По Первым дням4 Лукреция ходила на собрания вместе с матерью, братом и сестрами. Дом собраний заполнялся. Женщины, похожие на стайку розовощеких синичек в своих черных шляпках, белых шалях и серых платьях, занимали места с одной стороны. С ними были и девочки. Мужчины в широкополых шляпах и темной одежде, вместе со старшими мальчиками сидели с другой стороны. Молчание по Первым дням было глубже, внушало больший трепет. Лукреция искренне молилась о том, чтобы стать хорошей и укротить свой вспыльчивый нрав.
По Первым дням все старейшины собрания красовались на первой скамье во всем своем величии. Этим мужчинам и женщинам доверяли присмотр за членами собрания. Если молодая женщина вела себя несообразно, если мужчина пил слишком много рома и поколачивал жену или не платил долги, если на квакерской свадьбе танцевали и слишком много пили, тогда провинившимися занимались старейшины. Согрешившему члену собрания делали выговор и, если он не раскаивался в содеянном, исключали. Власть старейшин была абсолютной, а их назойливое любопытство частенько оказывалось весьма мелочным. Молодые квакеры учились бояться старейшин и скрывать свои чувства, будь то радость или гнев. В ранний период своего существования квакерство было религией, несущей радость, и собрания были демократичными. Но за последующие годы власть старейшин возросла. Иногда их решения казались совершенно произвольными и несправедливыми. Лукреция видела, что в мире много несправедливости. Но как мог маленький и слабый человечек с ними бороться?
Фотография 1880 года дома, который в наше время является единственным квакерским домом собраний на острове Нантакет. Он был построен в 1838 году. Даже в пожилом возрасте Лукреция Мотт продолжала приезжать на любимый ею Нантакет, но никогда не присутствовала на богослужении в этом доме. (С любезного разрешения Нантакетского исторического общества)
Как-то раз женщина-проповедник говорила на собрании об изгнании Иосифа из Египта и о том, как ему удалось вынести все гонения благодаря тому, что силы ему давал могущественный Бог Иакова. И вдруг Лукреция ощутила, что это послание предназначено исключительно для нее. Если она будет следовать долгу, то и сила придет. Ранним квакерам, насколько ей было известно, приходилось сносить преследования не только в Англии, но и в Новом Свете. Одну женщину, Мэри Дайер, повесили на общинном лугу Бостона. Вот этих достойнейших ранних квакеров, а не их консервативных потомков, и следовало брать за образец. С этого дня Лукреция станет настоящим квакером. А в качестве внешнего символа своей убежденности она будет теперь одеваться по-другому. В основном, ее одежда и так была достаточной простой, но у нее была новая пара туфель с ярко-голубыми бантиками, которые ей изрядно нравились. Как только она пришла домой с собрания, она взяла ножницы и отрезала мирское украшение.
Спустя несколько лет в Нантакет из Род-Айленда приехала с визитом по религиозным делам проповедница Элизабет Когишел. Она была замужней женщиной тридцати трех лет с таким даром проповеди, что ее собственное собрание отправило Элизабет проповедовать для других собраний. Таких мужчин и женщин называли общественными Друзьями. Если общественный Друг был женщиной, тогда члены ее семьи брали на себя заботу о домашнем хозяйстве и детях с тем, чтобы она могла следовать своему водительству. Четырьмя годами ранее Элизабет Когишел предприняла длительную поездку в Англию. Лукреция смотрела на нее с благоговейным трепетом. Стать общественным Другом, путешествовать, говорить, и чтобы тебя все слушали о чем еще могла мечтать квакерская девочка?
В Нантакетском собрании Элизабет Когишел не только проповедовала. Она посетила каждый дом и пообщалась с каждой семьей. Когда она пришла к Коффинам, Томас снова был в море. Анна собрала все свое небольшое семейство и приняла гостью в парадной гостиной самой большой комнате в доме. Простыми словами Элизабет говорила с детьми о том, как важно слушаться Внутреннего Наставника и молиться о даровании нужных сил. Лукреция приняла наставления близко к сердцу, понимая, что ей понадобится много усилий, чтобы научиться контролировать свой непокорный нрав. Казалось, что ее кроткой маленькой сестренке Элизе легко быть хорошей, и даже ее братец, крепыш Томас, не был таким озорником, как она. Несмотря на все ее старания, мама по-прежнему называла ее Болтушкой и укоряла в том, что она «всегда готова ответить ударом на удар». Значит, ей нужно еще усерднее молиться и просить о силе.
