Русские шутят: если вы проснулись и у вас ничего не болит, значит, вы умерли. И хотя жизнь вовсе не сводится к боли, способность испытывать боль, интенсивность которой ни с чем не спутаешь, один из главных признаков того, что человек жив. Шопенгауэр сказал: «Вообразите род сей перемещенным в некую Утопию, где все растет само по себе, а кругом летают жареные индюшки, где люди находят себе любимых без малейших затрат времени и удерживают без всякого труда: в таком месте люди будут умирать от скуки или вешаться, а некоторые начнут драться и убивать друг друга и так станут создавать себе большие неприятности, чем те, которыми без того наделила их природа диаметральная противоположность страданию есть скука», писал А. Шопенгауэр[15]. Я верю, что боль следует преобразовывать, но не забывать, перерабатывать, а не уничтожать.
Я убежден, что некоторые из главных числовых параметров депрессии основаны на реальности. И хотя нельзя не видеть за цифрами реальность, они говорят о пугающих вещах. Согласно последним исследованиям, около 3 % американцев (примерно 19 миллионов человек[16]) страдают хронической депрессией. Более 2 миллионов из них это дети. Маниакально-депрессивным, или, по-другому, биполярным, расстройствам подвержены 2,3 миллиона человек[17], они представляют собой вторую по частоте причину гибели молодых женщин и третью молодых мужчин. Депрессия, согласно DSM-IV, главная причинаинвалидности среди людей старше пяти лет как в США, так и за их пределами[18]. Повсеместно, включая и развивающиеся страны, депрессия приносит больше ущерба, чем любое другое заболевание, кроме сердечно-сосудистых, особенно если включить и преждевременные смерти, и годы нетрудоспособности. Депрессия украла у людей больше времени, чем войны, рак и СПИД вместе взятые[19]. Многие болезни от алкоголизма до сердечно-сосудистых заболеваний маскируют депрессию, которая зачастую является их причиной[20]. Если вдуматься во все это, депрессия величайший убийца на земле.
Ныне лечению депрессии уделяют много внимания, однако только половина страдающих большой депрессией американцев получала помощь от священника или психолога[21]. Из этой половины около 95 % идет к врачу общей практики[22], зачастую не имеющему представления о сложностях психики. Взрослым американцам, страдающим депрессией, верный диагноз ставят лишь в 40 % случаев[23]. И несмотря на это, около 28 миллионов американцев то есть каждый десятый принимают SSRI (селективные ингибиторы обратного захвата серотонина, например прозак)[24], и вряд ли меньшее количество лечатся иными препаратами. Меньше половины тех, чью болезнь удалось распознать, получают правильное лечение. Коль скоро депрессию устанавливают у все большего числа людей, все труднее становится вычислить точную цифру смертности[25]. Традиционная статистика утверждает, что примерно 15 % страдающих депрессией совершают самоубийство; эта цифра верна для тех, кто испытывает депрессию в наиболее тяжелой форме. Недавние исследования показали, что от 2 до 4 % страдающих мягкой депрессией также кончают с собой или же погибают от спровоцированных депрессией болезней. И это ошеломляющий результат. 20 лет назад только 1,5 % людей страдали медицинской депрессией, ныне их доля выросла до 5 %, и примерно 10 % американцев предстоит испытать в своей жизни атаки серьезной депрессии. Около 50 % станут жертвами некоторых симптомов депрессии[26]. Число клинических случаев возросло, многократно возросла и возможность лечения. Диагностика становится все точнее, но это не объясняет масштабов проблемы. Случаи депрессии в развитых странах наблюдаются все чаще, особенно у детей. Депрессия настигает все более молодых людей, впервые давая о себе знать примерно в 26-летнем возрасте[27], на 10 лет раньше, чем у предыдущего поколения; маниакально-депрессивные состояния (биполярные расстройства) развиваются и того раньше. Дело обстоит все хуже и хуже.
Редкие заболевания лечат так много, но одновременно так мало, как депрессию. Пациентов, полностью утративших трудоспособность, обычно госпитализируют и интенсивно лечат, хотя нередко их депрессию принимают за другие заболевания, которые она спровоцировала. В то же время в мире огромное количество людей, которые едва держатся и, несмотря на революционные достижения психиатрии и психофармацевтической индустрии, продолжают испытывать мучения. Более половины нуждающихся в лечении 25 % пораженного депрессией населения никакого лечения не получают. Около половины тех, кто лечится, примерно 13 % населения получают ненадлежащее лечение: как правило, транквилизаторы или психотерапевтическую помощь. Половина оставшихся около 6 % населения получают неправильные дозы медикаментов или недостаточно продолжительное лечение. Итак, только около 6 % страдающих депрессией лечат адекватно. Но и среди них нередки случаи отказа от медикаментов, в основном из-за их побочного действия. «Лишь 12 % получают действительно оптимальное лечение болезни, которую вполне можно контролировать относительно недорогими препаратами, редко дающими побочные эффекты», утверждает Джон Гриден, директор Института исследований психического здоровья Массачусетского университета. На другой стороне спектра скапливаются те, кто считает, что при самых мягких симптомах следует заглатывать пригоршни пилюль, и тогда жизнь будет прекрасной.
