В морге, с удивлением ответил полицейский. Где же ему еще быть?
Можно переговорить с Наташей и другими слугами?
Пресса у нас взялась за работу полиции?
Нет. Просто поможем друг другу, приветливо ответил Горчаков и, получив соответствующее разрешение, направился в комнату секретаря Федоровской.
Наташе было около тридцати, женщина довольно миловидная, только слегка портила полнота. Красные от слез глаза смотрели на Горчакова испуганно, устало. Он протянул ей визитку и спросил:
Несколько вопросов, если позволите?
Я уже все рассказала полицейским.
Александр применил весь свой шарм и обаяние, ласково улыбнулся, блеснув белоснежными зубами, и доверительно шепнул:
А мне можно?
Девушка горько вздохнула:
Тяжело это очень тяжело.
Понимаю. Вы ведь были близки с хозяйкой?
Не скажу, чтобы очень. Да и не могло между нами быть близких отношений. Зинаида Петровна известная актриса, пусть периферийного театра. Ее приглашали с выступлениями в Белгород, в Ростов, в Харьков. А кто я? Мелкая служащая. Только служила всегда честно.
Вы, как секретарь, были в курсе ее дел?
Рабочих да.
А личных?
Возлюбленными ее не интересовалась Если намекаете на это
А они у нее были? заговорщически подмигнул Александр.
Как у любой женщины.
Наташа осеклась, боясь, что сказала лишнее. Пресса не полиция. Здесь не следует особо раскрываться. Да еще предстоит искать новую работу. Наболтай она про хозяйку, пусть мертвую, пойдет молва: сплетница. И тогда точно нигде в Старом Осколе не устроишься.
Горчаков все это понимал, но сдаваться не собирался. Как бы невзначай сказал:
Ходили разговоры про связь Зинаиды Петровны с управляющим банком Ереминым?
Не видела, не знаю.
Но ведь он у вас частенько появлялся.
Какое частенько! Заедет раза два или три в месяц.
«Значит, заезжал!»
Поговаривали, что и госпожа Федоровская к нему была неравнодушна.
Чушь! Ей и тридцати не было, а ему почти семьдесят. Кому интересен старик? здесь она выразительно посмотрела на Александра.
А деньги?
Деньги у моей хозяйки водились.
У актрисы периферийного театра?
Я же говорю: бенефисы у нее были, по всей России каталась.
Но и бенефисами, дорогая Наталья, на такую роскошь не заработаешь. Вон какой дом! А от ее нарядов все модницы с ума сходили! У жен наших фабрикантов ничего подобного не было. Моя шефиня только и обсуждала ее наряды!
Да ну?
Точно! Уже номер в печать подписывать, а она: «Нет, вы видели, какова была сегодня Федоровская на балу у главы города! В Париже все это куплено, в Париже! Я целую ночь не спала».
Наташа слишком серьезно восприняла его браваду и осторожно заметила:
Может, Еремин давал ей что.
А кого-то еще она привечала?
Скрытная она была!
Но раз вы секретарь, ведете ее дела, неужели не полюбопытствовали: откуда у вашей хозяйки такие доходы? Вдруг они не совсем честные?
Тут Александр понял, что явно переборщил, лихая кавалерийская атака захлебнулась. И Наташа смекнула, что этот красавчик ради своих целей запрягает ее по полной, сразу насупилась, ушла в себя. Однако Горчаков не отступал, попросил ее рассказать о событиях прошедшей ночи. Наташа с минуту поревела, а затем начала:
Где-то около полуночи Зинаида Петровна вызвала меня и горничную Лику, объявила, что собирается встать поздно, дел с утра нет. Так чтобы без надобности не будили.
А она всегда вставала поздно?
Нет, только после спектакля.
А вчера спектакля не было?
Нет.
Она не показалась вам взволнованной?
Трудно сказать. Вроде бы нет.
Чего-нибудь необычного в ее поведении не заметили?
И опять Горчаков посмотрел на нее ласково-ласково, может, растает, расколется? Но ее ответ разочаровал:
Не заметила.
Ну а что случилось потом?
Мы пошли спать.
Ничего не слышали? Ни шума, ни
Ничего.
Что случилось утром?
Около восьми стук в ворота.
Откуда вы знаете, что около восьми?
Он меня разбудил, я и посмотрела на часы. Еще подумала: кто это в такую рань?
И?!..
Матвеич, дворник, пошел открывать. А там человек с депешей из Белгорода.
Открыл ему точно Матвеич?
Да. Он сам сказал. Матвеич сообщил Лике, та мне. Я и встретила того с депешей.
Наташа, а описать этого человека можете?
Ему лет двадцать. Имя вот имя забыла. Протягивает документ, мол, срочно на подпись Зинаиде Петровне. Я ему: «Будить хозяйку нельзя. Обожди немного». А он ни в какую! Ему еще обратно возвращаться. Я даже предложила расписаться вместо нее. «Нельзя, отвечает, документ финансовый! Вдруг у Зинаиды Петровны вопросы будут, претензии. Пусть сразу отпишет».
