Апостол Павел в свете Посланий - Геннадий Георгиевич Феоктистов 6 стр.


Но мы имеем дело в аргументацией Павла в фактически устной полемике. А в устной, эмоциональной речи восприятие и убедительность аргументации воспринимается иначе: для того, чтобы увлечь слушателей (и себя) строгая логика противопоказана. Здесь требуются иные приёмы, малозначимые, но эмоционально броские сравнения, мнозначительность используемых образов и примеров и т. д. Всё остальное доскажет возбуждённое воображение толпы.

Павел, будучи интровертом, мог дать волю своим внутренним эмоциям только вне массовой аудитории. Диктовка посланий, по-видимому, и определялась необходимостью «выплеснуть» бушующий внутри накал страстей, помимо плохого зрения и психических его особенностей.

Но Павел все же был знаком с логикой и, будучи опытным проповедником практиком, понимал необходимость все же соблюдать хотя бы видимость логического доказательства. И он, по мере возможности, ищет его: принимая в качестве исходного более или менее подходящий пример, обычно текст из Ветхого Завета, он через довольно натянутую аналогию переходит к желаемому «доказанному» результату, который он уже искренне считает абсолютно достоверным. Иногда, заметим, он не забывает «исправить» и исходную цитату. Для убедительности. Но аналогия это не доказательство.

Итак, «верующие благословляются с верным Авраамом, а все утверждающееся на делах закона, находятся под клятвой» (3:9), безоговорочно осуждаются, хотя в писании об этом нет ни слова. Хотя бы в силу того обстоятельства, что самого Закона во времена Авраама не существовало. Но вера требует осуждающего вердикта и Павел «получает» его.

Он не может остановиться и продолжает с железной неумолимостью свою логическую цепь рассуждений: «Ибо написано: проклят всяк, кто не исполнит всего, что написано в книге закона». Что означает, что прокляты будут все, ибо исполнить все написанное действительно невозможно. В этом Павел прав. Но он не хочет принимать во внимание, что любой закон лишь «идеальная норма», обозначаемый предел, к которому нужно стремиться по мере совершенствования, Это свет маяка в суете мира. Но для этого нужно признать постепенность исполнения предъявляемых требований к людям, в том числе к самому себе. Для Павла это пока недоступно. Но и он придёт к этому, но позже.

А пока: «А что законом никто не оправдывается перед Богом, это ясно, потому что праведной верой жив будет» (3:12). Т. е. вернулся в исходному тезису.

Но в устной речи «аргументация» такого рода весьма часто проходит, воспринимаясь без возражений. И далее следует повтор, почти в тех же выражениях: «А закон не по вере; но кто исполнит его, тот жив будет им» и совершает «объясняющий» переход к теме Христа: «Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою (ибо написано: проклят всяк, весящий на древе»)»,  игра на использовании однокоренных слов («проклят»  «клятва»), отождествляющая различность их значений,  «дабы благословение Авраамово через Иисуса Христа распространилось на язычников, чтобы нам получить обещанного Духа верою» (3:1314). Т. е., получается, что Христос умер не во имя спасения от «первородного греха», но ради освобождения от «клятвы закона». Для доказательства можно использовать и цитату из Ветхого Завета, написанную по другому поводу. Последовательность столь же прямолинейная, сколь и произвольная: требуется обосновать получение Духа язычниками при принятии им веры. Для этого образуется цепочка не связанных между собой ситуаций: Обретение Авраамом веры (через провокацию жертвой Исаака) «благословение в Аврааме всех народов»  связь «всех народов» с верою Авраама отвержение Закона (невозможность его исполнения)  утверждение «праведный верой жив будет»  отмена Христом клятвы Закона вера, даруемая язычникам («нам»)  получение Духа язычниками. Всё последовательно, но при чём здесь логика причинно-следственных связей. Очевидно. что рядовой язычник мало что мог понять в этом, но при хорошем исполнении и доверии к исполнителю он мог просто довериться ему. Особенно, если он увлекся звучностью «кимвалом звучащих» имен в устах оратора, каким-то неясным образом связанных с тем именем, в значимости которого можно вполне быть уверенным Иисусом Христом.


N. B. Еще раз хотелось подчеркнуть, что создаётся впечатление, что в этом и других фрагментах Павел обращается не столько к братии, но к самому себе, убеждая и убеждая себя в правильности своего предназначения, ища всё новые аргументы в защиту своего права на апостольство. Как известно, многократность повторения необходимый элемент усвоения, «принятия», тех или иных идей, создания ощущения их привычности, чувства «своего» и перехода на подсознательный уровень ментальности. И когда это происходит, то уже не нужна многократность повторений, но появляется убеждённость владения «истиной». Для Павла, судя по его текстам, этот этап не завершился: он ещё нуждается в самоповторе.

