Все развивалось очень быстро, гораздо быстрее, чем осознавалось. Даже трудно сказать, когда это точно началось, но когда люди поняли, с чем столкнулись, это приняло огромные масштабы и вышло из-под возможного контроля. Правительства предпринимали какие-то меры, в ООН пытались договориться об общих действиях. Но события развивались быстрее способности договориться. Мир был разобщен великим противостоянием Запада и Востока. Обострившийся конфликт на Ближнем Востоке, в котором участвовали все великие державы, был только его видимой частью. Но именно там и начался апокалипсис, уничтоживший привычный и казавшийся незыблемым нам мир.
Это началось незаметно, никто не придал вначале большого значения случившемуся. Мы уже знали из телевизора, что есть свиной и птичий грипп, что есть ужасная Эбола. Но есть ВОЗ, ей опять дадут на борьбу с эпидемией много миллиардов, и на этом все закончится. Потому что так было много раз. Эпидемия начала распространяться на Ближнем Востоке после войны в Сирии. Но никто об этом не знал, пока она не распространилась на другие страны. У вируса был длинный инкубационный период 8-24 месяца. Говорят, что это была мутация после применения там химического оружия.
Как в средневековом Иерусалиме, в Сирии сошлись интересы всех крупных стран мира. И все они действовали через наемников, собранных со всего света. Только из европейских стран там оказались десятки тысяч наемников. А также из России, Китая, Индонезии, Африки и даже из некоторых стран Латинской Америки. В этом, как выяснилось потом, и было коварство пандемии после окончания войны нелегалы стали разъезжаться обратно по миру нелегальными же путями, которыми проникали туда. Покровители наемников заранее обеспечили их документами и деньгами. И вирус проявлял себя впервые только через много месяцев после того, как они вернулись в свои города. Сама болезнь протекала молниеносно человек умирал за пару недель от внутренних кровоизлияний, которые невозможно остановить. В этом вирус был схож с Эболой, но в своем развитии в организме на ВИЧ. На Ближнем Востоке в условиях пустыни и малой населенности после войны эпидемия прошла быстро, не оставив в живых ни одного заболевшего. Ее приняли за локальную эпидемию. Никто не хотел заниматься проблемами уже малочисленного и бедного населения разоренной войной страны. Но после окончания войны, через год, когда уже про нее начали забывать, эпидемия вдруг вспыхнула сразу во всех крупных городах на всех континентах.
Вирус жил в человеке в инкубационном периоде без каких-либо проявлений. И передавался очень легко воздушно-капельным путем. Поэтому вдруг оказалось, что вокруг заражено большинство людей. Люди в разных частях света несколько месяцев, не ведая того, распространяли вирус невероятными темпами. Ни вакцин, ни тестов для выявления заболевших просто не было. И люди стали умирать на глазах друг у друга. Было полное ощущение апокалипсиса. Они умирали сначала только на экранах мониторов. Потом стали умирать вокруг нас, в нашем городе, потом близкие. Это была страшная смерть человек вдруг начинал кашлять кровью, его скручивало от боли в животе, потом его кожа становилась одним сплошным синяком, и он умирал буквально за три-четыре дня. Многие от безумства и безысходности выбегали на улицу, отхаркивая кровь, с криками о помощи. И там же падали от боли, истекая кровью. Это был фильм ужасов в реальности. Люди в противогазах и химзащите еще приезжали за оставшимися лежать, но скоро перестали появляться и они.
В это сначала просто не верилось. Все молча смотрели на происходящее из окон домов и машин. Потом наступил страх за себя. Некоторые люди еще выходили на опустевшие улицы, хотя в ближайшем магазине уже мало что осталось. Никто ничего не подвозил в них.
Я просыпался после привычных снов из прошлого с полным ощущением обычного дня, начинал его с обычных привычек и ритуалов. Но потом вспоминал, что происходит, и страх сковывал, истощая все накопившиеся за ночь силы. В сети писали, что первым признаком вируса были лопнувшие капилляры на лице. Было страшно утром подходить к зеркалу в ванной. Тот случай, когда страх пугает и затягивает я все-таки подходил как-то боком, не заглядывая сначала в зеркало, потом резко поворачивался к нему и сразу начинал успокаивать себя: «Все хорошо, все хорошо». Но чуть дрожащий голос выдавал мне мой страх.
Сначала прекратилось авиасообщение с Ближним Востоком. Потом всякое сообщение между всеми странами. Но сухопутные границы никто не перекрывал и уже не охранял. Люди пытались уехать из своих городов, с закрытыми окнами авто. После первой вспышки вируса началось великое безумное переселение народов в надежде, что есть города без эпидемии. И привозили ее туда сами. Границы не помогали, потому что никто не решался расстреливать тысячи обезумевших людей, переходящих пограничный пункт. Но ехать было некуда эпидемия была уже везде. И люди останавливались, как только кто-то из них заболевал. Это означало конец пути. Люди вымирали сразу семьями.
