«Пускай лучше тут купят, чем всякой отравы напьются в подъезде. Да и все равно найдут, где купить», из двух зол продавщицы выбирали если и не меньшее, то хотя бы то, что приносило прибыль их ИП.
Брать от жизни все, говорите, участковый хмуро читал написанное корявым, но кричаще-протестующим почерком детское объяснение со страницы административного протокола.
В отделении участка пахло сигаретами, потом и чуть-чуть правосудием.
Жене было лет 14, и они с друзьями не смогли убежать от милицейского бобика. Пивные бутылки снарядом были переброшены через оградку детского садика, но уничтожение улик все же было замечено доблестными блюстителями закона.
Раз уж все берете, так брали бы там, не знаю, книжки в библиотеке, продолжал милиционер. А то говорите, что берете все, а берете-то говно одно.
Хорошо хоть, не отправили сдавать анализы. Найденное пытливым медиком в крови и других естественных жидкостях организма содержимое не обрадовало бы ни участкового, ни сидящую в углу комнаты милицейского участка, спешно прибежавшую с работы маму.
В таких ситуациях меняющейся мимике мам могла бы позавидовать любая драматическая актриса посвященные Жене поджатые губы и сверлящий взгляд, который, казалось, был способен оставить клеймо, быстро сменялись хлопаньем длинных ресниц, неловким перебиранием пряди волос и клятвенным заверением по приходу домой устроить юному борцу с системой такую выволочку, что она, мать родная, его сама не узнает.
Уж лучше бы она кричала. Последняя фраза про выволочку, произнесенная нежно-вкрадчивым голосом, не сулила ничего хорошего. Это означало, что мама донесет всю свою ярость до дома, не расплескав ни капли.
Как 18 стукнет, в армию отправляйте, пробурчал милиционер, сухо посмотрев на развязно сидящего Женю. А то потеряете пацана.
Женю это сильно задело его тут даже не считали полноценным участником разговора и обращались напрямую к маме, а не к нему. Его мнения вообще никто не спрашивал, как будто его мама была хозяйкой непослушного пекинеса, который сорвался с поводка и облаял прохожих.
Выйдя из участка, мама решительно устремилась вперед, оставив Женю позади.
Женщины всегда обижаются одинаково. Женя плелся следом и по звучному цоканью ее каблуков пытался определить, насколько все серьезно.
Да, обижаются одинаково. Зато каждый раз непредсказуемо. Судя по звуку, тянуло на 6 баллов по шкале Рихтера, а то и на все 8. Бойкотом и спрятанной компьютерной мышкой уже явно не отделаться. Эти меры себя изжили. Бойкот даже в радость, а компьютерную мышку мама прятала за аптечку, под бинты. Или в комод с обувью. Так или иначе, взрослые недооценивают способности зависимого от компьютера ребенка в нахождении пластикового предмета на проводе в квартире площадью 40 кв. м.
Обращаться к маме сейчас или пытаться оправдываться было не только бесполезно, но и чревато тут надо было выждать паузу. Тонкий перешеек, отделяющий его от Гольфстрима из «Я в тебя столько сил вложила» и «Да сколько уже можно», можно было нарушить одним только не вовремя протянутым «Ну маам».
Поэтому, засунув руки в карманы, Женя угрюмо волочился следом, рассматривая попадающихся по пути прохожих.
Те выглядели не лучше насупленные мужики в костюмах и с дипломатами, женщины с поджатыми губами, агрессивно стреляющая глазами молодежь.
В России не принято улыбаться просто так. Для этого нужна какая-то веская причина. Широко улыбающийся незнакомый человек, идущий тебе навстречу, вызывает стойкое желание прижать покрепче сумку и бросить хмурое «Спасибо, не интересует». Только в России замечают неестественность улыбок в рекламах йогуртов, майонезов и шоколадок. Не заметить трудно в этих рекламах даже старый дед, спустившийся к столу, улыбается и шутливо журит краснощекого внука, вместо того чтобы жаловаться на больные ноги и маленькую пенсию. Отец семейства сладко улыбается жене, а она обвивает его за шею и прижимается к щеке. Подозрительная нежность для людей, состоящих в браке. Складывается ощущение, что он вчера ей изменил, а она разбила его машину. Только никто об этом еще пока не знает. Все это счастливое семейство напоминает сценку из какого-то театра абсурда или американского ситкома. Идиллическое семейное помешательство сразу бросается в глаза и вызывает ухмылку.
