Глобальная политика по-русски  17 - Андрей Григорьев 2 стр.

Артист Ливанов,  с фильма Шерлок Холмс,
Орден Почёта получив от Президента,
Задал и сам ответил на вопрос,
По поводу текущего момента.

«Не вечен я и может быть, уйду,
С поста Главы Родного государства»,
 От Вас услышал, на свою беду,
И ужас к голове моей подкрался.

Вы поднимите к небесам глаза,
Услышите оттуда голос громкий,
«Даже не думай»,  прозвучат слова,
Вскричит Россия и её потомки.

Спецслужбы Украины отличились,
Шесть воинов Российских задержав,
Военные билеты сразу вскрылись,
И мас-халат, и форма камуфляж.

Ещё медаль, -«За возвращенье Крыма»,
У одного висела на груди,
«Разведчики» пришли на Украину,
Чтоб «важные бумаги» унести.

В будёновке, с армейским парашютом,
Про «Штирлица» был в прошлом анекдот,
А в СБУ он вспомнился кому-то,
И пресса в оборот его берёт.

Первый телефонный разговор,
Между Президентов стран великих,
Дружелюбно, праведно прошёл,
Без вранья и обвинений диких.

Отношенья в клочья разорвав,
Предыдущий Президент Облама,
Потихоньку на моря слиняв,
Разгребать оставил всё, на Штампа.

Разговор был сорок пять минут,
Про ИГИЛ и нэньку Украину,
Террористов, что везде снуют,
И про европейскую трясину.

Первый шаг, вступив на мирный путь,
Президенты сделали на встречу,
Террористов вместе бомбанут,
В Мире жить народам станет легче.

Год сорок первый, Кольский полуостров,
Конец июня, немцы подошли,
А парни на высотке бились жёстко,
Чтоб не пробрались через них враги.

Остатки взвода бились с целой ротой,
Осталось два бойца на высоте,
Неравный бой, закончив ночью тёмной,
Патронов не оставили себе.

Фашисты захватили офицеров,
И повели толпою на расстрел,
Но прятали глаза от взглядов смелых,
Что каждый из бойцов на них смотрел.

Два офицера шли, расправив плечи,
С презрением смотрели на врага,
Хоть знали, что уже со смертью встречу,
Ни кто им не отменит, ни когда.

Не пали офицеры на колени,
Не умоляли пощадить, врага,
А с гордостью на палачей смотрели,
За героизм, взлетев на небеса.

Нашли бойцов останки, на высотке,
Когда восьмой десяток лет пошёл,
Когда солдат немецкий эту фотку,
Во время их расстрела произвёл.

Дональд Штамп подписал резонансный закон,
Запретивший, чиновникам Штатов,
Из других государств, принимать на прожор,
И лоббировать тех, кого надо.

Конгрессменам законом кормушку прикрыл,
Незалежной не будет подмоги,
Чем Маккейна и Грэма до «тика» взбесил,
И подвёл конгрессменам итоги.

«Все усилия впредь, только в нашу страну,
До других государств дел не будет,
Кто не хочет понять, я понять помогу,
Чтоб счастливо в стране жили люди».

Что Облама провёл за правленье своё,
Штамп исправил одним документом,
И уж больше хохлов не поддержит никто,
Наслаждайтесь текущим моментом.

В Германии, чтоб выучить немецкий,
Из разных стран студенток привели,
А в группе контингент был только женский,
Общаться на немецком лишь, могли.

Шотландка невзлюбила Россиянку,
С Японкой проводила время, та,
И на уроке сделала «подлянку»,
«Россия где? И что там за страна?»

 Ты знаешь, где Шотландия на карте,
Японию на карте видишь ты,
Меж ними, только сразу не рыдайте,
Просторы моей сказочной страны.

Ответила спокойно Россиянка,
И разноликий женский коллектив,
Зааплодировал, ладошек их не жалко,
Шотландскую заносчивость сгубив.

Всё началось с правленья Красчука,
Халявный газ и денежный транзит,
И как бы ноша не была сладка,
Жаднее становился «хохло-жид».

России перекрытием грозил,
Морозами Европу застращал,
И из трубы себе ещё тащил,
Потом кричал, что якобы не брал.

Политику, как в зазеркалье вёл,
И четверть века приближал майдан,
Три года, как майдан к нему пришёл,
На дне уже, страну всю растерял.

На трассах жёны, дочери хохлов,
Заводов нет и земли продают,
На хуторах по множеству гробов,
Живые до сих пор халявы ждут.

Всё началось с правленья Красчука,
Халявный газ и денежный транзит,
И как бы ноша не была сладка,
Жаднее становился «хохло-жид».

России перекрытием грозил,
Морозами Европу застращал,
И из трубы себе ещё тащил,
Потом кричал, что якобы не брал.

Политику, как в зазеркалье вёл,
И четверть века приближал майдан,
Три года, как майдан к нему пришёл,
На дне уже, страну всю растерял.

На трассах жёны, дочери хохлов,
Заводов нет и земли продают,
На хуторах по множеству гробов,
Живые до сих пор халявы ждут.

«Мост Керченский разрушен, всё снесло»,
Ликуют Украинские каналы,
Показывая «детище своё»,
Шторм и краны на камеру, упали.

Строителями снят на телефон,
За кадром голос: «Шторм, идём пить водку»,
На Украине праздничный фурор,
И комментарий пакостный, вдогонку.

Да, это было, Сочинский причал,
В две тысячи девятом, шторм и ветер,
Тот ролик восемь лет в сети стоял,
Причал отстроен и на нём резвятся дети.

Хотели этой «уткой» укусить,
Над «горем нашим» по глумиться вволю,
Но этот фейк и дня не смог прожить,
Хохлы, глумитесь лучше над собою.

Пётр Даймаленько выгнан из Берлина,
А видимость создал, что много дел,
В Авдеевке военная машина,
Свихнувшись, начинает беспредел.

План ВСУ взорвать склады в Донецке,
Раскрыла спец-бригада ВСН,
От этого и топчутся на месте,
Взяв мирные постройки на прицел.

Три дня из градов, пушек, миномётов,
Бомбят больницы, школы, детсады,
В ответ бойцы, хохлятскую пехоту,
Переодели из шмотья в гробы.

Надеясь на подмогу европейцев,
Стал Киев всем депеши рассылать,
И сразу же ответ пришёл от немцев,
Что надо Киев строго наказать.

Обескуражен бедный боров Вальцман,
Надежды на Европу не сыскать,
А от того, что пригрозили пальцем,
Подгузник срочно надобно менять.

Сказал Виталий Чуркин, Никки Хейли,
На обвинения в аннексии, на Крым,
«Вы в конституции НАРОД в виду имели,
НАРОД в Крыму судьбу свою решил».

И представителю Британии ответил,
Вменявшему России все грехи,
Что путь у Украины чист и светел,
Пока с «печеньками» в неё не влезли вы.