В июле-августе прилетали зелёные японские самолёты и разбрасывали над совхозными полями прожорливую божью коровку, съедающую картофельную ботву под самый корешок. Приходилось и нам опылять посадки дустом, злющим ядом. В конце августа или в начале сентября наступала самая тяжёлая пора уборка.
Выкапывали картошку вилами. Если подкапывать лопатой, то множество клубней повреждалось или разрезалось на половинки, и они не годились для хранения. Пару дней урожай сушили во дворе на ветерке, а потом опускали в подвал.
Работали споро, чтобы успеть до сентябрьских проливных дождей, приносимых в Приморье тайфунами из Японского моря. Если урожай выдавался хорошим, то часть продавали по рублю за ведро, чтобы купить нам одежду и обувь на зиму.
Короткими зимними днями мы с Сашкой развозили по огороду на санках коровий навоз, чтобы удобрить землю, и вырастить в следующем году побольше крупной картошки. Так мы и росли в обнимку с лопатой, тяпкой и вилами.
А картошку на даче сажаем и сейчас, в память о тех далёких счастливых днях. Накопаем ведро-другое, разведём субботним вечером костёр, испечём десяток картофелин и наслаждаемся в сумерках вкусом детства.
Когда нет дров.
Зимы на Дальнем Востоке суровые. Минус 35°С обычное дело в январе. А если погода с ветерком, то печка глотает поленья, как акула мелкую рыбёшку. Глянешь, а дровяник уже пустой, хоть забор разбирай на дрова.
Пока отец получит пенсию, пока сходит на лесозавод и закажет очередную машину дров, пока их привезут, можно околеть в нетопленой хате. Приходится доставать из сарая аварийный запас. Но это не дрова.
Это японский артиллерийский порох в полотняных мешочках. Его мы натаскали из заброшенного склада. Воинскую часть давным-давно расформировали. Всё полезное распределили по другим частям. А про ненужные трофеи войны 1945 года просто забыли. Мы думали приспособить этот порох для охоты, но не получилось, не давал он мгновенной вспышки. Зато горел очень хорошо и жарко, согревая нас долгими зимними ночами, когда мы с братом, укрывшись медвежьей шкурой, прижимались к тёплому обогревателю нашей большой печки.
Картина.
Детство моё не назовешь избалованным. Отец целый день на работе. Мама по хозяйству занимается. А мы сами по себе. Успеешь удрать из дому пораньше твоё счастье. Купаться на речке гораздо лучше, чем морковку полоть или помидоры собирать.
Вечером, правда, мама хлопнет пару раз для порядку мокрым полотенцем по моей тощей заднице, чтобы не отлынивал от домашних дел. Да ещё пригрозит, что с утра калитку гвоздями накрепко заколотит! А сама на стол нехитрый ужин для нас, разбойников, собирает: пирожки с картошкой и помидоры с огурцами. Быстро допиваю стакан чая и убегаю на улицу. Друзья уже ждут на крыльце пожарной охраны очередной мой рассказ. Каждый вечер новая быль или небыль, или книгу пересказываю по памяти, слово в слово.
Домой нас загоняют ближе к полуночи, когда весь город уже спит. Только старшие братья не спят, они с танцев девчат провожают до дому, и нас заодно отправляют спать. Укладываемся потихоньку, свет не включаем, бережём родительский сон. Прижмёшься к тёплому обогревателю печки, и до утра без задних ног!
Светает рано. Лучик солнца пощекочет мои сонные глазки и на стенку перескочит поиграть. А на стене надо мной картина висит невиданной красоты: семь девчонок ведут хоровод среди цветов полевых на лужайке, по-над речкой самой. Младшей красавице лет семь, старшей четырнадцать или пятнадцать. Одна лучше другой. Из одежды на них только одна на всех розовая лента, обвивающая стройные фигурки.
Помню, что в правом нижнем углу была подпись мастера и слово "Фрагмент". Эту картину отцу подарил командир дивизии, когда война закончилась, и всех распустили по домам.
Когда мне было лет 10, картина пропала. Никто не смог мне объяснить, куда она делась, то ли украли, то ли родители продали за бесценок, чтобы нас накормить и одеть. С тех пор я не перестаю искать её следы. Пока безрезультатно.
Увы, я не помню, кто автор этого шедевра, из какой она страны. Ничего похожего так и не обнаружил за долгие годы поисков. Хотелось бы взглянуть хоть одним глазком на чудо, которое 60 лет назад радовало моё сердечко по утрам.
На нашей кухне висела ещё одна картина, привезённая с фронта. На ней была изображена запечённая целиком рыба горбуша, совсем как настоящая. Рядом с аппетитным блюдом на столе стояла хрустальная пепельница с дымящейся тоненькой папироской.
