Кстати, способность подмечать то, что от обычного восприятия ускользает, старина Фрейд признавал за параноиком: «ибо его взор острее нормальной мыслительной способности». Проще говоря, люди с таким синдромом наблюдательнее. Это плюс. Но они суеверны, что, конечно, минус. Хотя совсем отрицать некоторые в нашей жизни странности, по-моему, тоже ненормально. Кому, допустим, не случалось безуспешно вспоминать что-то для себя чрезвычайно важное? Тогда как эпизоды менее значительные с утилитарной стороны, всплывают перед глазами со всеми оттенками запахов и красок, как будто это было только вчера, и ощущения не успели выветриться. Выходит, память чистится по какому-то неподвластному логике принципу. Дайте подумать «Демон» Максвелла. Этот одержимый наукой британец провёл однажды мысленный эксперимент: выдумал сосуд, разделённый переборкой с отверстием, через которое молекулы должны рассортировываться: горячие налево, холодные направо. Ну, или наоборот. То есть одна половина сосуда нагрелась бы, а другая, соответственно, остыла. Само собой, не без помощи «демона-сортировщика». Но для этого он должен что? Играть с собой в орлянку и жутко нервничать? Иначе как ему нарушить равновесие? Ещё раз подчеркну: эксперимент мысленный. То есть, на практике демонов никаких не существует, даже в термодинамике. А уж какие процессы происходят с нашей памятью, к этому вряд ли вообще кто-нибудь всерьёз подступался. Однако в том, что периодически рассудочная система даёт сбой, лично у меня сомнений нет. Воспоминания то утрачиваются, то возникают ниоткуда, в новом прочтении. И тогда, цепляясь умом за привычные вещи, с ужасом ловишь себя на мысли, что уже не понимаешь, где кончается реальность и начинается то, что лишь выглядит как реальность?
3
«Саввах фани?» или правила игры
Замуж я вышла четырнадцать лет назад. Первое время у нас была комната в общежитии. Но вскоре оттуда нас выселили. Снять отдельную квартиру в студенческом городе сложно, не говоря уже о денежном аспекте. Муж недоучившийся студент, пахал строителем в шарашкиной конторе, а у меня была более чем скромная зарплата помощника ответсекретаря в газете. В конце концов, дошло до того, что нам пришлось в буквальном смысле скитаться по углам. Допоздна мы бродили по улицам, поглядывая утайкой на залитые электрическим светом окна многоэтажек. Потом он провожал меня до какой-нибудь из моих приятельниц. Сам же нередко отправлялся ночевать на вокзал. О, как нам хотелось тогда родного маячка среди этих окон, чтобы возвращаться вечерами в тихую гавань, к семейному очагу! Всё так и вышло. Но только ходики судьбы отстучали положенное, как я покинула нашу с ним упакованную квартиру. Забрала лишь книги и личные вещи. Окно родного дома оказалось бесплотным миражом. И я боюсь, что упустила в этой погоне за призраком что-то свое, настоящее. Впрочем, если подумать, не я одна, а все мы играем по жизни роли, не очень-то нам самим понятные. Покорно носим прилипшие к лицам маски, похожие больше на шоры для лошадей, чтобы не озирались по сторонам. Переключи однажды ветку стрелочник, мы даже не заметим: катимся до конечной, прежде чем понять, что вовсе не туда приехали, куда хотели. А потом кусаем локти, рефлексируем, вот если бы да кабы В этом весь Человек: усомнившись в правильности выбора, выстраивает собственную цепь предполагаемых последствий от альтернативных решений, и в том находит утешение. Моделирует обособленный псевдомирок просто так, от нечего делать. Так поступают все люди, иногда даже сами того не замечая. Ужас же в том, что эта квази-действительность кого хочешь засосёт в воронку психических превращений. Несчастный выпадает из жизни: остается оболочка, а душа и помыслы переносятся в другую, им же сотворённую реальность. Если ты, читатель, сейчас с усмешечкой подумал, что вышесказанное к тебе не относится и что ты, слава Богу, не невротик какой-нибудь, всё-таки будь настороже. Помни, какой бы выбор ты не сделал, сомнений, скорей всего, не избежать. Ибо так уж мы устроены: полагаем, что судьба немилосердна и спрашиваем: «Саввах фани?». Почему это случилось со мной?
В 99м умер отец.
За полгода до этого я приезжала к нему в отпуск. Он был неизлечимо болен. Врачи поставили диагноз: сахарный диабет в прогрессирующей форме. Необходимы были строгая диета и хороший уход. Ничего такого одинокий старик позволить себе не мог. Когда я увидела его, у меня сердце сжалось: кожа да кости. Некогда осанистый, красивый мужчина превратился в развалину. Но он по-прежнему оставался верен себе: грубоватый и заносчивый, сложный в общении и болезненно капризный. Он как будто не признавал жестоких реалий и весь был устремлен в будущее. Хотел достроить новый дом, во что бы то ни стало кому-то что-то доказать. Ни сам недуг, ни полуголодное, нищенское существование не отрезвляли его нездорового оптимизма. В итоге, мы не нашли общий язык, рассорились, с тем я и уехала, то есть, по сути, оставила отца в ужасном положении. Буквально накануне его смерти мне приснился отчётливый кошмар: дом, где наша семья жила до развода родителей, охвачен пламенем. Какие-то незнакомые люди мечутся туда-сюда, вынося из пожарища вещи. Только мы с ним стоим безучастно, словно нас беда не касается. А потом, в какой-то момент я понимаю, что его рядом нет. Был и нет, моментально, как меняются на киноплёнке кадры.
