В совхозе имелось четыре трактора ХТЗ, которые были отремонтированы и подготовлены к весенней посевной компании 1935 года.
Стояли они недалеко от нашего общежития на открытой площадке. Кто-то из наших «старших» с одного из тракторов снял горючепровод, состоящий из медной трубки, идущей от керосинового бака к отстойнику карбюратора, и сделал из нее самопал. Этот самопал заряжал серой из спичек и стрелял из него. Такая «игра» понравилась и другим. В результате со всех тракторов были сняты трубки и превращены в самопалы.
За несколько дней перед выходом в поле главный механик совхоза решил еще раз осмотреть тракторы и с ужасом обнаружил отсутствие на них горючепроводов. Что это: диверсия или очередной «трюк» детдомовцев? Собрали всех нас. Разговор шел начистоту. В результате выясняется, что это наша работа. Разоружаемся все, у кого были самопалы, положили на стол. С нами провели соответствующую беседу. Обещали исправиться. Свое слово сдержали. После этого подобных случаев не было.
Дирекция совхоза в срочном порядке командировала механика в город Харьков, который на ХТЗ приобрел и привез соответствующее количество горючепроводки. Все они были поставлены на тракторы. Срыв весенней посевной был предотвращен.
Летом 1936 года с меньшим сыном директора совхоза Грачева мы проникли в совхозный сад по яблоки. Я взял кусок кирпича и бросил в яблоню, чтобы сбить яблок. Падая обратно на землю, кирпич упал и рассек кожу на голове Грачева, отчего его голова и лицо залились кровью. Это увидела мать. От увиденного она потеряла сознание и упала в обморок. В испуге от случившегося, я спрятался в кукурузе и не появлялся в детдоме до утра следующего дня. А кода пришел домой, то узнал, что меня отправляют к родителям домой. Затем выяснилось, что такое решение было принято за несколько дней до этого случая в отношении тех детей, у которых нашлись родители.
Итак, прощайте, детдом, ребята, воспитатели! Я уехал в сопровождении воспитателя домой.
В родное село я приехал в сопровождении эвакуатора Задорожного, который сдал меня под расписку секретарю сельского совета, а сам поспешил на станцию. В сельсовет за мной пришла мачеха, которая и привела домой, где меня уже ожидали брат и сестра. Меньшая сестра Нина не пережила трудностей 1933 года. Позже с работы пришел и отец. Встретили меня тепло, хорошо, как родного. Через несколько дней пошел на работу; работал на таких работах, какие могут выполнять дети моего возраста.
Начался новый учебный год. Я пошел в 5-й класс. Хожу, учусь. Замечаю, что мачеха чем-то недовольна. Однажды невольно услышал ссору между нею и отцом. Мачеха убеждала его в том, что я должен работать, а отец настаивал и доказывал ей, что я должен учиться. Они так и не при-шли к единому мнению. Но я продолжал ходить в школу. Отношение мачехи ко мне желало много лучшего.
Однажды я пришел из школы, и мачеха заставила меня выполнять ряд домашних работ. Я их сделал. Настал уже вечер, а она так и не предложила обед. Я попросил обед, она промолчала. Я попытался это сделать сам, она этому воспрепятствовала. Между нами произошла ссора. Я в нее бросил тарелку тарелка разбилась. Вскоре с работы пришел отец. О случившемся она ему рассказала в выгодном ей свете. Отец поверил ей, сделал односторонний вывод и принял ко мне меры «воспитательного» характера, следы которых у меня имеются и сейчас.
На следующий день, как всегда, иду в школу. После занятий пришел домой. Началось повторение вчерашнего. Прихожу к выводу, что я стал причиной ссор между отцом и мачехой. Принимаю решение «нормализовать» между ними обстановку ухожу из дому. Иду и плачу от жалости расставания с братом и сестрой. Ведь из дому ухожу, не попрощавшись с ними и никому не сказав о своем уходе. При мне нет ни копейки денег, а на улице конец ноября 1936 г.
В конце улицы встречаюсь с отцом, на вопрос которого отвечаю, что иду к такому-то взять такой-то учебник. Это был тот день, когда говорят «видел последний раз в жизни». Так случилось и у меня.
Но вместо «такого-то» я пошел на станцию Нежеголь, 12-километровое расстояние до которой преодолел часа за три-четыре. Как только зашел в вокзал, сразу же встретил трех беспризорников, которые ко мне отнеслись с должным пониманием и вниманием, покормив меня купленным в буфете. С этого момента у меня началась другая жизнь.
В этот же вечер поездом поехали, а рано утром приехали в город Белгород. Денег у нас не оказалось. На мне было хорошее зимнее пальто, которое продали на базаре. Деньги разделили на четверых. Я остался в пиджаке, без пальто.