Увы, я не помню, кто автор этого шедевра, из какой она страны. Ничего похожего так и не обнаружил за долгие годы поисков. Хотелось бы взглянуть хоть одним глазком на чудо, которое 60 лет назад радовало моё сердечко по утрам.
На нашей кухне висела ещё одна картина, привезённая с фронта. На ней была изображена запечённая целиком рыба горбуша, совсем как настоящая. Рядом с аппетитным блюдом на столе стояла хрустальная пепельница с дымящейся тоненькой папироской.
Все наши гости, впервые увидев картину, тут же пытались снять окурок, думая, что это мои шалости, что это я прилепил недокуренную отцову папироску.
Судьба и этой картины не ясна мне до сих пор.
Она так же внезапно исчезла из нашего дома.
Мои поиски обеих картин продолжаются
Наше детство.
Огород наш в 14 соток, картошка и капуста, огурцы и помидоры это всё было заботой старших братьев, Вовки и Генки. Брату Саше досталось воду домой возить и носить из общественного колодца.
Сестра Люся разносила молоко в бидонах на продажу по ДОСам. ДОС это сокращённое название Домов Офицерского Состава. Эти деревянные двухэтажные бараки до сих пор стоят в Бикинском гарнизоне, и в них живут наши военные. Строили их на скорую руку в середине XX века, а пригодились и в XXI веке
Мне морковку ненавистную полоть пришлось, а в награду за труд по большим праздникам разрешали сбегать в сельпо и по книжке паевой купить триста грамм масла сливочного, принести домой, отрезать горбушку хлеба, смазать маслом, посыпать сахаром, выйти на улицу гордым-гордым и услышать со всех сторон завистливое и нестерпимо требовательное:
Сорок семь дели на семь!..
И, как стая воробьёв, слетались на этот кусок хлеба голодные пацаны со всей улицы!
Компот.
Моё детство вспоминается постоянным чувством голода. Краюха белого хлеба, посыпанная тоненьким слоем сахара, была пределом мечтаний. Выручала рыбалка, но растущему организму рыба слабый помощник. Фрукты добывались во время ночных набегов на чужие сады, овощи на совхозных полях. Иногда удавалось подстрелить метким выстрелом из рогатки чью-нибудь курицу, удравшую на улицу из хозяйского двора.
Зимой ставили в лесу проволочные петли на зайцев. Летом собирали грибы да ягоды. А так хотелось развести большой костёр на лесной поляне, зажарить на вертеле целого быка и съесть без остатка вместе с рогами и копытами, потом запить обед земляничным компотом. Тогда бы на моих худющих руках и ногах налились могучей силой богатырские мускулы, и мой дядька Фёдор взял бы меня с собой в тайгу на настоящую охоту.
Поросёнок.
Мой отец как-то купил на базаре бойкого смуглявого месячного поросёнка для вертела. Только наша мама не дала его зажарить, уж очень ей понравился неуемный аппетит малыша. Через полгода этот поросёнок стал ростом, как наш барбос Пират, и такой же тощий! Доски в заборе перегрызал за пару минут. Весь двор превратил в танкодром, все мамины клумбы перепахал, как бульдозер. Оказалось, что отцу подсунули дикую маньчжурскую чёрную свинью
Сладкая ягода голубика.
На смену жаркому лету незаметно подкралась осень. Пора доставать с чердака берестяной наспинный короб и отправляться в тайгу за ягодой. Сначала голубика порадует нас обильным урожаем, потом брусника и дикий виноград. Богато лесными дарами Приамурье моё. Но надо знать места, не лениться и не бояться ходить за тридевять земель. Главное это собрать добрую ватагу пацанов. В одиночку в тайге делать нечего.
Чтобы комары и мошка не обглодали нас до косточек, надо заранее сварить по бабушкиному рецепту вонючую мазь с керосином. В те далёкие времена наука ещё не придумала ничего получше.
Накомарник на всю голову вещь хорошая, да только плоховато смотреть сквозь него, и голубику не видно. Можно запросто и на змею ядовитую наступить ненароком.
За ягодой выходим ещё затемно, путь неблизкий. Огибаем сопку Кирсаниху и растворяемся в густых зарослях. Где напролом через сопки, где по сырым распадкам, а где и по болотам пробираемся к заветным местам.
Целый день аккуратно обираем рясные кусты, стараясь не давить сильно ягоду. Потечёт по спине голубичный сок, одежду выкрасит и спину с подспинком, и потную кожу разъест до мяса. Медленно наполняется короб, а тяжелеет почему-то быстро. Жёсткие лямки врезаются в плечи. Мы не скулим и не плачем. Стараемся побольше ягод набрать. Самую крупную отправляем сразу в рот, и к обеду уже набиваем дикую оскомину на зубах.