За полгода до этого я приезжала к нему в отпуск. Он был неизлечимо болен. Врачи поставили диагноз: сахарный диабет в прогрессирующей форме. Необходимы были строгая диета и хороший уход. Ничего такого одинокий старик позволить себе не мог. Когда я увидела его, у меня сердце сжалось: кожа да кости. Некогда осанистый, красивый мужчина превратился в развалину. Но он по-прежнему оставался верен себе: грубоватый и заносчивый, сложный в общении и болезненно капризный. Он как будто не признавал жестоких реалий и весь был устремлен в будущее. Хотел достроить новый дом, во что бы то ни стало кому-то что-то доказать. Ни сам недуг, ни полуголодное, нищенское существование не отрезвляли его нездорового оптимизма. В итоге, мы не нашли общий язык, рассорились, с тем я и уехала, то есть, по сути, оставила отца в ужасном положении. Буквально накануне его смерти мне приснился отчётливый кошмар: дом, где наша семья жила до развода родителей, охвачен пламенем. Какие-то незнакомые люди мечутся туда-сюда, вынося из пожарища вещи. Только мы с ним стоим безучастно, словно нас беда не касается. А потом, в какой-то момент я понимаю, что его рядом нет. Был и нет, моментально, как меняются на киноплёнке кадры.
За три последующих года вслед за отцом поумирали дед, бабушка и добродушный старичок-дурачок Андрей бабулин брат, который нянчил меня маленькую, а когда я подросла, советовал «на летчика учиться».
Помню день, когда я стояла посреди их пустой квартиры, и неотрывно глядя в темно-синее небо, украшенное крупными звездами, думала: давно ли здесь было шумно и весело, звенели детские голоса, пыхтела на плите бабушкина стряпня? А сейчас только стопка пожелтевшей «Правды», которую читал утрами дед, пылится на подоконнике, да старая мебель громоздится по углам, как надгробия. Эта горькая немота, ощущение хрупкости и несправедливой скоротечности жизни навалились на плечи такой невыносимой тяжестью, что перехватило дыхание, и я едва не разревелась навзрыд. Но тут как будто сквозняком повеяло, наискосок от виска, и кто-то невидимый еле слышно выдохнул за спиной:
Не бойся смерти Она не для нас с тобой.
4 Временный союз с мамоной
Знаете, что пришло сейчас в голову? Что по сути всё великое питается токами сиюминутности. И именно это роторное вращение вокруг повседневных нужд, смены лиц и задач на сегодня, завтра, послезавтра и так далее, рождает, в конце концов, базисный смысл каждого существования ту самую почву, на которой всходят сначала осторожные, а затем всё более и более смелые всходы.
Возьмём шопинг. Самое банальное занятие, в котором все мы, естественно, доки. Так нам хочется думать. На базарах с азартом торгуемся, нарезаем круги, сопоставляем цены. Но берём в итоге то, что «вкуснее» выглядит, ибо уже за десять минут пребывания в царстве съестных ароматов разыгрывается настолько зверский аппетит, что напрочь заглушает голос разума. Ещё более характерный пример с гардеробом. После сомнений и внутренней борьбы таки срываешь с плечиков понравившуюся тряпицу, не соразмерную размеру кошелька. И уже на кассе, прибросив, сколько лишних денег потрачено, начинаешь тихо себя ненавидеть.
Однако поверьте, если волею судеб вы окажетесь по другую сторону прилавка, всё усложнится на порядок. Ваша совесть, какой вы знали её с рождения, станет для вас чуть ли не персоной нон-грата. Это, кстати, совершенно оправданная мера, компромисс. Не забуду, как подвизалась я в челночной торговлишке, и до чего неудобно поначалу было продавать что бы то ни было и кому бы то ни было. Хотелось раздать весь товар бесплатно и бежать куда глаза глядят. Однако со временем я усвоила и зарубила себе на носу «золотое» правило: покупатель, он уже не сосед, не приятель, не бывший сослуживец и тому подобное. И относиться к нему нужно, как к покупателю. Точка.
Я вовсе не хочу сказать, что цинизм краеугольное качество любого предпринимателя. Есть же среди них и спонсоры, и даже (хотя, большая редкость), меценаты. Благотворительные фонды от них кормятся. Но я убеждена, что установка «Не обманешь не продашь» действует по всей вертикали бизнеса: от мелкой бакалеи до поставок нефти и газа.
Эта скверная философия: «Покупатель всего лишь клиент», какое-то время выручала, но всё же мой союз с Мамоной не принёс ожидаемых плодов. Вместо прибыли и достатка, я получила сплошную головную боль и проблемы с налоговой. Видимо торговцем нужно родиться. Даже на фоне нестабильной российской экономики мои «телодвижения» по части заработать сильно напоминали полёт над минным полем на примитивном аппарате братьев Райт.