В этот же вечер поездом поехали, а рано утром приехали в город Белгород. Денег у нас не оказалось. На мне было хорошее зимнее пальто, которое продали на базаре. Деньги разделили на четверых. Я остался в пиджаке, без пальто.
Оказавшись на станции Белгород, мы под составами товарных поездов переходили на другую сторону станции. Я шел последним. И вот в тот момент, когда я подлез под вагон товарного состава, увидел, что стоявший состав начал трогаться. Быстро соображаю, что проскочить вперед между колесами вагона состава не успею. Вернуться обратно также не успею. Состав идет. Что делать? Ложусь лицом вниз поперек шпал параллельно рельсам головой, навстречу идущим вагонам
Лежу. Слышу стук колес вагонов набирающего скорость поезда
Жду трагического исхода
Вдруг стало тихо; поднимаю голову, открываю глаза передо мной ничего нет. Оглядываюсь назад и вижу, как от меня убегает красный огонек, прикрепленный к последнему вагону удаляющегося товарного состава. Быстро поднимаюсь и догоняю своих приятелей.
Примерно через дней десять кончились деньги. Что делать? Решаю ехать в город Харьков. Оставляю своих приятелей. Вечером сажусь на подножку с обратной стороны вагона пассажирского поезда, идущего в сторону Харькова. Время года конец ноября-начало декабря. Я в пиджаке, но в шапке-ушанке. Сел на подножку, обхватив перила, закрыв руки на «замок». Поезд набирает скорость. Мне становится все холоднее и холоднее. Ветер пронизывает насквозь, нет терпения. Решил броситься с подножки в невидимую снежную пелену, поднимающуюся из-под колес поезда и встречного ветра. Но не могу расцепить окоченевшие руки. Затылком стучу в дверь вагона. Оказавшийся в тамбуре проводник открывает дверь, расцепляет мне руки и помогает зайти в вагон. В вагоне я занимаю третью багажную полку, обхватив теплую трубу, согреваюсь и так засыпаю
В Харькове попал в детский приемник-распределитель, откуда был направлен воспитанником на кожевенный завод в город Шебекино Белгородской области. Здесь я работаю учеником слесаря, хожу в школу, учусь играть в духовом оркестре. Вынашиваю намерение стать музыкантом
В связи с этим мне советуют старшие «коллеги» начать эту подготовку в военном оркестре. С помощью депутата Верховного Совета СССР тов. Серикова добиваюсь зачисления меня воспитанником военного оркестра 163-го стрелкового полка в городе Белгороде. В оркестре нас три воспитанника: Вова Бочаров, Вася Губарев и я
Нас взяли на полное материальное обеспечение. Изучали с нами дисциплинарный устав, устав внутренней и караульной службы. Кроме игры в оркестре все мы по очереди дежурим сигналистами по части, на стрельбищах, участвуем в учениях и походах полка. Учимся в вечерней школе рабочей молодежи. Здесь меня принимают в комсомол.
Наша тройственная фантазия приводит к тому, что решаем вместе податься в моряки. С этой целью в 1938 году увольняемся из полка и втроем едем в город Севастополь. Но там нам не везет. Нас не берут на военные корабли. Не хватает по 12 года возраста. Они возвращаются в Белгород, а я еду в свое село и прямо со станции прихожу в сельсовет, секретарем которого оказался мой соученик по школе, но старших классов. Объясняю ему, в чем дело, он меня понимает и в течение 2030 минут оформляет и выдает мне свидетельство о рождении на один год старше. Вместо 1923-го я теперь стал 1922 года рождения. Взяв свидетельство о рождении, прямо из сельсовета возвращаюсь на станцию, а оттуда еду в город Севастополь, где меня принимают и зачисляют в музкоманду линкора «Парижская Коммуна» эскадры кораблей Черноморского флота.
(В конце Великой Отечественной войны линкор был переименован и назывался «Севастополь»).
В связи с тем, что корабль часто выходил в открытое море на учения, в походы, я не имел возможности учиться в школе. А от комиссара корабля политуправление флота требовало, чтобы я, как воспитанник, учился. По этой причине я уволился и 10 мая 1940 года списался с корабля, уехал в город Москву
В Москве меня приняли воспитанником музыкантом духового оркестра Московского Дважды Краснознаменного Военного политического училища им. В. И. Ленина. Оркестр этого училища на 5060% был укомплектован воспитанниками выпускниками Ростовской н/Д и московских музыкальных школ. В декабре 1940 года приказом начальника училища меня зачисляют красноармейцем срочной службы.
В период прохождения службы воспитанником, а затем и солдатом устанавливаю и поддерживаю близкие, дружеские отношения с Николаем Левшиным, Борисом Титовским, Николаем Баландиным, Анатолием Евполовым, Олегом Буданковым. В целом личный состав оркестра это была спаянная дружбой и товариществом единая семья, в которой жили по принципу «все за одного, один за всех».