Впрочем, как и в душе, никогда не зарастают травмы и раны никогда, ведь это следы времени. Молодой человек хотел быть счастливым и любимым, но его мучители были сильнее его, и постоянно удерживали в орбите рабства и порабощения, отчего меланхолия и отчаяние закрадывалось в душу Андерсона. Дни шли на пролет чередой однообразных и даже мучительных дней безысходности и бесполезного существования в этом бренном мире рабовладельцев и рабов. Порядки в неволе каменных стен были иными, чем за пределами темницы. Именно потому Андерсон был крайне счастлив сейчас ехать вдаль на своей крепкой лошади, ощущать, как скрепит бархатистое седло и как свистят вожжи. Ветер, кажется, напевал песню в ухо путешественнику, но Андерсон почти не слушал эту ветреную песнь. Солнце иногда ослепляло человека, тогда он напяливал, свои очи, что защищали его от незрячести. Он был благодарен тем, кто был в путешествии безропотные, но вольные птицы, летевшие выше остовов и руин древних городов, а также выше долин и лесов, были его спутниками в странствии.
Город-крепость скрылся где-то за горизонтом вдали, среди чащоб лесных исполинов и змейкой вьющейся дорогой. Оглядываясь назад, Андерсон с улыбкой на устах изучал те километры измерения, что были оставлены им в ходе столь длительного путешествия. Ностальгия была в душе в эти мгновения, но отнюдь не о рабстве, а тех краях, в которых он вырос. Отныне его не мучила ни бездушная королева Ева из каменного замка злых королев, ни циничные надзиратели тюрьмы. Андерсон был свободен, как ветер, и наравне с воздушными стихиями летел по каменистой линейной, как стрела, мостовой, что была проложена на многие километры и мили от лесов и равнин. Цокот копыт звонко разлетался в окрестности, невольно заставляя таинственных зверушек из леса изучать быстро движущуюся цель. Москиты иногда летели роем, висели над дорогой, по которой передвигался человек. Подковы лошади выбивали целую плеяду пыльных облаков, что еще долго висли в стеклянном прозрачном воздухе.
Иногда Андерсон опасался, что его будут искать и преследовать враги. Он оборачивался против ветра, чтобы увидеть, чист ли путь, исчезающий за его спиной. И дорога была действительно чиста, лишь приторное солнце безмятежно млело над горизонтом в оранжево-красных лучах. Уходящий период дня сменялся ночью, что обволакивала мир покрывалом мглы. Усталость охватывала его тело, и даже легкий озноб пробегал по телу, когда такая же изнуренная и потная лошадь на очередной кочке спотыкалась своими копытами, слегка подбрасывая всадника, словно, хотела выбить его из седла. Однако Андерсон был опытный наездник, который не боялся многочасовых странствий и путешествий в конном путешествии. И каждый раз, когда кобыла содрогалась под ним своим телом, он плотнее обхватывал ногами свою лошадь и, зная, что с исчезновением света будет долгожданный отдых.
Солнце исчезло в часу десятом, когда пока что летняя синева неба поглотила последние лучи дневного светила. Длинные тени от деревьев, кустарников и даже остовов и руин древних крепостей в пустоши исчезли вместе с канувшим в забвение солнцем. Андерсон выбрал себе удобную стоянку для ночлега, после чего потянул лошадь за собой, предварительно спрыгнув с нее. Трава была высокой и душистой, обдавала его лицо и тело свежестью и ощущением радости от девственной природы. В дебрях этой зелени существовали мириады живых созданий, что сверчали, ползали, летали и деловито жужжали где-то в чащобе степной растительности. Человек видел их мерцания, порхания, летающие контуры то в высокой растительности, то в чаще леса, где темнота обрела свинцово-мглистый оттенок. Иногда Андерсон глядел в небо, и видел там редкие уходящие за горизонт облачка, отчего молодому человеку хотелось широко шагать посреди этого бесконечного луга, отмеряя километры души в безмерных пределах свободного измерения. Но усталость вынуждала его остудить свой пыл, и вразумляла его сделать перевал в ночи.
Вот и все путешествие сегодня завершено чуть со вздохом выдохнул Андерсон, глядя в рдеющую насыщенными цветами сгущающуюся мглу восточного неба. Марево заката опоясало красками алыми и розовыми от востока до запада. И дивные тени древних духов плясали в кострище Андерсона, когда он развел огонь в этой безмятежной пустоши. Одинокий орел контуром пару раз кружился в вечернем небе, после же канул в пустоте надвигающейся ночи.