Редкие заболевания лечат так много, но одновременно так мало, как депрессию. Пациентов, полностью утративших трудоспособность, обычно госпитализируют и интенсивно лечат, хотя нередко их депрессию принимают за другие заболевания, которые она спровоцировала. В то же время в мире огромное количество людей, которые едва держатся и, несмотря на революционные достижения психиатрии и психофармацевтической индустрии, продолжают испытывать мучения. Более половины нуждающихся в лечении 25 % пораженного депрессией населения никакого лечения не получают. Около половины тех, кто лечится, примерно 13 % населения получают ненадлежащее лечение: как правило, транквилизаторы или психотерапевтическую помощь. Половина оставшихся около 6 % населения получают неправильные дозы медикаментов или недостаточно продолжительное лечение. Итак, только около 6 % страдающих депрессией лечат адекватно. Но и среди них нередки случаи отказа от медикаментов, в основном из-за их побочного действия. «Лишь 12 % получают действительно оптимальное лечение болезни, которую вполне можно контролировать относительно недорогими препаратами, редко дающими побочные эффекты», утверждает Джон Гриден, директор Института исследований психического здоровья Массачусетского университета. На другой стороне спектра скапливаются те, кто считает, что при самых мягких симптомах следует заглатывать пригоршни пилюль, и тогда жизнь будет прекрасной.
Уже давно установлено, что появление супермоделей извратило представления женщин о самих себе, потому что спровоцировало несбыточные надежды[28]. При этом психологическая супермодель XXI века едва ли не опаснее, чем физиологическая. Люди то и дело экзаменуют собственный рассудок и отметают собственные настроения. «Это феномен Лурда, говорит Уильям Поттер, возглавлявший психофармакологическое отделение Национального института психического здоровья в 1970-1980-х гг., когда разрабатывались новые препараты. Когда опрашиваешь множество людей о том, что они принимают и как это действует, получаешь рассказы о чудесах. Ну и о трагедиях тоже». Прозак очень легко переносится, его могут принимать почти все, и почти все принимали. Его опробовали на людях с жалобами на легкие недомогания, причем тех, кто не лечился антидепрессантами старого поколения: ингибиторами моноаминоксидазы (англ. monoamine oxidase inhibitor, MAOI), или трицикликами. Даже если у вас еще нет депрессии, он убьет тоску в зачатке разве это не лучше, чем жить и мучиться?
Так мы превращаем в патологию то, что вполне излечимо, и начинаем рассматривать как болезнь такие состояния, которые легко модифицировать и которые прежде рассматривались как отклонения настроения. Стоит получить лекарство от ярости, и ярость становится болезнью. Между глубокой депрессией и незначительными нарушениями типа расстройства сна, плохого аппетита, снижения энергии или интереса к жизни существует множество промежуточных состояний. Но мы все чаще считаем это болезнью и находим все новые и новые способы ее лечения. Но критическая точка остается произвольной. Мы решили, что если IQ на уровне 69 означает отставание в развитии, то и обладатель IQ 72 не так-то уж умен, и наоборот, человек с IQ 65 вполне способен справляться со многими задачами[29]. Мы решили, что уровень холестерина не должен превышать 220, но вы не умрете при уровне холестерина в 221, а при 219 нужно всего-навсего соблюдать осторожность. Значит, цифры «69» и «220» это всего лишь произвольные цифры, и то, что мы называем болезнью, также весьма произвольно. Точно так же дело обстоит и с депрессией.
Страдающие депрессией то и дело говорят «через край», описывая переход от страдания к безумию. Очень часто этот вполне физический переход характеризуется как «падение в пропасть». Удивительно, как одинаково описывают это самые разные люди, поскольку «край», безусловно, у каждого свой. Мало кто из нас на деле падал через край, и уж тем более в пропасть. Где, собственно? В Большом каньоне? В норвежских фьордах? В южноафриканской алмазной шахте? Трудновато в действительности найти пропасть, в которую можно упасть. Но все опрашиваемые описывают пропасть одинаково. Во-первых, там темно. Вы падаете оттуда, где есть солнечный свет, туда, где сгущаются черные тени. Там ничего не видно, и опасность подстерегает на каждом шагу (у пропасти нет ни дна, ни краев). Падая, вы не понимаете, ни как глубоко вам придется падать, ни есть ли возможность замедлить или остановить падение. Вы то и дело обо что-то ударяетесь, однако не встречаете ничего такого, за что можно ухватиться.