А в моменте, где вся семья, лучезарно улыбаясь, смотрит в камеру, надо писать внизу предупреждение: «Не повторяйте дома. Выполнено профессионалами».
Дома мама решила, что ей надо выговориться. Или вернее, выкричаться. Для этих целей бойкот явно не подходил. Начали без прелюдий. Мама с порога развернулась на 180 и залепила звонкую пощечину. Задетая над дверью виселка с колокольчиками и висящей подковой (вроде бы она называлась музыкой ветра, или что-то типа того) тревожно бренчала, сливаясь со звоном заложенного от удара уха. Подкова раньше висела над дверью. Мама ее то вешала, то снимала ей все казалось, что соседи будут коситься на них, как на язычников. Отец ее успокоил, сказав, что подкова висела над дверью даже у Нильса Бора. А если великий физик не видел в таком легком фетишизме ничего зазорного, то обычная семья из Екатеринбурга тем более.
«Весь в отца», эхом отдалось в барабанных перепонках.
«А вот и вспомнили, хмуро подумал Женя. Да уж. Если бы мне платили каждый раз, когда я слышал эти слова»
Предательская слезка капнула на треснутый кафель. Было обидно.
Жаль, что у него не было пульта, как у Адама Сэндлера он бы просто промотал этот акт воспитания или нажал бы кнопку skip.
А вообще, в тот день он чувствовал себя даже немного героем пускай и со славой Герострата. Месяц назад он бросил ненавистную музыкальную школу и вытекающие оттуда уроки хора, сольфеджио и фортепиано. Родители сначала ахнули, но оставили все как есть. Это-то и пробудило в нем новое чувство собственной значимости. Капитулируя, родители сами обесценили свои слова «А ну-ка марш» и «Делай через не хочу» отныне он знал, что эти слова ничего не стоят. И делать он может как хочет и по-своему. Теперь на каждое «Марш!» он может устраивать свой собственный марш несогласных. Те три с половиной года музыкальных страданий, оказывается, можно было легко оборвать. Он помнит удивленное лицо своей учительницы пения, когда родители пришли забирать его документы. Другие ребята преследовали его до ворот и выпытывали правду, думая, что он блефует. Никто не хотел верить, что он покидает место ссылки и теперь вот так вот преспокойно будет смотреть дома «Черепашек ниндзя», пока они мучают музыкальные инструменты, свои голосовые связки и преподавательские уши. Женя старался пожимать плечами как можно невозмутимее, хотя внутри него царил праздник.
Правда, в отношении школы родители были более непреклонны. А жаль. Хотя два раза в одну и ту же воронку молния не бьет. Даже если выкинуть все громоотводы. Будь их воля, министерство образования и родительские комитеты с удовольствием подправили бы биографии Стива Джобса и Билла Гейтса в частности, ту часть, где они бросили школу. Этот факт сильно бьет по репутации учебных заведений. Будешь ссылаться ребенку на дворника, а он тебе на Билла Гейтса.
Как и все учителя музыки, их преподаватель сольфеджио была немного не в себе и целиком отдавалась своему искусству.
Как же так, это же Steinway а вы: гроб на колесах, она искренне всплескивала руками и куталась в шаль, как будто пыталась загородиться от холодного детского непонимания.
На нем и только на нем играл Рахманинов, продолжала она.
На детей авторитетность фамилии никак не действовала они глазами искали ученика, волею судеб носившего такую же фамилию. С немым вопросом что особенного он в этом пианино нашел. Но судьба была, как всегда, иронична Рахманинов (не Сергей, а Костя) не обладал ни музыкальным вкусом, ни талантом. У него были не руки, а хватательные лапы из автоматов с плюшевыми игрушками. Из них летело все. Партитура, сменка и мелочь. Чего уж говорить об игре на пианино. Хронический проблемоголик. Не человек, а 99 problems или 22 несчастья. Ожидавшие своих внуков бабушки, перешептываясь, называли его сомнамбулой. Дети же были чуть проще и называли его придурком. А уж если кого-то обсуждают взрослые, то этим самым они дают полный карт-бланш делать то же самое своим детям. Пускай потом не удивляются.
Рахманинова приводила мама и передавала учителю из рук в руки. Не фигурально. Легким толчком в спину (таким обычно подталкивают подслеповатого котенка к миске) его мама направляла свое чадо к распахнутым дверям музыкального класса, откуда уже доносился «распевочный» «Собачий вальс». Уходила она только тогда, когда появившаяся в дверях учительница фортепиано увлекала незадачливого однофамильца в мир музыки. На бесконечные для него 45 минут.