Отсюда дорога круто поднимается в горку, в подошву Острого. Гора находится достаточно далеко от поселка, так, что зимой никак не успеть сходить туда-обратно за светлое время. Ну, и ничего страшного. В этом недостатке скрыто дополнительное удовольствие. Невозможно описать словами драйв от ночного спуска по этому склону, между молодых деревьев и упавших уже впереди туристов, в свете слабенького четырехдиодного налобника, полный воплей ужаса и восторга («Не упал! Не упал!!»). Технические навыки в вопросах устойчивости на лыжах такие восхождения развивали необычайно. Но сейчас эта дорога уже совсем плотно заросла «бамбуком» молодыми березками, кустами, чьи тонкие и не очень стволики совсем не оставляют места для лыжни или прохода.
Около вершины
Вот странно, кстати. Дороги на Северном Урале забамбучивает лет за пятнадцать напрочь. А лесные тропы и поляны часто известны десятилетиями, и ничего им не делается. Как описана какая-нибудь тропа в первом в истории края путеводителе С. А. Торопова, так и сейчас просматривается она на местности, кое-где заваленная упавшими стволами. И огромные покосы на запад от перемычки между Острым и Чердынским чуть ли не со времен Бабиновской дороги известны, а не зарастают.
Более простой, без бамбука, но более длинный путь начинается от отворота с отсыпной на лесовозную дорогу немного севернее Острого. Отсюда, с дороги Острый выглядит вообще грозно. В эту сторону, на восток, он круто обрывается от вершины вниз, визуально нависает над головой. Лес здесь неплотный, какое-то время можно двигаться, придерживаясь старой дороги, потом она пропадает. Вскоре подъем выводит на редколесье между Острым и Чердынским. За перегибом на северо-запад, начинается верховое болотце, где достаточно воды для ночлега летом. Ну, а зимой ее везде достаточно: топи снег да пей На Чердынский лучше подниматься, держась западного склона, под которым есть большие альпийские поляны те самые доисторические покосы. Напрямую к вершине сложнее, так как на пути окажется крутой, весьма неприятный кулуар.
В хорошую погоду Конжаковский массив и Косьвинский камень
хорошо видны с Острого Тура
В длительном походе, например, с Конжака в нашу сторону, лучше всего начинать подниматься на этот перегиб со стороны нежилого поселка Усть-Тыпыл на востоке там и лесовозки сохранились лучше, и подъем положе. С рюкзаком, да если еще зимой это, знаете ли, совсем не то, что в радиальный выход за день налегке сбегать. Зато уж если в альпийские луга поднялся попал на оперативный простор. Хоть куда восходи, хоть куда потом уходи: на Кадь, на Косьву, а то и верхами на север, на Кваркуш.
Плохая погода здесь правило, а не исключение
Острый Тур сто́ит того, чтобы на него идти, чтобы пробиваться через лес и болото. Другие горы в окрестностях либо поднимаются из леса однообразными «осыпными кучами», либо поросли до вершины редким лесом, затрудняющим обзор, как Молчанский камень или Дикарь. А Острый Тур маленькая, но самая настоящая гора. Здесь есть красивые скальные выходы, пологие осыпи на запад и крутой обрыв на восток, здесь зимой ветер нещадно рвет лицо и одежду, с воем вырываясь из-за снежных застругов. Причем, масштабы-то здесь не городские. Седло перемычки между Острым и Чердынским находится на высоте 675 метров, а сами вершины 924 и 939 метров высотой. То есть подъема тут березниковская телевышка и еще маленько.
Отсюда прекрасный вид на близлежащие горы: Ослянку на юге и громадный Конжаковский массив на востоке, Чердынский и Сухой на севере, за которыми высокие лесистые холмы постепенно переходят в хребет Кваркуш. Внизу на юге, зажатая подножиями Острого камня и камня Дикарь, река летом ревет в порогах, успокаиваясь только ниже устья Березовки. Во все стороны просматриваются обманчиво приветливые старые дороги к Верхней Косьве, к Кади, к нежилому Усть-Тыпылу а сунешься туда, бамбука мало не покажется.
Хорошо здесь, в общем, на этой Одинокой Горе.
Разве что дракона и сокровищ не хватает.
Впрочем, кто знает.
ШУДЬЯ
Двенадцать лет назад я тут тропил. Ох, тропил. То есть шел впереди группы на лыжах, прокладывая лыжню. Мокрый от напряжения, шатающийся, искренне недоумевающий как так, я тут упираюсь изо всех возможных и невозможных сил, а они, сзади, весело беседуя, меня шустро так догоняют?
Хорошо здесь, в общем, на этой Одинокой Горе.
Разве что дракона и сокровищ не хватает.
Впрочем, кто знает.
ШУДЬЯ
Двенадцать лет назад я тут тропил. Ох, тропил. То есть шел впереди группы на лыжах, прокладывая лыжню. Мокрый от напряжения, шатающийся, искренне недоумевающий как так, я тут упираюсь изо всех возможных и невозможных сил, а они, сзади, весело беседуя, меня шустро так догоняют?
Многого же я не знал, на старости лет (как тогда казалось) начав заниматься лыжным туризмом. Не знал, что в лыжном походе теплее, чем в летнем потому что сухо. Не знал, что минус сорок, это не так уж и холодно, важно правильно одеваться и ночевать. Не знал, как новогодний ветерок на вершине легко и непринужденно производит глубокий пилинг лица мельчайшим снегом.
Не знал, что первому, тропящему, идется в разы труднее, чем второму, а третьему еще вдвое легче. По небольшому уклону третий даже может катиться, тогда как тропильщик с трудом проламывает снег и проваливается почти по колено. На Северном Урале снег неприветливый, пушистый, держит плохо. Но красивый особенно на деревьях, расположенных близко к границе леса, и на горах. Там, где лес переходит в безлесье, ветер еще с осени укутывает деревья снежным саваном, плотно облепляющим ветви и превращающим обычную елку в черт-те-что и сбоку сугроб. Иногда даже трудно понять, из какого дерева получился этот носорог, или эта ракета, или эта хитровывернутая загогулина. А еще выше даже такие деревья заканчиваются и в небо белесое под новый год и безумно синее на восьмое марта глубоко врезается снежный, фирновый, скалистый клин горной вершины.