Нерадивая дочь - Лариса Джейкман 7 стр.


 Ладно, успокойся. Нет у меня ее телефона, выбросила я, по-моему.

Пару дней спустя, отправившись к маме на обед всем семейством, молодые люди шутили, веселились и решали, что лучше купить к столу, вино или коньяк. Наконец решили и то, и другое, чтобы на любой вкус. Заехали в супермаркет по дороге, и, выйдя из машины, Татьяна сунула руки в карманы в поисках перчаток.

 А это что?  удивленно спросила она и вытащила на свет божий салфетку с номером телефона Жени. Ее одолели сомнения, показывать брату или нет, но симпатичные, сочные вишенки на салфетке тут же привлекли внимание Лики.

 Какая прелесть! Откуда такая красота?

Эдик тоже глянул на предмет обсуждения и все сразу понял.

 Телефончик! А вот и он. Умница, Танюша, давай его сюда. Это ведь Женин, только честно?

 Да Женин, Женин. Бери, если хочешь, но я не буду с этим связываться.

Обед у мамы прошел нудно и совсем невесело, по крайней мере для Тани. Стол был неплохой, мама постаралась, но ее поджатые губы и недобрый взгляд портили все дело. Разговаривали за столом в основном Лика с Эдиком, и все больше о работе. Татьяна отмалчивалась. Ей похвалиться было нечем, а то, что она до сих пор живет у брата с невесткой, маму изрядно раздражало.

Наконец отобедали, попили чаю с пирожными, приобретенными в супермаркете, и засобирались домой.

 А мы Танюше квартиру присматриваем в новом доме!  вдруг весело сообщил Эдик.

 Кто это, мы? Ты и Лика?  спросила Елизавета Тимофеевна, метнув на дочь далеко не материнский взгляд.

 Нет, я и Таня. Она у нас зарабатывает достаточно, чтобы задуматься

 Эдик, прекрати,  вступила в разговор Татьяна.  Ничего я не зарабатываю, но о жилье задумалась всерьез. Хотя бы о съемном для начала, это правда. Не волнуйся, мама. Мне и самой уже неловко.

 Я думаю. А мне-то как неловко. У матери она не осталась, а у брата с молодой женой жить месяцами  это нормально, да?

 Мама, ну что ты такое говоришь?  заступился за сестру Эдик, а Лика добавила:

 Мамочка, все нормально. Места-то у нас много, а Таня помогает по хозяйству, я в разъездах иногда бываю, хоть Эдика кормит, и я за него спокойна.

 У нее руки не из того места растут, чтобы готовить и по хозяйству помогать. А кормит она его скорее всего полуфабрикатами, разогретыми в микроволновке.

 Ой, ну все!  попытался закончить разговор любящий сын.  Мамуля, ты не права. И расстраиваешься зря. Все у нас отлично.

 Мама, с посудой помочь?  спросила Лика, но та лишь махнула рукой и сказала:

 Сама справлюсь.

Все засобирались домой. У Татьяны в горле стоял тугой болезненный ком, и, чтобы не разрыдаться, она старалась проглотить его, но это удавалось с трудом и вызывало лишь спазмы в горле.

 Ну что она за человек за такой?  спросил Эдик, усевшись в машину. Весь обед испортила своими занудством.

 Э-эдик!  предупредительно проговорила Лика.  Не обсуждают людей за глаза, тем более, родных.

 Да ну ее! Таня, это она не на тебя, а на себя злится, что не смогла пригреть и принять по-человечески свою родную дочь. Гордость ей не позволяет, надо, чтобы ты в ногах у нее валялась и умоляла. Тогда бы она снизошла.

 А давайте не портить наш выходной,  вновь вступила в разговор Лика.  Мама женщина с принципами. Не будем к ней очень строги. Нам разве плохо втроем? Замечательно, по-моему. Ну и все. Будем жить, как жили.

 Да нет, Лика,  наконец заговорила Таня.  Права она. И любой посторонний скажет, что права. Но ситуация у меня пока патовая, и выхода я не вижу, честно говоря, поэтому придется еще немного подождать. И опять же, спасибо вам, ребята. Вы классные, правда.

4. Клад

Татьяна вернулась с работы и никого не застала дома. Обычно Эдик с Ликой возвращались не позднее восьми, а шел уже девятый час, значит, они где-то задержались. Татьяна приготовила нехитрый ужин, отварила вермишель и залила кипятком сардельки, сварить их дело десяти минут, так что можно подождать прихода хозяев. Но ждать пришлось долго, они появились уже в половине одиннадцатого, с озабоченными лицами, и вошли в дом, что-то возбужденно обсуждая.

 Эдик, это бред. Не может быть у ее мамы этой иконы, ну никак не может, понимаешь!

 О! Танюха, привет!  сказал Эдик, заметив сестру.  Ты не поверишь, мы, по-моему, нашли золотое яичко.

 То есть?  переспросила Татьяна.

