Ассоциация
(300 лет спустя)
Свежеструганные доски
Точно в ряд, точно в ряд.
Топорам работы вдосталь
Как на солнце горят!
Ладят жёлтые подмостки
На столбы, на столбы,
Да стекают пота блёстки
На мужицкие лбы.
Стружки сыплются под ноги
Если в глаз, так до слёз.
Только что ж я на дороге
Словно к месту прирос?
Будет нынче лицедеям
Где народ завести.
Ну а мне какое дело?
Нет бы мимо пройти
Славно спорится работа!
Улыбнусь, так и быть:
Свежий запах эшафота
Не забыть, не забыть.
Сердце
На берегу канала
(Сумерки сизым плыли)
Два золотых кинжала
Юность мою пронзили.
Ласково-золотые,
Лунные твои очи
В сердце моём застыли
Парой кинжалов прочных.
Девушка из долины
Имени не сказала,
Лишь лепестки жасмина
В воду, смеясь, бросала.
Утром ушла безмолвно
(Вслед тополя кивали)
В белом тумане, словно
В шёлковом покрывале.
Сумерки сизы снова.
Ветер с холмов горячих
В зарослях камышовых
Пойманной птицей плачет.
Рана не позабыта,
Меньше болеть не стала.
В сердце моём разлита
Тёмная гладь канала.
Сумеречное
В сине-серебряном бархате вечер
Струны дождя тревожит
Плачет гитара о верном и вечном
Так, как никто не сможет.
Полночь опустит мантильи на лица,
Песни прервёт и речи.
Вечер уйдёт А сердца будут биться
Верно и вечно.
Кто я?..
«Ну зачем я ввязался в драку?»
Промелькнуло уже в броске.
Жил и жил бы себе собакой
На коротком на поводке.
Погромыхивал цепью важно,
Подвывал на свою луну
Да облаивал стаю вражью
Про себя, отходя ко сну
А что воли хотелось малость
Так учили: умей терпеть!
Но плеснула из горла ярость
На шальную людскую плеть.
Я достану. Ударюсь в пламя.
А потом заблестят ножи.
А потом будут рвать зубами
Те, что псами остались жить.
Кто-то выцедит: «Вот волчара!..»
Может, по боку пнёт ногой
И поймает, почти случайно,
Взгляд ещё не остывший мой.
И отпрянет не то со страху,
А не то и поймёт, дурак
Нет, не зря я ввязался в драку
Граница
Вы видели, как луч идёт сквозь темноту? И что разделяет их?..
Нет ничего более зыбкого и ничего более постоянного, чем грань. Точка перехода. Точка равновесия. Его так легко нарушить
Но сама граница останется неизменной.
Тающий лёд. Сосулька, истекающая капелью. Между водой и твёрдым кристаллом, на грани плюса и минуса вечный ноль.
Светораздел солнца и тени.
Танцовщица на шаре.
Крутящийся диск на кончике иглы в руке жонглёра. Точность на самом краю падения
Чаши весов мироздания, дрожащие от буйства страстей и стихий. Две чаши на тонкой нити над бездной. Они качаются перевесит одна? Другая? Или обе они, переполнившись, разом туго натянут звенящую нить, что на самой грани разрыва. На грани
Точка равновесия. Точка перехода. Момент истины. Каждый миг может стать последним
Но вот уже целая вечность, как бытие перемешано с небытием и держатся нестираемые границы. Всё сплошное переплетение границ, золотое шитьё звенящих нитей.
Этот звон слышен порой на грани луча и темноты.
Геометрия
Люди глядят на небо
Из-за оконных рам,
Проводов и тюремных решёток,
Из-под колючей проволоки,
Через прицел телескопов,
В узкие прорези улиц,
Между высоток, столбов, оград
И кажется им, что небо
Лишь кусок геометрии,
Делящей мир на квадраты,
Квартиры, плацдармы,
Расы, религии, буквы
Мёртвых законов
А небо глядит вниз
И всё ещё ждёт.
Цивилизация
В извилистых серых колодцах,
Вгрызаясь упорно всё глубже,
Живут миллионы уродцев,
Забывших о звёздах ненужных.
Они называют их «башни»
И очень гордятся собою,
Поскольку уродцам неважно,
Куда им ползти головою.