В последующих строках он вновь и вновь возвращается к этой теме, рассматривая ее с различных сторон, добавляя новые аргументы, основанные на новых аналогиях. Но всё же основным адресатом являются галаты и насколько убедительны для них эти аргументы остаётся под вопросом.

Но внезапно, без всякой подготовки, Павел переходит к следующей аналогии: «даже человеком утвержденного завещания никто не отменяет и не прибавляет к нему», используя тем самым язык юриспруденции. Какое отношение к сохранению веры имеют юридические коллизии, ведомо только Павлу. Но аналогия показалась ему удачной и он энергично пытается развивать её: «Но Аврааму даны были обетования и семени его. Не сказано, и потомкам, как бы о многих, но как об одном: И семени твоему, которое есть Христос» (3:16). Не важно, что в конкретной ситуации Авраама речь шла с очевидностью об Исааке. Павлу нужно было имя Христа и он без колебаний ему присуждает наследование. И, считая, что Завет о Христе очевидным, легитимированным таким образом, безапелляционно утверждает, что Закон, появившийся спустя четыреста тридцать лет, не может отменять более раннее обетование. И заключительное утверждение, обретшее окончательную форму: «Ибо если по закону наследство, то уже не по обетованию; Но Аврааму Бог даровал оное по обетовании» (3:18). Комментировать здесь в рамках логики и юриспруденции нечего, но как ораторский приём, особенно для мало образованной аудитории, в качестве резюмирующего вывода он выглядит внешне правдоподобным. А произвольность связей и умозрительность заключений всего лишь малозначимые технические отступления. Главное нужный результат достигнут.

Пройден ещё один круг повторения и мысль у Павла постепенно и, возможно, у слушателей Послания обретает статус привычности в их сознании. Этому способствует и привычность евреев и античного плебса к использованию юридической практики на уровне быта. Дух «еврейства» (в понимании К. Маркса) буквально витает в сознании Павла.

Но логический практицизм всё же беспокоит Павла. К тому же, будучи иудеем, он не может так просто отвергать Закон, признать его никчёмность. И он выдвигает примиряющее объяснение: «Он (Закон) дан после по причине преступлений, до времени пришествия семени, которому относится обетование, и предан через Ангелов, рукою посредников» (3:19). Добавление (3:20), на мой взгляд, неопределённо и допускает различность добавлений. Но суть, по-видимому, в том, что обетование дано Аврааму без посредников, а Закон передан Моисею руками Ангелов, что снижает уровень легитимации его. Но тем не менее закон был бы легитимен, если бы его можно выполнить. И Павел развивает своеобразную теодицею, выплескивая всю мощь своего темперамента: «Итак закон противен обетованиям Божиим? Никак! Ибо если бы дан был закон, могущий животворить, то подлинная праведность была бы от закона» (3:21). И далее следует неожиданное утверждение: «но Писание всех заключило под грехом» (!?) И невозмутимо продолжает разъяснять: «дабы обетование верующим было дано по вере в Христа» (3:22). Воистину, когда знаешь, куда хочешь прийти, можно выбрать любые пути!

Само Писание «вынудило» явиться Христа в его вере. Иначе бы «грех, заключивший всех,» был бы непреодолим. И не было бы спасения от него. Тем самым, само писание предрекало отказ от него самого ради исполнения обетования. Но исполнение требует времени. И Бог дал его людям: А до пришествия веры мы заключены были под стражею закона до того времени, как надлежало открыться вере» (3:23). Отсюда: «Закон»  тюрьма, «несвобода». Но он сыграл свою позитивную роль: «Итак, закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы оправдаться верою; по пришествии же веры, мы уже не под руководством детоводителя» (3:25). Тем самым, Закон не случайнен, но необходим, согласно мудрости провидения Божиего. Очевидно, всё вышесказанное может иметь значение только для правоверных иудеев, живущих «под Законом». Но Павел, не смущаясь, переходит к заключительному апофеозу: «Ибо все вы (вновь «вы», а не «мы») сыны Божие по вере в Христа Иисуса: все вы, в Христа крестившиеся, во Христа облекшись» (3:2627). Обращаясь к язычникам между прочим, но всё же отделяя их: не «мы», но «вы». На уровне подсознания?


N. B. Имеет ли Павел в виду какой-нибудь ритуал крещения? Насколько известно, даже обряд омовения крещального не практиковался. Христос сам не крестил. Павел также. Но: терминологию «в Христа облекшись», «в тело Христа», широко использовал.

Назад Дальше