Что было в том документе?
Новый контракт на выступление в Белгородском драматическом театре.
И что дальше?
Но секретаря Федоровской будто заклинило. Ей предстояло перейти к самым страшным событиям.
Я вынуждена была нарушить приказ хозяйки, постучала. Только она не открыла. Постучала снова и снова. Кто-то из слуг предложил войти
Кто именно?
Не помню Я вошла, а там
Наташа закрыла руками лицо, снова зарыдала. Горчаков помолчал, но нормального разговора уже не получалось. Он спросил: мог ли кто-нибудь ночью войти в дом? Возможно ли вообще проникнуть в спальню хозяйки, не привлекая внимания («Собак ведь в позднее время наверняка спускают с цепи, они бы лаем разбудили домочадцев»)? Не точил ли на Зинаиду Петровну зуб кто из слуг? На все вопросы секретарь качала головой и повторяла:
Не знаю! Ничего не знаю!
И только когда Александр поинтересовался: «Не пропало ли чего ценного?», Наташа встрепенулась:
Полиция тоже спрашивала. Все ее драгоценности на месте. А деньги Зинаида Петровна хранила в банке.
Откуда вы знаете, что драгоценности на месте?
Они находились в запертой шкатулке. Потом полиция ее вскрыла.
Может, что-то пропало? Какая-то «безделушка»? допытывался Горчаков.
Нет! Я хорошо знаю драгоценности хозяйки, Наташа прервалась, точно брякнула лишнее.
Следующей была Лика, оказавшаяся полной противоположностью плачущей Наташе. Разбитная, румяная, высокая, она сама налетела на Александра и перво-наперво сообщила, что учится в университете, а здесь просто подрабатывает. Смерть Федоровской девушку совсем не волновала. «На домашнюю прислугу большой спрос. Не здесь, так в другом месте!» безжалостно констатировала Лика.
Как и Наташа, она ничего не слышала («Крепко спала!»). Проснулась утром, когда началась суматоха из-за прибытия парня из Белгорода, точнее, ее разбудили («Чего вставать, раз хозяйка просила не беспокоить»). В комнату к Зинаиде Петровне заходила Наташа, от нее Лика и узнала о страшном преступлении.
О жизни хозяйки она могла сказать мало, поскольку работала здесь недавно. Однако эпитеты, которыми она награждала Федоровскую, не казались лестными. «Заносчивая! Хамоватая! Орала на слуг по любому пустяку». Лика заявила, что в любом случае бы отсюда ушла, «здесь ей до чертиков надоело». О драгоценностях хозяйки не знала ничего, как и о каких-либо криминальных делах. Зато едва разговор зашел о возможных любовниках Федоровской, девушку понесло:
К ней не только Еремин заезжал. Многие инкогнито.
Даже так? удивился Александр.
Они не представлялись. Третьего дня, например, один высокий, черноволосый с усищами, постучал в ворота и потребовал: «Проведи к хозяйке!» Я было спросила: «Кто? И по какому делу?», а он вдруг перебил, да так резко: «Друг я ее. Так и передай Зинаиде: друг приехал».
И она его приняла?
Еще как принимала! В кабинет свой провела, закрылись. И долго-долго не открывали.
Думаете, любовная сцена?
Кто же скажет? Да и мало ли зачем двое уединяются. Вот мы с вами сейчас тоже вдвоем
Судя по игривому тону, Лика была не прочь броситься Горчакову в объятия. Да и он бы пошалил с девицей. Но не сейчас. Прежде следовало сообщить редакции о своих первых выводах.
Александр перекинулся с Ликой еще парой фраз, пообщался с другими слугами. Затем вышел во двор, внимательно осмотрел дом. Спальня Федоровской на втором этаже, окно открыто. И, наверное, было открыто всю ночь. И все-таки довольно сложно сюда пробраться, не привлекая внимания.
Кто-то должен был услышать убийцу! Если только Зинаиду не прикончил один из домочадцев?
Дежуривший сержант язвительно поинтересовался: узнал ли Горчаков что-либо интересное? Александр в ответ вдруг хитро подмигнул:
Так, кое-что.
Пусть полиция теряется в догадках!
Глава вторая
Центральная улица города, носившая ранее название Курская, не так давно была переименована в улицу Колчака-освободителя. На такой шаг депутаты земского собрания пошли не по воле Верховного правителя России, а, скорее, против нее. Но уж очень всем хотелось почувствовать близость знаменитого адмирала. Когда-то здесь уютно располагались маленькие домики, торговые лавки, несколько церквей. Ныне все изменилось: дома взмывали ввысь, новенькие магазины пестрели заманчивыми вывесками, а кроме того банки, конторы, здание администрации, рестораны, кафе. Короче классический европейский город, но с русской спецификой.