Закрытие сообщений привело к полному обрыву экономических связей, и начался экономический апокалипсис. Мировая экономика, напряженная до этого серией кризисов, рухнула как карточный домик в считаные месяцы. Закрылись биржи, рухнули акции, курсы валют остановились, как часы с кончившейся батарейкой.
Вакцину и тесты просто не успели сделать за такое короткое время до закрытия границ экономические связи в обществе развалились раньше. Говорят, что ее все-таки разработали, но уже некому было ее производить. Никто уже не стремился ею овладеть, потому что это уже был апокалипсис, а не эпидемия. Апокалипсис цивилизации, не выдержавшей такого удара от природы, спровоцированного самими людьми. Эпидемия была предсказана, многие ученые говорили об опасности быстрого распространения пандемии при такой глобализации и урбанизации. Но правителям было не до таких неудобных предсказаний. Они были заняты глобальным противостоянием экономических интересов.
Все развивалось как в самых страшных фильмах. Дети перестали ходить в школу, люди перестали обращаться в больницы, потому что там уже не было врачей. Никто не ходил больше по торговым центрам. Кафе и рестораны опустели, став серыми памятниками прошлой жизни. Распались фирмы, люди боялись ходить в офисы. Люди боялись друг друга. Центр города с его офисами и торговыми центрами стал похож на город-призрак. Тот город, который мы много раз видели в фильмах-катастрофах. Некоторые пытались работать друг с другом через сеть. Но никто ничего не заказывал. Потому что не знал, что будет. И будет ли вообще. Те, кто выжил, находились в оцепенении от ужаса и не строили планов.
Общение полностью переместилось в сеть. Мы жили наполовину в соцсетях и раньше. Но мы все равно по привычке куда-то шли в торговые центры, на встречи, в кафе. Вирус остановил всех, запер в своих квартирах. Мы были вместе, все, кто выжили, только в сети. И мы чувствовали свое родство в опустошенном эпидемией городе как никогда сильно и больно. Каждое сообщение с какого-нибудь края планеты воспринималось с радостью, как весть из преисподней. Это сейчас такие слова кажутся слишком высокопарными. Но когда за ним стояло слитое воедино страдание и ужас всех, кто смог выжить и выйти в сеть, отношение к этому было именно таким. И остается в глубине таким до сих пор.
В сети была и надежда, и страдание умирающие выкладывали свои последние фотографии и прощальные послания людям. Аккаунты в соцсетях превратились в памятники. Перед смертью у многих возникал психоз отчаяния. Они звонили по скайпу всем подряд, пытаясь призвать на помощь. Некоторые выбегали на улицу, ища в отчаянии помощи у любого встречного, который отвечал только одним убегал.
Мы не знали, кто из нас заражен, а кто нет. Это была ежедневная рулетка перед зеркалом. Мы общались как в последний раз, потому что не знали, кто завтра перестанет отвечать на сообщения. Никто ничем не мог помочь, если его настигал вирус. Мы подбадривали друг друга, что мы еще живы, а значит, с каждым днем увеличивается вероятность нашего выживания. Хотя это никак не повышало шансы каждого в отдельности. В сети бродили все новые и новые сообщения, что спасение близко, уже сделали вакцину, осталось ее произвести. И всех оставшихся спасут. Но похоже, что все это были попытки подбодрить себя. За полгода вымерло 70% населения цивилизованных стран, по примерным подсчетам статистики в соцсетях. И в это верилось, потому что неубранные трупы можно было увидеть на улицах своего города прямо из окна.
По городу ездили только машины. И ни одного пешехода. Люди сидели дома и боялись выходить даже на лестницу, не доверяя своим соседям. Никто не знал, кто болеет, никто не доверял никому, кроме узкого круга семьи, в котором остался запертым в квартире. Семья превратилась в монолит взаимной поддержки. Все знали, что или все спасутся, или все вместе умрут. Я был один, но монолитным мое состояние было трудно назвать.
Было страшно видеть на стене соцсети сообщения «ПОМОГИТЕ! МЫ УМИРАЕМ!» От таких сообщений с фотографиями, выражение ужаса на которых даже невозможно передать словами, останавливалось сердце. Потому что ты знал, что завтра это можешь написать ты. И знал, что в ответ на мольбы люди только крепче закрывали свои двери и окна.
Периодически появлялись сообщения, что нашли ребенка, который выжил в вымершей семье, потому что у него появился иммунитет к вирусу. Но все это было желанием, а не реальностью. Некоторые люди пытались штурмовать больницы. Такие сообщения нередко появлялись в сети. Но там не было помощи, потому что ни у кого не было вакцины. Это были штурмы отчаяния. Медики могли дать только обезболивающее. Но сами врачи боялись вируса больше, чем обычные люди. Они знали всю правду о нем.