 О! Танюха, привет!  сказал Эдик, заметив сестру.  Ты не поверишь, мы, по-моему, нашли золотое яичко.

 То есть?  переспросила Татьяна.

Лика сняла куртку и сапоги, глянула на себя в зеркало, поправила волосы и только после этого появилась в гостиной, розовощекая и с сияющими глазами.

 Вы чего такие возбужденные оба? Что случилось?

 Да это Женя твоя ну, знакомая, я имею в виду,  сказала Лика, пока Эдик поднялся наверх.  Мой муж неугомонный все же позвонил ей, договорился, а сегодня после работы, даже не предупредив меня, куда едем, отвез на встречу с ней.

 Понятно. Ну этого и следовало ожидать. У моего брата чутье на то, что можно купить задарма, а продать втридорога. Ну и как? Действительно икона или мазня доморощенного живописца?

 Не знаю, Таня. Выглядит все очень странно. Иконная доска однозначно старинная, по-моему это кипарис, и задняя сторона иконы впечатляет, и шпонки, ну это крепления такие, они тоже весьма староваты на вид. Но изображение лика самого святого мне не внушает доверия.

 Почему? Что с ним не так?

 Ну понимаешь, существует определенная техника как грунтовки, то есть нанесения так называемого левкаса, ну как тебе объяснить это такое меловое покрытие, а затем само изображение, которое для закрепления и долговечности покрывалось олифой. Ни того, ни другого я не смогла рассмотреть. Олифы никакой точно нет, а лик святого будто простыми масляными красками написан. Ерунда какая-то.

Спустился Эдик и присоединился к разговору.

 Я не отчаиваюсь пока. Дерево старинное, так что это уже о многом говорит.

 А где она, можно мне на нее взглянуть?  спросила Татьяна.

 Да нет, мы ее тут же Марку Андреевичу отвезли, это наша палочка-выручалочка. Он в этом вопросе профессионал, Лика, скажи.

 Нужен хороший анализ знатока, а Марк Андреевич признан даже в «Доме Антиквара» в Москве. Он разберется.

 Ну а Женя что говорит? Какую историю она вам рассказала, откуда у нее эта икона?

Эдик и Лика глянули друг на друга и прыснули.

 Да уж, эта Женя просто уникум. Я ей позвонил сегодня утром, представился, а она как завопит в трубку: «А, Танькин брательник! Говори, куда, еду!» Я говорю, нет, не сейчас, давайте вечером в кафе «Поляна». У них там отдельные кабинеты есть для приватных встреч, ну я заказал такой кабинетик, и мы с Ликой приехали. Заходит, уселась наша визави. Вся такая «прости господи» из себя, но с апломбом.

 Эдик, давай уже по существу,  не выдержала Лика.  Короче, села, достает из сумки сверток, завернутый в вафельное полотенце. Вот, говорит, у мамашки моей на антресоли пылится, мать трындит, что от ее бабушки досталась. Жаргон убийственный.

Эдик продолжил:

 А я уточняю, а бабушка из каких краев будет, не знаете. А она мне: «Тю, чего же не знаю, из-под Винницы мы все родом. Только бабуля моя, с Украины давно слиняла, сразу после войны, вышла замуж за моего деда, кубанского казака. Потом мамашка родилась, так что иконке этой, говорит, лет сто. Я и интерес всякий потерял. Но Лика посмотрела внимательно и так ей авторитетно заявляет: «Нам надо ее по-хорошему рассмотреть, с лупой (я чуть под стол от смеха не упал), а потом, мол, мы вам скажем, сколько она стоит».

 А Женя что? Неужели согласилась вам ее отдать?

 Ну как же, согласилась она. Задаток потребовала, сто долларов. И спросила при этом, сколько она может стоить. Я ляпнул наобум долларов пятьсот, тогда она еще запросила, но я отказал. Говорю, что не знаю, мол, продам ли я ее, и пока истинную ценность не установлю, разговаривать не о чем.

 Ясно. Дерево старинное, шпонки какие-то, но на нем мазня. Нет, вряд ли это что-то ценное,  высказала свое некомпетентное мнение Татьяна, но Лика с ней не согласилась.

 Во-первых, сама доска о многом уже говорит. Икона эта откуда-то привезена, ни на какой антресоли она не лежала, краска довольно свежая, во всяком случае, не столетней давности, это точно. Но голову ломать не стоит, без Марка Андреевича нам не разобраться.

А со следующего утра у четы Садовских, Эдуарда и Анжелики, а также и у Татьяны началась совершенно новая полоса в жизни: они напали на золотую жилу, образно говоря, и ступили на тропу не совсем законной реализации произведений искусства, икон и церковной утвари 1517 веков.

История эта продолжалась не так уж долго, но принесла этой троице весьма ощутимый доход, что значительно обогатило молодую семью Садовских и в корне изменило жизнь Татьяны, на что она уже и надеяться перестала

Назад Дальше