И, вот новый «состав преступления». Опять Иванов демонстрировал «вопиющее непонимание политики партии и правительства». Правда, на этот раз «куратор от лица партии» оказался полной противоположностью «товарищу из района». Хотя уже другая «правда» «товарищ из района» к тому времени перестал быть не только «товарищем из района», но и просто товарищем. Иначе говоря, перешёл в категорию граждан. Должность-то первого секретаря райкома выборная! А номенклатура это не обязательно передвижение между этажами одного учреждения!
Да и характеристику себе первый секретарь заработал соответствующую: «не оправдал высокого доверия». Какого рода было это доверие, насколько высоким оно было, и чем именно его не оправдал товарищ, Иванов не знал, да и не стремился узнать. Главное, что товарища задвинули и именно на то место, с которого и выдвигали: главным инженером угольной шахты. Спустя всего пять месяцев от «низложения» Первого и произошла их новая встреча с Ивановым.
Как же непохожа была эта встреча на две предыдущие! Прямо, «куда, куда вы удалились весны моей златые дни?». Бывший «Первый» неожиданно попался на «помощи» некоей «артели художественных промыслов и ремёсел». Оказание «помощи» осуществлялось государственным крепёжным лесом и металлом. Тем самым, который предназначался для укрепления лав и штреков. «Помощь» отнюдь не предполагалась бескорыстной. Доказательства этого, как и полагается, в присутствии понятых, были извлечены из карманов и стола главного инженера. Всё это фиксировалось на видео, столь экзотическое по тем временам.
Главный инженер не выдержал такого надругательства над «кристально чистой партийностью» и упал на колени, орошая слезами ботинки Иванова. Как порядочный человек, Иванов не стал поминать бывшему «первому» былое. Он «вытирал ноги о товарища» молча, и от этого его «греховное» удовольствие не становилось меньше.
И «главный» не привередничал. Больше того: намекни Иванов на «оказание дополнительных услуг» и бывший Первый отслужил бы не только губами, но и задом
Глава вторая
Заведующий отделом административных органов обкома партии товарищ Городецкий изрядно «потёрся» на нижних этажах всевозможных «комов», для того чтобы с порога безмозгло объявлять себя: «Мы, Николай Вторый». Исключительно в силу этой причины Иванова встретила не холодная надменность недалёкого чинуши, а «доброжелательная» улыбка пройдошливого царедворца. И не одна встретила на пару с протянутой рукой. Да и ту Завотделом протянул первым.
Здравствуйте, уважаемый Александр Сергеевич!
Заведующий излучал не просто радость счастье от лицезрения столь приятного собеседника.
Чай? Кофе?
Иванов опешил. И то: не иначе, как мир перевернулся?! В жизни своей он не видел столь обходительного партийного чина. А, если совсем точно не «столь», а любого. За время контактов с чиновниками от КПСС он пришёл к твёрдому убеждению о том, что «обходительность» и «номенклатура» понятия несовместимые. И вот первое исключение. Неожиданное, приятное и настораживающее.
Благодарю но я вызвал на сегодня много людей потому что много дел
Александр Сергеевич сходу принялся выказывать себя, неприглаженного и не выставочного. Но завотделом не обиделся. Напротив, лицо его только прибавило в улыбке.
Понимаю, понимаю, уважаемый Александр Сергеевич. И заранее прошу меня простить за то, что отрываю Вас от насущных дел Сами понимаете служба Но я не стану задерживать Вас без нужды. Только один вопрос, Александр Сергеевич: как там наше дело?
Ваше? так и не попытался исправиться Иванов.
Если завотделом и опешил, то лишь на мгновение. Уже в следующее мгновение лицо его вновь расцвело дружелюбной, почти открытой, почти беззаботной улыбкой, и он шутливо погрозил визави пальцем:
Ох, и ёж Вы, Александр Сергеевич!
Шутка показалась Иванову ибо таковой и была формата «в каждой шутке доля шутки». За шутливыми интонациями ему отчётливо послышалось «еж твою мать!». Не зря послышалось: товарищ Городецкий имел репутацию серьёзного человека, приверженца установки «Никто не забыт и ничто не забыто». Он никому, никогда, ничего не отпускал, и при первой же возможности на вполне законных основаниях, с милейшей улыбкой добряги-людоеда, съедал обидчика не только с кашей, но и с говном. «За обеденным столом» он был принципиальным, но небрезгливым.
Но Вы, конечно, правы.
Городецкий по роли или в плановом порядке решительно посерьёзнел лицом.
Речь о деле, которое стоит на контроле у Первого
Завотделом ткнул «пальцем в небо», и совершил выразительный маневр бровями.
и не только у него.