Почти белоснежная лошадь паслась на лугу возле Андерсона, когда он сооружал впечатляющее кострище в сгущающемся мраке. Запах гари, а также вкуснейший аромат жареной курицы разносился в округе, ночные насекомые летели к свету, льнули к телу Андерсона, надеясь получить от него кровь или поглотить его потное тело. В животе даже заурчало от голода и потребности в столь аппетитной еде. Ветра почти не было, однако редкие порывы движения воздуха напоминали ему о вкусной еде. Андерсон с вожделением начал поглощать аппетитную курочку, отрывая ей то ножки, то крылышки. Наверное, это было самое отменное блюдо, которое молодой человек полюбил сейчас, и истощенный голодом изумленно впивался с жадностью зубами в упоительную индейку, что сумел поймать в ходе путешествия на юго-запад. Достоверно трудно было сказать, любил ли больше Андерсон жареных куропаток, либо удивительно вкусные в сметане пельмени из периода детства. Радовало, однако, сейчас его не только еда, а сам процесс поглощения столь изысканного блюда после полуголодной жизни в рабстве. Ноги слегка онемели в путешествии, и сейчас человек испытывал если не блаженство, то легкое чувство удовольствия и радости. Если хорошенько поразмыслить, то смысл счастья, конечно же, сводился не только в изысканных блюдах, но также и в отменном здоровье, страстных ночах и интимной близости с красивыми мраморными девицами, что так будоражили сознание Андерсона в дни одиночества. Йомены на небе, называемые, как амуры, почему-то все время были неточны, и каждый раз, когда молодой человек жаждал новой любви, чувства были невзаимны.
Лучше реальности бывают сны они вызывают умиротворение и утешение, в которых есть забвение от жизни. Андерсон уснул прямо у еще тлеющего кострища после сытного ужина. Тонны мотыльков, бабочек и каких-то неизвестных летающих созданий иногда проносились над костром. В глубинах ночной степи заливно распевали сверчки. Рдеющие лучи и отблески солнца в небе исчезли, после чего в небе вспыхнули яркие и удивительно выразительные звезды. Торф тлел в костре, и гарь летела вокруг его ночлежки. Источник видений Андерсона была его собственная жизнь. Оранжево-золотистые лучи влетали в его сознание во сне, словно, потоки дивных волн.
Когда Андерсон уснул, то новая реальность была таковой: он видел полутемное жилище, и маленькая хижина была едва озарена мерцающей лампадкой, а облики кого-то мелькали в глубинах этой хибары. В темноте за окнами хаты также иногда выныривали тени и далекие очертания неведомых зверушек и даже сказочных созданий выходящих из мрака леса и ночи. Мужчина вглядывался в камин, в котором резво шумел огонь. Тени зигзагами содрогались от света, и каждый раз что-то таинственное вырисовывалось на стенах этой неказистой хижины.
Кто здесь? Воскликнул Андерсон пытаясь вызвать из полумрака те облики, что копошились у печи, подкидывая в жаровню дрова. Однако лица никак не хотели поворачиваться к Андерсону, он видел их лишь со спины этих людей, их контуры фигур и даже расплывчатые человеческие облики. Огонь распылялся в каменной плите. Дым иногда вырвался из печки, погружая всю хижину в пелену плотного белесого мрака. Отчего горло сдавливалось чем-то едким. Андерсон во сне даже хотел было вырваться из этого сна, переходящего в кошмарную стадию.
После сны были бесцветными, и их даже не было лишь бесцветная зыбкая пустота беспамятства сновидений. Когда беглец очнулся от своих снов, солнце блистающим оком реяло золотисто над востоком этой земли. Было холодно, и костер давно потух. Кобыла паслась рядом; и, глядя на свою прекрасную кобылу, Андерсон испытал облегчение. Умная же ведь лошадь. Даже во сне, где-то в подсознании Андерсон тревожился о своей кобыле и своем предстоящем путешествии в золотой город.
Когда он позавтракал, то ощутил, что чувство голода исчезло. С утра вновь была вкуснейшая индейка, которую Андерсону удалось подстрелить из ружья вчера вечером. Она бежала вдоль каменистой дороги и не пугалась цокота копыт лошади, отчего мужчина ее заметил, и стрельнул в нее из арбалета. Курица упала мгновенно, чуть трепыхаясь, в конвульсиях смерти. Так мужчина сумел обеспечить себя сытным ужином и отменным завтраком.
Андерсон полагал, что отвратительная и ужасная Ева из замка вновь начнет его преследовать. Именно потому потушив тлеющие угли стоянки окончательно, он вспрыгнул на свою кобылу, с золотисто-русой гривой, помчался дальше к золотому городу.