гуще свистящих в ветвях
Перьев опрятных мазки
Сыграны в сточных полях
Где паровозов свистки
Тужатся в лужах. Нерях
Перебери у тоски.
Цель еще можно спасти
Вырастив снасти.

Цель перебрось за висок
Свыше накормится топь
Рвотным дождем. Завиток
Трона и грома на лоб
Конюха ляжет. Высок
Телом хозяина гроб
Выше хозяина рябь
Взгляды уверенных рыб.

Конюх, делил ли сургуч?
Выдох и поступь полка
Сверят портфели. Кивач
Не напоил облака
Мох у копыта колюч
Кровь и олень не алкал
Конюх, сорвется река
И голышом катыша

Не отрываясь на снег
Не запинаясь на грех
Бык говорите пег?
Груб говорите мех?
Люден и красен век
Черен у края смех
Скошен и влажен текст

Олеся Николаева

Стихотворения

Олеся Николаева поэт, прозаик, эссеист, профессор Литературного института им. Горького. Автор более пятидесяти книг стихов, прозы и эссеистики. Лауреат многих литературных премий, в том числе национальной премии «Поэт», премии им. Бориса Пастернака, и Патриаршей литературной премии. Стихи, проза и эссеистика переводились на многие языки мира, отдельные книги были переведены на французский, испанский, английский, китайский, греческий, румынский и болгарский языки. Живёт в Переделкине.

Антонов

Мне жаль Антонова! Нет-нет,
он жив, а что пропал едва ли:
его на станции «Рассвет»
и в «Толстопальцево» видали.
А что изганник да! На дверь
ему указано: на днище,
ведь и казённое теперь
его отобрано жилище.

За что? На то был свой резон:
он крепко пил! Какие бредни?:
Доцент свалился на газон,
хватая куст, как шанс последний
Какие лекции? При чём
желанье, чтобы без огласок,
когда сам лектор вовлечён
в ристалища теней и масок?
В гуденье рифм, в борьбу идей
Он видит в родине чужбину:
там хам грядет, а там халдей
затаптывает жемчуг в глину.

А я ведь помню век такой,
когда меж снобов и долдонов
изящный, с легкою рукой,
по институту шёл Антонов.

И ворот свежий, и лица
простая лепка так опрятна,
и вкрапленная хрипотца
в негромкий голос деликатна.
Стихи писал. Молва плела:
«мертворожденные», что кокон.
Литературные дела
все побоку, всё мимо окон.

Сколь многие поймут его!
Во тьме, стирающей различья,
так просто обрести родство:
что птичья кость, что жила бычья!
Идти туда, где гуще мгла,
где все свои за плотной тенью,
ждать отзвука, искать тепла,
и петь хвалу самозабвенью!

Так где искать его? А у
ворон не спросишь: «Где Антонов?»
Иди, кричи свои «ау»
среди бомжатников и схронов.
Выходит, муравей в овсе
заметней человека в силе?

Притом его любили все!
Мы все Антонова любили!

Прощённое воскресенье

Назад Дальше