Испугался Серафим: куда теперь это все девать? Сначала хотел все церкви отдать, да рассказать, как да что. Но не доверял он местным попам, жадные да вороватые, растащат все, и концов не найдешь. В городскую управу свезти сундук так они церковь не жалуют, коммунисты все, как один. Заберут все, и на переплавку, золото да серебро денег стоит, а страна бедствует. А иконы старинные и вовсе никакой ценности для них не представляют. Все прахом пойдет.
И решил Серафим запрятать сундук подальше, и не говорить о нем никому до поры до времени. В подвале он один хозяйничал, толстые попы туда не спускались, поэтому вырыл он нишу в стене, запихал туда сундук с добром и замуровал.
А тут беда приключилась, у сестры родной сынишка захворал, чуть не помирает. Лекарства нужны были, пенициллин только-только появился, а стоил неимоверно дорого. Откопал Серафим свой сундук, вытащил оттуда иконку небольшую, поехал в соседний город и продал в их церковь. Хорошо ему заплатили тогда. И ребенка спасли.
Я грех на душу взял, родных от голодной смерти да от хворей всяких спасал, приторговывал я чужим добром святым. Вот она, моя правда. Но за эти грехи я себя и наказал, сорок лет отшельником в келье прожил, а к сундуку больше с тех пор и не притрагивался. А вот теперь этот племянник, которого я от смерти тогда спас, меня к себе забирает. Замкнулся круг, только я так там и помру, знаю я. Отработал свое.
Матвей выслушал старца, не перебивая. И только спросил в конце:
И где же он запрятан, сундук этот?
А этого я тебе говорить не буду. Сам ищи, где он замурован. А что с ним делать, тоже сам решай. Только если мою историю рассказывать станешь, уж после моей смерти. Не хочу я, чтобы ходили ко мне сыщики всякие, да расспрашивали, вопросы задавали, судили. Тяжело мне, душа, как свинцовая, а сердце камень. Пусть Бог меня рассудит, а не эти продажные в погонах.
5. Семен и Женька
Семен выслушал рассказ больного отца, помолчал, призадумавшись, и спросил наконец:
Так, история с географией. И чего? Нашел сундук? И где добро?
Отец прокашлялся, выпил воды и продолжил:
Нашел, в стене он был. Я ночами туда шастал, да выносил все потихоньку, а как все вынес, так сундук пустой к старцу в комнату затащил, да под кровать запрятал. Никто ничего и не заподозрил.
И опять тишина. Семен сидел, как на иголках. Ждал, что же дальше было, но Матвей медлил с рассказом, тяжело ему, видать, было.
Ну?! не выдержал сын. Не тяни кота за хвост, батя. Где ты все спрятал-то?
У нас, в старой голубятне. Там пол двойной, старый когда прогнил чуток, мы с тобой поверх него новый настелили, помнишь? Вот там две доски отходят. Их приподымешь, и все найдешь. Только боюсь, не попортились бы образа да иконы.
Семен испугался, а что, если попортились? А если и нет, куда с ними? Кому продашь?
Я с них ни копейки не поимел, ничего не тронул и не продал. Думал, тебе на учебу или на новый дом, коли семьей обзаведешься. А ты вон на четвертом десятке, да все бобылем. Найди себе женщину хорошую, женись, да поживите в достатке. Мать только не впутывай. Раскудахтается она, занервничает. Все дело испортит. А деньгами помоги, коли сможешь это добро в оборот пустить.
Отец смотрел на сына и понимал, какие мысли его одолели. Чужое добро в твоих руках дело не шутошное, он вот не смог им распорядиться, а сын-то сможет? Шофер, без друзей, без связей. Эх, незадача! Но чтобы прервать его тягостные мысли, он спросил:
А чего ж про церковь-то не спросишь? Починили мы фундамент, да по-хорошему, весь подвал засыпали, укрепили кирпичом. А старец вскорости и помер.
Да знаю я, читал в газете о твоем подвиге на благо города. Мать газету до сих пор хранит.
Путевку нам тогда с ней дали в Кисловодск, бесплатную. А душа на части разрывалась.
Да ладно, батя, забудь. Ничейное оно, это добро. Считай, что нашел. Ты вот тыщу долларов найдешь, себе заберешь или в милицию отнесешь?
Да на кой они мне? Мне уж ничего не надо, а ты сам будь осторожным. Попадешься, не отвертишься. Они тебя замучают, где взял, да где украл.
На этом разговор закончился, отец еще месяца три проболел и умер. После похорон отца Семену тоже было не до икон, боялся он к ним притрагиваться. Чувствовал, что не сдюжит. Но потом подвернулась ему удача, директор автобазы подозвал его к себе и сказал, что заказ ему пришел из центра, шофер со стажем нужен, дальнобойщик.
