Сталин, разумеется, обратил внимание на «семафор» посла Шуленбурга, но не стал обращать на это внимание немецкой стороны.
Это особенно важно в связи с тем, что мы страна северная, и очень нуждаемся в незамерзающих портах в акватории Балтийского моря. Экономика развивается, и наши возможности уже не отвечают потребностям. Наши порты в северных морях, к сожалению, не могут работать круглый год. Поэтому нам нужны незамерзающие порты Либава и Виндава. Или, как их ещё называют, Лиепая и Вентспилс. Мы даже готовы взять их в аренду у латвийской стороны. Конечно при наличии доброй воли всех заинтересованных участников.
У Германии такая воля есть! просиял Риббентроп. И, как раз добрая! Именно по этой причине вопрос Польши
Кстати, насчёт Польши
Сталин даже голосом умудрился проставить многоточие так, что оно смотрелось вопросительным знаком. На этот раз гость не смутился: чувствовалась подготовка.
Фюрер считает поведение Варшавы абсолютно недопустимым.
Несмотря на отсутствие восклицательного знака в голосе,
Риббентроп местами перешёл на визгливые ноты.
И он полагает, что напряжение во взаимоотношениях наших стран достигло такой степени, что развязки можно ждать в любое время!
Да, он писал мне об этом.
Под будничный тон не удостоив гостя и взгляда, Сталин спокойно выбил пепел из трубки, и принялся заряжать её новой порцией.
Хотелось бы узнать хотя бы в общих чертах что в Берлине понимают под «развязкой»?
Ну-у ф-ф-ф
Риббентроп в очередной раз растерялся. Он, не дипломат, никак не мог ещё привыкнуть к обезоруживающей прямолинейности Сталина. Русский вождь заходил на интересующий его вопрос, минуя все обязательные и необязательные «дипломатические околичности». Это сразу же давало ему фору, а его визави совсем даже наоборот. Именно поэтому рейхсминистру и потребовался сейчас мгновенный совет Шуленбурга. Он скосил глаз на посла и тот молча смежил веки.
Германия хочет решить все споры с Польшей мирным путём, господин Сталин.
Данциг и «коридор»?
Да, господин Сталин!
Но, если конфликт окажется неизбежным
Многозначительным взглядом Сталин предложил гостю поставить точку и тот не стал уклоняться.
то Германия не переступит демаркационную линию.
Сталин пыхнул трубкой, и молча откинулся на спинку кресла. Некоторое время в кабинете царило молчание. Русские молчали бесстрастно. Шуленбург с Хильгером составляли им компанию. Риббентроп в очередной раз не выдержал проверку дипломатией: побледнел, «заострился» чертами и закусил губу.
Наконец, Сталин «дружелюбно обдал» Риббентропа свежим облаком табачного дыма, и взглянул на часы.
Восемнадцать тридцать. Мы работаем уже три часа. Немецкая делегация, вероятно, желает отдохнуть после дороги.
Лицо рейхсминистра посерело: он «как-то» не услышал в заявлении советского лидера вопросительного знака. Сталин не спрашивал и даже не констатировал: он приговаривал. Приговаривал судьбоносные для рейха переговоры к очередному раунду. Приговаривал, сохраняя на лице «византийскую» невозмутимость.
Боксёры и те нуждаются в отдыхе через три минуты. Но мы дадим господину Риббентропу не три минуты, а три часа. Я полагаю, трёх часов господину министру будет достаточно.
Тут заулыбались даже Шуленбург с Хильгером: они уже немножко изучили юмор советского вождя. Юмор формата «в каждой шутке лишь доля шутки». В данном случае их устраивали оба компонента: и шутка, и её доля. В предложении Сталина никакой трагедии для себя они не усматривали. Ведь переговоры даже не откладывались: в них объявлялся всего лишь «обеденный перерыв». Не сразу, но сообразил это и Риббентроп, отчего раздумал снова бледнеть и кусать губы. Напротив, он даже улыбнулся. Улыбнулся широко, в «истинно аристократической манере».
Ценю Вашу заботу обо мне, господин Сталин. С чувством огромной признательности.
Если нет возражений, то Вы имеете возможность ценить её до двадцати двух ноль-ноль.
Под общий смех Риббентроп и Сталин поднялись со своих мест, и протянули друг другу руки
В десять вечера немцы в очередной раз продемонстрировали свою пунктуальность. Теперь они пришли вчетвером: подключился Гаусс. Немцы поняли, что переговоры выходят на кульминацию, но сочли не лишним продемонстрировать своё понимание ещё и Гауссом. Заодно и русским делался насквозь прозрачный намёк: «чтобы герру Гауссу два раза не ходить».
