Души исполненный полет
Ольга Киевская
Владимир Леонов
© Владимир Леонов, 2019
Владимир Леонов
Книга Первая
«Поэтесса счастливой смелости»
Ее облик красив и трогателен, как и полагается загадочному алмазу, изыскан и волнующ, подобно бриллиантовому фейерверку. В ней сплав дерзости и лирической нежности, улыбка светит и греет.
Страстью и задумчивой умильностью веет от смуглого живого лица, сверкающего жаждой победы.
Глаза умные и выразительные, ласковые и теплые, круглые как вишенки, в миндалевидном обрамлении, наполненные изумрудной бездной с вкраплениями сердолика и отливом лазури. «Мемфисские глаза» в определении В. Брюсова.
Взгляд, веселый и гордый, озорной и отчаянный, мудрый и красивый романтический, но может мгновенно испепелить загадочная смесь солнца и тумана, притягивающая и одновременно предостерегающая И соловьиным стоном срывается с мужских губ: «Кто ты бес или божество? Леда с картины Леонардо!? Тогда я белый лебедь в твоих руках!»
Профиль египетской царицы Клеопатры блестит предрассветной звездой, будто Эос на небосклоне, освещая всех вокруг: «Вольна по кругу весело бежать/ /И сечь под корень белые секунды».
Огненно-красные волосы будто это Цирцея, или царица Клеопатра, или одна из дочерей Миноса с солнечного Крита. Харита, наделенная магической привлекательностью Во всем достоинство Жрицы, словно она в храме.
Лоб чистый, без единой морщины, кожа на нем натянута, чистая, как тонкий пергамент, ровная как поверхность тихой речки, губы налиты соком, речь увлекательная как прекрасный танец. Живая, как ртуть: «Овал лица повёрнут мило. //С ума попробуй не сойди» «Большая одалиска»
В этой держательнице лиры полностью отсутствует потребность кому-то что-то доказывать, она носитель гармоничного единства внутри. Кто-то зажигает свечу, кто-то фонари, кто-то звёзды. А она зажигает глаза других людей счастьем.
Лермонтовское приятие действительности, лермонтовский бунт это тема поэтессы.
Времён прошедших и грядущих
Вы наш герой.
Жаль, уберечь на смерть идущих,
Нельзя порой
Прочитан, выверен, изучен
Сердец кумир,
Но как без Вас и сух, и скучен,
И пресен мир!
Ваш божий дар неподражаем,
Непобедим.
Непревзойдён, недосягаем,
Неповторим. «М. Ю. Лермонтову»
Лермонтов для нее поэтический образ героического добра, созидающей страсти, неукротимой любви ведь он признавал, что обычные слова могут обладать целебной силой, очищая сердце от скорби, тоски и тяжкого бремени, если они вызваны к жизни теплотой души:
«И ненавидим мы, и любим мы случайно,
Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви
« Жить для себя, скучать собой»
Не что иное, как казнь постылого бессмертия».
Женщина иконической броскости, достойная резца Фидия и восхищения Перикла.
Женщина, внутренний мир которой есть лирический трепет души, обжигающий выплеск чувственной лавы, еще в древности будоражащий мужчин «Кто ты ангел или блудница?».
Женщина «клубок страстей» в равной степени, возводящие ее на трон царицы амазонок, посетившей А. Македонского в Персеполисе, на трон Жозефины де Богарне, императрицы и жены Наполеона, Таис Афинской, возлюбленной А. Македонского, Фрины натурщицы скульптора Праксителя, позировавшей для статуи Афродиты, Элефантиды автора руководств эротического свойства, Ксантиппы, неизменной спутницы Сократа или одевающие ее «в сути власяницы» делая схожей с богинями на полотнах Боттичелли; а рядом наделяют привкусом мифического «Нарцисса, чертами «морской раковины» Камеи, служащей символом римских императриц; или предстать нагой, оставив свою одежду на дальнем мысе Доброй Надежды или опуститься до «Одалиски» прислужницы в гареме, наложницы: «Вы звали?//Я пришла//Поговорить».
Сильный художественный талант, «в ком вызрела великая душа», неожиданно явившийся среди окружающей банальности и погрузивший нас в красоту, емкость и полифоничность русской словесности, аллегорий дерзости и своеволия, выводя ее на новый смысловой уровень будто капли янтаря, слезы мифических Гелиад, омывают нас.