Жажда
От жажды почти умирая,
Шалея под злыми ветрами,
Страна моя, вечно хмельная,
К чему припадаешь губами?
Есть вина печали и лести
И гнева пьянящие мёды,
Есть вина и славы, и чести,
Есть вина любви и свободы.
Одни у господ и вассалов
По чашам широким разлиты.
Другие во мраке подвалов
Засыпаны и позабыты.
А третьих не вызрели лозы,
Как видно, под солнцем России
Сберечь не сумели в морозы
Да летом воды не носили
Колокола
Жажда
От жажды почти умирая,
Шалея под злыми ветрами,
Страна моя, вечно хмельная,
К чему припадаешь губами?
Есть вина печали и лести
И гнева пьянящие мёды,
Есть вина и славы, и чести,
Есть вина любви и свободы.
Одни у господ и вассалов
По чашам широким разлиты.
Другие во мраке подвалов
Засыпаны и позабыты.
А третьих не вызрели лозы,
Как видно, под солнцем России
Сберечь не сумели в морозы
Да летом воды не носили
Колокола
Литые души колоколов
Гудят надрывно и непрестанно.
Гудят «Помилуй!..» Летит «Осанна!..»
Поверх туманов и куполов.
Поверх безличья и суеты,
Над нищетою и над венцами
Гудят обветренными сердцами,
Неотлучёнными высоты.
Любви и боли не нужно слов.
В огне рождённые изначально,
Не позволяют себе молчанья
Литые души колоколов.
У них лечитесь от немоты
Горите, бейтесь, звените сами
Ветрам подставленными сердцами,
Неотлучёнными Высоты.
Вечерняя молитва
Сердце к свече ближе
В готике стен ночи.
Господи, Ты слышишь,
Знаю, чего хочешь.
Дух Твой в меня вложен,
Словно огонь в землю,
Словно клинок в ножны,
Словно цветок в семя.
Вижу: звездой первой
Сумрак небес теплишь.
Слышу, с какой верой
Имя моё шепчешь.
Ода беспризорной кошке, встречающей полнолуние
Бродячая кошка, уставши
От голода, блох и собак,
В полночь не позже, не раньше
Залезет на мусорный бак.
И время застынет послушно
В слиянье луны и зрачка,
Где Нил растекается душным
Цветеньем у ног тростника.
На дне желтоглазом ни тени
Бездомных тревог и обид,
Лишь отблески звёзд и ступеней
До самых вершин пирамид.
Прекрасная Баст, ты всё та же
Бессмертны душа и луна
А храмовый камень всё глаже,
И бредят песком письмена.
И так тебе править и падать,
Храня свои тайны, пока
Миры обращаются в память
И полночь на грани зрачка
Следы
Мы приходим снова и снова.
Эпохи и пространства сменяют друг друга, а мы проживаем судьбу за судьбой, обновлённые, совсем ничего не помня о том, как это было «там» и «тогда». Почти ничего.
Порой мы встречаем знакомых и что-то странное, неуловимое вдруг встрепенётся в душе «Постой! Я знаю тебя?..» Но не удержать этого мига, не понять, что несёт в себе новый изменчивый облик И кто сказал, что лишь человечьим душам назначено проходить эти Круги вместе с нами? Вы помните? как цеплял взгляд и сердце простой, неприметный камешек, подобранный на дороге? И ладонь так не хотелось разжимать А однажды вы присели возле ручья в парке просто парк, просто день, просто ручей вода и как защемило ни с чего в груди и держало вас на этом месте, будто звали по имени
Вы находили, наверное, дерево боже, такое же, как десятки и сотни других! но необъяснимо потянуло прижаться к этому шершавому стволу, погладить рукой Хотелось ещё возвращаться и смотреть, смотреть на него, пытаясь поймать намёк волшебной тайны, навек сокрытой от вас и так хорошо вам известной когда-то Вы растерянно улыбаетесь да, конечно, вы действительно видели такое дерево. И такие облака. И дотрагивались до такого снега. И вдыхали такой ветер и узнавали его, узнавали безошибочно по быстрым толчкам крови в висках, по опьяняющему восторгу или внезапной тоске, которых никому больше не могли объяснить. Да, да