Марфа звонко захохотала: она и сама часто бывала столь же неуклюжей.
Я Марфа Пасюк, учусь на медицинском факультете. Это место моё! утвердительно сказала она.
Да, нет же! Оно моё! Я часто здесь занимаюсь, Томас внимательно рассматривал девушку, слегка прищурившись.
Марфа тоже без капли стеснения смотрела на нового знакомого. Он был невысок, о чём говорил небольшой размер его ботинка, в меру упитан. Строгий костюм придавал ему возраста, но лучистые карие глаза выдавали юношеский азарт. Кудрявые тёмные волосы были аккуратно уложены: на них без труда можно было увидеть следы глицерина. Так обычно поступали с непослушными вихрами, разлетающимися в разные стороны от малейшего движения головой. Редкая седина скорее говорила не о его возрасте, а о многочисленных переживаниях. На лице не было и малейшего намёка на щетину. Или растительность была редкой, чего нельзя было предположить, глядя на шевелюру, или щёки подвергались тщательному уходу. Марфа решила, что второе ближе к истине, и отметила про себя исключительно аккуратный вид студента.
Я тебя не видела здесь раньше! Ты на каком факультете учишься?
Томас замешкался на минуту, не нашёлся, что ответить, но тут же, решив не говорить правды, пробурчал:
Я недавно приступил к учебе Был болен
Томас и Марфа встречались ежедневно во время обеденного перерыва. Их короткие свидания продлились до следующего семестра. Достаточно было и получаса, чтобы они могли наговориться от души. Наступившая зима, дождливая и серая, с запахом сырости и прелых листьев не была им помехой. Молодые люди, казалось, отогревались около друг друга. Они почувствовали то, что называют единением душ, в тот момент, когда в первый раз заговорили. Теперь они сидели на скамейке, тесно прижавшись, укрытые зонтом от порывов промозглого северного ветра, и делились друг с другом новостями студенческой жизни. Томас часто рассказывал об истории Гейдельберга, о великих учёных, музыкантах и писателях, проживающих в разное время в этом красивейшем городе Германии. Об истории университета и студенческой тюрьме, где отбывали наказание провинившиеся студенты, и даже побывал Марк Твен для получения необходимых ему впечатлений. Об останках первого человека в Европе, обнаруженного здесь совсем недавно в результате археологических раскопок, признанного предшественником неандертальцев и получившего название Гейдельбергский человек. Всё, что Марфа слышала от Томаса, заставляло её ещё больше полюбить этот город.
Она не сразу заметила, что вместе с её любовью к Гейдельбергу, зародилось и начало расти большое чувство к Томасу Нойману.
По выходным дням они совершали небольшие экскурсии. Томас, рождённый и выросший в Гейдельберге, показал Марфе все его достопримечательности. Старый замок на склоне горы Кенигштуль основную резиденцию правителей курфюстов Пфальца вплоть до конца семнадцатого века, разрушенный войсками Людовика Четырнадцатого в ходе войны за пфальцское наследство. Старый мост Карла Теодора, который украшала скульптура богини мудрости Минервы, являющаяся покровительницей Гейдельбергского университета, с четырьмя аллегорическими изваяниями, персонифицирующими первые его факультеты. Любимым местом Марфы стала университетская библиотека. Это архитектурное сооружение покорило Марфу не только изысканностью внешнего вида, но и тишиной читальных залов, которые магически притягивали её возможностью получить неограниченное количество знаний. Здесь, обложившись учебниками, они с Томасом засиживались далеко за полночь. Иногда Марфа засыпала, положив голову на скрещенные на столе руки, и тогда Томас терпеливо оберегал её сон.
На прогулках Марфа преображалась. С Томасом она чувствовала себя нежным цветком, находящимся под защитой внимательного садовника, несмотря на то, что была на полголовы выше его и крупнее. Они дурачились, догоняя друг друга, собирали осенние букеты из резных кленовых листьев, подолгу сидели на открытых террасках уличных кафе и ресторанчиков, пили горячий кофе со сливками и большими кусками рассыпчатого кухена, ели сочные свиные колбаски с квашеной капустой, кормили бродячих собак остатками обеда.
Первый семестр пролетел как одно мгновение.
Каково же было удивление Марфы, когда в начале второго семестра в аудиторию вошёл её друг Томас и представился преподавателем новой дисциплины профессором Томасом Нойманом. Она не знала, что делать в этот момент и как себя вести потом краснела, бледнела, потела на протяжении всего занятия. Он напротив, как казалось, был невозмутим.
Каково же было удивление Марфы, когда в начале второго семестра в аудиторию вошёл её друг Томас и представился преподавателем новой дисциплины профессором Томасом Нойманом. Она не знала, что делать в этот момент и как себя вести потом краснела, бледнела, потела на протяжении всего занятия. Он напротив, как казалось, был невозмутим.