В Нантакетском собрании Элизабет Когишел не только проповедовала. Она посетила каждый дом и пообщалась с каждой семьей. Когда она пришла к Коффинам, Томас снова был в море. Анна собрала все свое небольшое семейство и приняла гостью в парадной гостиной самой большой комнате в доме. Простыми словами Элизабет говорила с детьми о том, как важно слушаться Внутреннего Наставника и молиться о даровании нужных сил. Лукреция приняла наставления близко к сердцу, понимая, что ей понадобится много усилий, чтобы научиться контролировать свой непокорный нрав. Казалось, что ее кроткой маленькой сестренке Элизе легко быть хорошей, и даже ее братец, крепыш Томас, не был таким озорником, как она. Несмотря на все ее старания, мама по-прежнему называла ее Болтушкой и укоряла в том, что она «всегда готова ответить ударом на удар». Значит, ей нужно еще усерднее молиться и просить о силе.
К тому времени в семье появилась еще одна маленькая сестричка, требовавшая заботы Мэри родилась в марте 1800 года. За несколько месяцев до ее рождения Томас Коффин вложил все сбережения в покупку собственного корабля «Испытание» с тем, чтобы ходить на нем в Китай. Расходы на переоборудование корабля истощили все ресурсы Коффинов. Когда Томас ушел в плавание, он оставил Анне доверенность на ведение дел, но кроме дома на Фэир-стрит у него мало что оставалось. Не теряя времени, она снова открыла лавку и приготовилась долгое время обходиться без мужа.
Многим детям жизнь без отца может показаться одинокой, но только не детям Нантакета они к этому привыкли. Отцы-моряки появлялись и исчезали, и жизнь семьи продолжалась благодаря матерям. А поддержку в своем одиночестве женщины искали друг у друга. По всему острову обитательницы его постоянно обменивались визитами. Когда мужчины бывали дома, они приноравливались к сложившемуся порядку вещей и тоже отправлялись на семейные чаепития и ужины. Все это казалось нантакетским детям совершенно естественным образом жизни. Годы спустя, когда Лукреция уже жила на «материке», она обнаружила, что у мужчин и женщин разные круги общения. Это открытие повергло ее в состояние шока, она отнеслась к нему в высшей степени неодобрительно. «Странным показалось бы уроженцу Нантакета, если бы муж вдруг не захотел пойти в гости с женой», заметила она.
Но когда отец уходил в плавание, в доме постоянно жил скрытый страх, что он может никогда не вернуться. Китобойный промысел был делом опасным. Случалось, что линь гарпуна обвивался вокруг ноги моряка и уносил его на дно морское. Бывало, что раненый кит мог разнести в щепки целый баркас одним взмахом своего мощного хвоста. А иногда мог пропасть и весь корабль. Зачастую известий от моряков не было месяцами, и когда корабль появлялся на входе в гавань, матери и дети забирались на крыши домов, чтобы первыми увидеть судно. Был ли это тот самый корабль, которого они так ждали? Но обычно они могли узнать, жив ли или мертв какой-то конкретный моряк, только тогда, когда судно уже стояло на якоре у Длинного Причала.
В 1802 году, когда кораблю Томаса уже давным-давно следовало бы вернуться, пришли ужасные новости. Дядя Юрайя Хасси, муж тети Фиби Фольгер Хасси, утонул вместе с кораблем. Сестры Фольгер собрались вместе, чтобы утешить убитую горем семью. Лукреция даже попыталась подбодрить маленькую кузину Мэри Хасси, с которой никогда не ладила. Но на поминальной службе в квакерском доме собраний трудно было сосредоточиться на мыслях о дяде Юрайе, не думая о том, что это может случиться и с тобой.
Прошел еще год. Лукреции исполнилось десять лет, и она целиком и полностью занималась сестренкой. Анны часто не бывало дома, она отправлялась за припасами для своей лавки. Лукреция с помощью бабушки и тетушек присматривала за младшими детьми. Окружающие искренне восхищались ее ранней зрелостью, и она купалась в этом одобрении. Но день шел за днем, неделя за неделей, и росло предчувствие того, что известий от Томаса Коффина они никогда больше не получат.
Но как-то раз на борту парусника, регулярно ходившего из Вудз Хоул в Нантакетскую гавань, прибыл загорелый человек. Он взобрался вверх по холму и уже стоял перед дверью дома на Фэир-стрит, а Анна Коффин о нем еще и слыхом не слыхивала. Это был Томас. Он потерял свой корабль, вынужден был расстаться со своим экипажем, но сам был жив и здоров. Ликование, царившее в то утро в их просторной кухне, дети Коффинов запомнили навсегда.