На этом разговор закончился, отец еще месяца три проболел и умер. После похорон отца Семену тоже было не до икон, боялся он к ним притрагиваться. Чувствовал, что не сдюжит. Но потом подвернулась ему удача, директор автобазы подозвал его к себе и сказал, что заказ ему пришел из центра, шофер со стажем нужен, дальнобойщик.
В центр поедешь, там заработки ого-го, с нашими не сравнить. Заработаешь, да по стране поездишь, по ближнему зарубежью опять же. Соглашайся, я тебя рекомендовать буду. Мужик ты молодой, непьющий, да и один у нас холостяк. Остальных-то я от семей отрывать не могу, хотя желающие нашлись бы.
Семен долго не раздумывал, мать тоже не возражала:
Соглашайся, Сеня. Большой город, большие возможности. Пропадешь ты тут у нас в захолустье. Да и девок молодых нет, всех уж разобрали, а разве это дело бобылем-то оставаться?
Так у Семена Тарасова началась новая жизнь. Жил он в рабочем общежитии, но большую часть времени проводил в рейсах, поэтому жилье его совсем не беспокоило. Напарник у него был опытный, Иван Савельевич. Сколько они с ним километров по стране отмахали! А разговоров сколько всяких, о себе да о судьбе. Только Семену особо и рассказать-то было нечего, а вот напарник его поделился с ним то ли радостью своей, то ли бедой.
Дочка моя, Женька, хорошая девчонка была, но оторва, каких свет не видел. Все с мальчишками по дворам бегала. Не уберегли мы ее с матерью, работали, как проклятые, а она сама росла, что травинка в поле. И вот в двадцать пять лет за решетку попала, да уж второй раз. Сначала еще девчонкой совсем, там легко отделалась, а затем уже по-крупному. А толком и не знаю, за что. Банда у них была что ли, человек пять, деньги вымогали, какие-то сделки незаконные, кого-то шантажировали. По 163 статье загремела моя дочурка. А теперь вот вышла. Все, говорит, батя, больше я туда ни ногой. Остепенилась.
Семен слушал напарника в полудреме, поэтому вся эта информация доходила до него плохо. Что-то услышал, что-то нет. Одно в мозгу отпечаталось, дочка у Ивана Савельевича молодая и не замужем. Хороший вариант. Да и Савельич мужик, что надо. Познакомиться бы с этой Женькой. Сам он, конечно, не Ален Делон, но и не урод, работящий, при деньгах. А она тоже, поди, не нарасхват. Но раз решила остепениться, то сойдет. Как-нибудь поладят они.
И в один прекрасный вечер, после возвращения из рейса, Иван Савельевич пригласил своего напарника к себе на ужин. Семен быстренько осмотрелся, на нем джинсы, кроссовки, свитер и кожаная куртка. Ничего так, прилично одет, можно в гости пойти, да и согласился.
Купили в киоске бутылку шампанского, коробку конфет и появились в дверях квартиры, где их встречали две похожие друг на друга женщины, только одна в возрасте и простоватая, а вторая молодая, в малиновом спортивном костюме и с такого же цвета помадой на сочных губах. Полногрудая блондинка, очень аппетитная и, судя по всему, без комплексов.
О! Мужичонка к нам на огонек! Милости просим. Это кто же такой мальчик-с-пальчик? Твой напарник, папаня? Это ты мне про него все уши прожужжал?
Женька, ну ты хоть язык за зубами придержи. Ничего я тебе не жужжал, а говорил только, что напарник у меня хороший, это да. Проходи, Семен, не стесняйся. Женьке у нас палец в рот не клади.
Весь вечер мужчины и женщины хохотали, рассказывали анекдоты, иногда не очень приличные, ели-пили, веселились, а уже за полночь Семен засобирался домой, в общежитие. Но его не отпустили.
Оставайся у нас. Женька в зале на раскладушке ляжет, а ты в ее комнате. Переночуешь, завтра утром поедешь. Куда сейчас ночью-то идти?
Семен согласился, хотя сказал было, что на раскладушке ляжет он, но Женька резко возразила:
Нет, у нас в дому так не принято. Ты гость, поэтому иди ложись давай, где сказали. А мне и на раскладушке хорошо.
Но не прошло и получаса, как дверь спальни тихонько скрипнула, и нагая жаркая Женька запрыгнула к Семену в постель.
Так состоялось это знакомство, быстро и незатейливо. А на утро, за завтраком с блинами, родители Женьки и объявили Семену:
Раз уж вы так быстро сошлись, то давайте по-серьезному. Она у нас девка не гулящая, грешки, конечно, есть, но вот развратничать не развратничает.
Семен, пожалуй, так радикально бы не выражался после того, что он испытал с «целомудренной» Женькой прошедшей ночью, но, положа руку на сердце, повторить бы не отказался.