Томас Нойман объявил тему лекции и читал её воодушевленно, увлекая студентов интересными примерами из собственной практики. Те слушали его, не отрываясь, и даже задавали вопросы. Лишь Марфа не услышала ни слова ей как будто набили уши ватой, настолько она была ошарашена появлением Томаса и неловкостью ситуации. Она даже не поняла, о чём будет лекция. Уставившись в одну точку письменного стола, она так и просидела до конца занятия будто каменное изваяние.
Томас задержался, нарочно неторопливо складывая учебники и лекционные записи в огромный кожаный портфель с позолоченными замками. А когда все студенты покинули аудиторию, Марфа на трясущихся от волнения ногах подошла к нему.
Марфа, поговорим обо всём вечером после занятий, сказал он коротко, глядя ей прямо в глаза. Приходи в кафе «У Клауса» на Гауптштрассе, я буду ждать тебя в десять.
Марфа знала это место. Кафе располагалось в Старом городе на самой длинной пешеходной улице протяженностью более полутора километров. В выходные дни она иногда позволяла себе прогуляться по ней, чтобы насладиться гармонией архитектурного ансамбля с преобладающими красными крышами невысоких домиков, который не одно столетие восхищал умы художников и поэтов. Старый город в стиле борокко был главным достоянием Гейдельберга.
Томас ждал Марфу недолго. В кафе было тихо и уютно, почти по-домашнему. Посетителей было мало старичок в мятом драповом пальто, сидевший у окна, отогревался горячим супом с фрикадельками, и две женщины средних лет, по-видимому подруги, тихонько болтали, встретившись после продолжительной разлуки. Красное французское вино в фужерах оттеняло и без того их раскрасневшиеся от смеха лица. Тёплый мерцающий свет придавал помещению дополнительный уют. Он разливался по стенам светлого терракотового цвета, блуждал по картинам с изображением видов старого Гейдельберга и наполнял кафе комфортом и спокойствием. Пахло сдобой, ванилью и корицей. Томас занял столик в глубине кафе и заказал простой, но сытный ужин для них двоих гигантские пельмени маульташен, напоминающие Марфе пельмешки ее матери, которые та специально лепила для своей малышки. Согласно немецкой легенде это кулинарное изобретение принадлежало обитателям монастыря Маульбонн. В Страстную пятницу, когда употребление мяса было запрещено, хитрые послушники тайком наполняли нашпигованные зеленью постные пельмени фаршем.
Яблочный штрудель и крепкий чай, который Марфа не хотела менять ни на какие другие традиционные напитки, завершал ужин вечно голодных студентки и преподавателя. Томас любил кофе и не отказался от него и в этот раз. Марфа, вероятно от большого волнения, проглотила горячие маульташен, не замечая их вкуса. И только глотнув чаю, начала понемногу успокаиваться. Томас ждал. Он готов был объясниться, но не был уверен, что Марфа готова его слушать и слышать.
Когда её чайная чашка опустела, она, наконец, подняла на Томаса глаза. В них было непонимание и немой вопрос.
Я не хотел тебя пугать, Марфа, произнёс он, на минуту задумавшись, поэтому обманул тебя. Скажи, если бы ты сразу узнала о том, что я преподаватель, то согласилась встречаться со мной? Мне кажется, что нет. Мой обман позволил нам лучше узнать и полюбить друг друга. Ведь это так, скажи! и он накрыл горячей ладонью её руку, всё ещё нервно дрожащую.
Да, так! Марфа кивнула, не задумываясь, и всё в её душе и теле успокоилось. Её выдох был еле слышен.
Она давно доверяла Томасу и знала, что он говорит правду. Они любят друг друга, и ничто не может помешать их любви. Всё будет по-прежнему. Она приняла очевидное без лишних слов.
Мы должны быть вместе, Марфа. Это понятно нам обоим, и поэтому я прошу твоей руки. Принять мое предложение ты можешь в любое время я буду ждать тебя столько, сколько потребуется.
В этот вечер Томас рассказал Марфе, которая по-прежнему оставалась немногословной из-за пережитого в последние часы, историю своего отца Иосифа Ноймана
Иосиф Нойман был в Гейдельберге известным доктором. После окончания университета он остался работать в университетском госпитале и преподавал на кафедре биологии и медицины. Будучи совсем молодым, он защитил докторскую диссертацию по проблемам лечения онкологических заболеваний и получил научную степень и звание профессора. Попасть к нему на приём стремились многие несчастные, которые потеряли всякую надежду ни излечение. Часто к нему привозили тяжёлых больных, которым был подписан смертный приговор. Больные и их родственники считали за удачу, если выпадала возможность попасть в руки доктора Ноймана, ведь многие приговорённые получали шанс на продолжение жизни. Он брал на себя только самые тяжёлые или интересные с точки зрения науки случаи. В остальном лечение и ведение больных Нойман доверял своим ученикам последователям нетрадиционных, часто ещё экспериментальных, методов лечения.