Поэтесса, в стихах которой вьет свое гнездовье «вечный конфликт» между человеком и Вселенной, изложенный в древности лаконично: «Увижу поверю сказал Человек; Поверишь увидишь ответила Вселенная».
Проявление созревшего дарования, отличающегося самобытностью и неповторимостью, мышлением неистовой словесности, отсутствием внутреннего рабства подражательства и стилизации. С предельной субъективностью «поэтического штиля», то есть наличия в нем «внутреннего элемента духа», позволяющего поэтессе выразить не только свои чувства и переживания, но и все, чем живет современник. Собирательница, пантократор уловимого конкретного, личного и ускользающего всеобщего, вечного:
Пусть неведомо нам, что там ждет впереди,
Неизвестность нас не нервирует.
Если встретится Смерть у меня на пути,
Пусть по-царски отформатирует. «Неформатное»
Навязанное ей генезисом происхождения абсолютное добро, и одаренное богами вещее сердце, в котором открыты чувства и сущность людей, тонкие ощущения и видения подлинной красоты, Киевская перевела этот уникальный дар в поэтическую практику, создавая незабываемые идеалы эмоциональные, интеллектуальные, волевые.
Она узнаваема, публична, эпатажна. Ее лирика это искушение, но далекое от троллинга, от провокации и подстрекательства, возбуждения ссор и раздоров. Поэзия у нее это обольщение души, ее «ловля на блесну» интересов и эмоций, целеполаганий и целедостижений. Она волнами, пламенем и огнем (флеймом) страсти искренней расчищает завалы человеческой психики от бесцельной конфронтации с миром, причинения вреда себе и сотворения зла другим (быть «троллями»), она, наоборот, призывает радоваться, наслаждаться и благодарить Бога за то, что он поднимает нас по утрам:
Из немоты небытия
Победно, жертвенно, коряво,
Себя вытягивая, зля
Под окрики «долой» и «браво»! «Поэт, ты в рабстве?
Страсти в ней словно огненные потоки: любовь и ненависть, ум и страдания. На читателя, и прежде всего на молодежь, сильно действует пламень и энергия сердца поэтессы, ее неукротимая, неуемная сила восхищения жизнью. Держательница лиры подобна электрической машинке, от нее летят искры в разные стороны. Они просто обжигают, просто взрывают своим напором, даже некой осознанной предопределенностью, смысловой игрой жизнью:
Я о чувствах как могла,
Миру пела, не лгала:
Звук по зернышку копила,
По крупицам берегла
Пусть бранит теперь молва.
Я дышала, я жила.
О любви вот не допела.
Не успела. Не смогла. «Вашей критики игла»
Перед нами во всем пределе откровения духовное существо, антагонист равнодушия и подлости, жаждущее перемен, очарования, трепетных впечатлений и сладостных ощущений; она алчет добра, любви и понимания, готова взамен этого покаяться, принять искупление:
Я ищу фарватер. Я играю честно.
Я мистификатор. Где я? Повсеместно!
Я с умом в согласье, но с душой в раздоре.
Я вчера был счастье. А сегодня горе.
Суть моя туманна: я фантом Иуды,
Тенью Иоанна я верчусь на блюде.
Мне средь умных судей призраком быть лестно.
Знать хотите, люди кто я? Неизвестно «Кто я?»
Обладательница поэзии живой и ясной, в которой высокие думы и романтическая красота. И главное в которой тема современного ей общества. Она видит его сильным, одаренным, пассионарным, способным на деяние, страсть, творчество. Она органическая, живая часть общества, рефлексирующая, она во власти переживаний и коллизий своего времени:
И вверх отчаянно стремлюсь,
И падаю неловко.
И все, чего я так боюсь
Внезапной остановки. «Вселенские качели»
Смею высказать одно ригористское соображение, понимая, что оно вызовет в ком-то дух Фронды, дух сопротивления: в ней поэзии больше, чем во всей русской словесности. На этот счет автор статьи обратился за поддержкой к библейской общепризнанной мудрости, вложенной в уста Христа: «Да воздастся каждому по делам его по вере вашей да будет вам» (от Матф.)