Слушаю Вас, непочтительно покосился на часы Иванов, столь же непочтительно не испугавшись «потолочных» намёков собеседника. Но и при наличии оснований Завотделом опять не изменил амплуа: улыбнулся якобы смущённо, правда, глаза его при этом отработали автономно от улыбки. Глаза были правильные, начальственные: «будет и на нашей улице праздник, сукин ты сын!».
Я хотел узнать у Вас, уважаемый Александр Сергеевич, как там «наш» зам по транспорту?
И опять прилагательное, звучно ударенное голосом, шло в сопровождении многозначительного взгляда. Иванов слегка удивлённо выдул губы, и пожал плечами.
Насколько мне известно, по состоянию на сегодняшнее утро он был ещё жив.
Смешно, не улыбнулся Завотделом. Если я верно понял Вас, он звонил Вам сегодня утром?
Вы меня верно поняли.
Звонил по поводу сегодняшней встречи?
Нашей с ним, художественно приподнял бровь Иванов.
Лицо Городецкого расцвело одной из бесчисленных улыбок.
Конечно, конечно, уважаемый Александр Сергеевич: не нашей же с Вами!
Погасив улыбку, завотделом выдержал многозначительную паузу. Классически многозначительную: в её образовании участвовало не только отсутствие слов, но и присутствие мимики.
А, кстати, он не в курсе нашей встречи? Нашей с Вами?
Классическое «я возвращаю Ваш портрет» состоялось, и Иванов почти одобрительно усмехнулся.
Вы хотите знать, не ввёл ли я его в курс? Нет, не ввёл.
Лицо Завотделом максимально прибавило в приятности. Он даже закряхтел, то ли от удовольствия, то ли от другой мажорной причины.
И как он Вам показался, Александр Сергеевич?
Сегодня утром?
Городецкий рассмеялся и опять шутливо погрозил визави пальцем.
Ну, Александр Сергеевич! «Сегодня утром?»! И такая стопроцентная невинность на лице! Как говорят некоторые из наших общих клиентов: «Перший сорт!».
Насчёт «общности клиентов» товарищ Городецкий преувеличивал совсем немного. «В детстве», правда, уже далёком, он окончил юрфак ЛГУ, и некоторое время работал следователем прокуратуры. Правда, совсем недолго: партийный долг обязал служению партии в буквальном смысле и перспективного товарища определили в инструкторы райкома. Оттуда ему уже не было исхода, да и быть не могло. Разве что, «ногами вперёд».
Нет, Александр Сергеевич, меня интересует то, как он чувствует себя ну, вообще, что ли?
Улыбка исчезла с лица Городецкого так же быстро, как и появилась. Глаза его смотрели по-прежнему доброжелательно, но сквозь эту доброжелательность заметно пробивалось что-то от кобры. Именно от кобры. Не от гюрзы, не от эфы, не от гремучника от змеи не столь прямолинейной, деликатной и ещё более ядовитой. Да и в глаза визави завотделом «пополз» аналогичным манером.
Это в качестве «назначенного в козлы отпущения», что ли? «по традиции отдерзился» Иванов. Надерзил, то есть: не дерзнул на дерзость.
Можно и так.
На этот раз Зав даже не улыбнулся, по причине чего Иванову оставалось тоже остаться без улыбки.
Н, что ж Мне показалось, товарищ понимает что недолго ему осталось ходить в товарищах. Правда, не понимает, за что.
А Вы не пытались ему объяснить? частично вернулся к улыбке Городецкий.
«Ты виноват лишь тем, что хочется мне кушать»?
Иванов не только не убрал глаз с дороги начальственной улыбки, но даже спрямил неделикатный взгляд. Зав усмехнулся, и покачал головой.
Ох, Александр Сергеевич, Александр Сергеевич Хороший Вы человек и следователь хороший Но помяните моё слово: не умрёте Вы своей смертью. Поверьте на слово партийному бюрократу: даже в эпоху развитого социализма нельзя быть таким не по годам развитым. Это очень плохо отражается на состоянии.
Карьеры?
Здоровья.
Городецкий уже совсем не улыбался. Расхотелось улыбаться и Иванову. К легковесной мимике не располагал и характер колючий, неуживчивый и прямолинейный. Характер, он которого он не мог избавиться так же, как верблюд от горба: судьба, что ли, такая.
Правда, судьба судьбой, а он и не хотел избавляться. Потому не хотел, что имел неправильные взгляды на жизнь и её составляющие. И такими неправильными они были у него, что даже сама жизнь не смогла не то, что исправить их: хотя бы поправить. Недаром сказано: «посеешь характер пожнёшь судьбу». «Сказка ложь, да в ней намёк». Только для Иванова уроком она никак не становилась. В свете этой минорной констатации перспективы старшего следователя районной прокуратуры выглядели незавидными. А, если совсем точно отсутствующими. Да, он не собирался делать карьеры, но другие-то собирались! В том числе, и за его счёт