Под общий смех Риббентроп и Сталин поднялись со своих мест, и протянули друг другу руки
В десять вечера немцы в очередной раз продемонстрировали свою пунктуальность. Теперь они пришли вчетвером: подключился Гаусс. Немцы поняли, что переговоры выходят на кульминацию, но сочли не лишним продемонстрировать своё понимание ещё и Гауссом. Заодно и русским делался насквозь прозрачный намёк: «чтобы герру Гауссу два раза не ходить».
Господин Сталин, на первой нашей встрече Вы сказали цитирую дословно: «О юго-востоке Европы мы поговорим как-нибудь в другой раз». Смею заметить, что этот раз именно «другой». Вам так не кажется?
Сталин усмехнулся и пыхнул трубкой.
Не возражаю.
В таком случае, немедленно оживился Риббентроп, хочу сразу же ознакомить Вас с точкой зрения фюрера: «Германия признаёт за Советским Союзом интересы на Балканах, в бассейне Чёрного моря, и
Риббентроп сделал выразительную паузу.
даже в Турции». То есть, мы, господин Сталин, признаём объективную заинтересованность Советского Союза в Константинополе и в пересмотре конвенции Монтрё о проливах конвенции, явно дискриминационной по отношению к Советскому Союзу.
Выдав текст на одном дыхании, Риббентроп впился глазами в лицо Сталина. Делал он это соло: Шуленбург и Хильгер знали, что дальше будет: ничего не будет а Гаусс шлифовал в уме формулировки договора. По этой причине и разочаровывался Риббентроп в одиночку: реакция Сталина оказалась совсем не такой, какой ожидалась. Да ещё под нестерпимо «отсутствующее лицо» Сталина.
Благодарю Вас, господин Риббентроп, за столь широкий жест, но Советскому Союзу будет достаточно и демаркационной линии. На тот случай, если то, что может случиться с Польшей, и в самом деле случится с ней. В чём мы действительно заинтересованы так это в том, чтобы населённые этническими украинцами и белорусами земли сегодняшней Польши не стали в очередной раз зоной чужих интересов. Я понятно выражаюсь?
Дружелюбием в дружелюбном голосе Сталина и не пахло и Риббентроп поспешно кивнул головой.
Да, да, господин Сталин! Мы Вас прекрасно понимаем!
Тогда, если наш уважаемый гость не возражает, займёмся делом. Итак, советская сторона ознакомилась с германским проектом договора. Германская сторона ознакомилась с советским проектом договора. Все обнаруженные недочёты и разночтения устранены в ходе предварительного согласования. Или я ошибаюсь?
Рибеннтроп оглянулся на Гаусса и тот еле заметно пожал плечами: «на Ваше усмотрение, герр рейхсминистр».
Нет, господин Сталин, Вы не ошибаетесь.
Тогда имеет смысл, как говорят русские, «переписать набело».
Риббентроп вновь покосился на Гаусса. На этот раз тот откликнулся с большей заинтересованностью: слова русского лидера предполагали теперь и участие специалиста в области права.
Мы согласны, господин Сталин, «перевёл» Гаусса Риббентроп.
Сталин обернулся к Молотову и тот немедленно передал ему папку с вложенными в неё машинописными листами. Сталин раскрыл папку.
«Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом» Нет возражений против того, чтобы слово «Германией» стояло впереди слов «и Советским Союзом»?
Сталин иронически прищурился в Риббентропа.
Никакого подтекста здесь нет. В том смысле, что если кто-то указан первым, то и наибольшая угроза якобы от него. Это указание не намёк на вероятного агрессора, а всего лишь соблюдение требований алфавита, как латинского, так и кириллицы. Что скажете, господин Риббентроп?
Возражений нет, господин Сталин.
Тогда идём дальше, удовлетворённо кивнул головой Сталин. В согласованном проекте семь статей. Этого количества достаточно?
Риббентроп повернулся к Гауссу и тот кивнул головой.
Достаточно, «перевёл» рейхсминистр.
За прошедшее время позиция немецкой стороны в отношении статьи второй проекта Договора не изменилась?
Не отличавшийся ни феноменальной памятью, ни особенным прилежанием, Риббентроп растерянно отвесил губу и тут же подался развёрнутым ухом к губам консультанта. Гаусс что-то быстро зашептал «в рейхсминистра». «Ознакомившись со шпаргалкой», Риббентроп вернулся в вертикальное положение.
Господин Сталин, не сочтите это невежливостью, но могу я, в свою очередь, поинтересоваться, не изменилась ли редакция статьи второй в советском проекте? Без ответа на этот вопрос я не смогу ответить на Ваш.