Оберсту, прошептал сереющими губами Панновиц, оберсту доложите. Скажите, что переодетые диверсанты
Немцы есть немцы, они и пошли, и нашли, и доложили. Оберст есть оберст, он пришел. Да, взгляд устремленных в непостижимые дали глаз был несколько стеклянным. Да, шаг мог бы показаться кому-то слишком чеканным. Но так полный ажур, не подкопаешься.
Так, проговорил он, покачиваясь над свеженькими трупами на носках ослепительных сапог, взад-вперед, взад-вперед, трусы-паникеры-истерики? Педерасты? Тогда все правильно. Содомиты мерзость перед лицом Господа
Дело в том, что он не был немцем, а, наоборот, австрийцем и католиком. И к его безукоризненно сидящей форме со всеми регалиями очень шел немыслимого совершенства кремовый котелок.
Падаль в вонючих черных мундирах без церемоний покидали в овраги, чтоб не смердели потом.
Из-за холма, едва не задевая развалин на его вершине, стремительно вылетел одиночный штурмовик, пролетел над передним краем на ультрамалой высоте, а потом развернулся в глубоком вираже и ушел на восток. Это, безусловно, радовало, но и смущало. Радовало по вполне понятной причине: к этому времени даже одиночный штурмовик русских мог причинить страшный урон. Два контейнера «елочных игрушек», так их прозвали солдаты за круглую форму и стеклянные поражающие элементы, запросто могли дать до полутысячи убитых и, главное, раненых, потому что ни окопы, ни щели не давали эффективной защиты от мерзких колобков, раскатывающихся по местности. «Полевой вариант» контейнера отличался большим, девяносто пять процентов, содержанием бомб, которые взрывались через минуту-полторы после рассеивания и только около пяти, имеющих отсроченное действие. У того самолета, который пренебрег ими, на подвесках было что-то очень похожее, и он мог бы устроить им веселую жизнь. А он не стал.
Что-то неподходящее для нашего брата, вот как. Да нет, видно, «коровы» обнаружили подкрепление на марше, туда полетел. Идиот, тогда был бы десяток. Я понял, камарады, это они нашу кухню обнаружили. Да, тогда в самый раз будет. Вот мерзавцы, в самое больное место норовят. Уж этого я «иванам» точно не прощу. А не мешало бы пожрать. А ты что хочешь, что ли? Ну-у? А нету! Ах, ты! Плохо еще, что орудий ни одного. А тебе что, надо? Что, опять скажешь «нету»? Почему? Есть. Неподалеку, километров восемь отсюда, на обочине. Целенькие, даже снарядов ящиков пять. Только «чума» лошадей побил, а тягачи еще раньше побросали. Сбегал бы, прикатил. Это ты у нас, как першерон, а у меня кость тонкая.
Гальбе, ожила вдруг давным-давно молчавшая рация, и герр оберст вздрогнул, потому что голос принадлежал не кому-нибудь, а самому Вильгельму Кейтелю, где вас носит черт, у вас бардак со связью, слушайте, Гальбе, спешно готовьте позиции, на вас движется колонна русских, предположительно из состава пятой гвардейской армии, с усилением Держитесь там, вы сейчас одни прикрываете южное направление, но помощь идет, слышите? Что вы там бормочете? Откуда сведения? Обыватели донесли, по телефону между прочим, у них со связью бардака нет, докладывайте, что там у вас как
Когда тебе прямо вот так, на полевую станцию передает указы и требует доклада целый генерал-фельдмаршал и бессменный руководитель ОКВ по кличке «Лакейтель», значит, дела и впрямь плохи. Хуже, чем кажется, а это надо суметь.
Личный состав 4256 человек, причем линейного состава боевых частей 1862 фольксгренадера. Горючего нет, артиллерия утрачена, автотранспорта нет. Стрелковое оружие почти по штату, боеприпасов примерно по десять патронов на ствол. Связи до этого сеанса не имели двадцать восемь часов. Продовольствия сухой паек на сутки. Все.
Это не доклад, Гальбе, а черт знает что! Кто сосед с левого фланга? Кто сосед с правого фланга?
Выясняем, господин генерал-фельдмаршал. Бессмысленная болтовня надоела оберсту, и он решил прекратить ее самым надежным образом. А скажите, господин генерал-фельдмаршал, а это правда, что Фюрер погиб при воздушном налете?
А? Что вы там такое говорите? Почему, черт возьми, ничего не слышно?
Голос начальства, как и ожидалось, начал стремительно слабеть, после чего, как и ожидалось, связь прервалась. С концами. Значит, правда. Или от правды неотличимо. Он добавил из фляжки и созвал оставшихся командиров остатков оставшихся батальонов. Сообщил им примерное содержание сеанса связи и вопросил.
Это не доклад, Гальбе, а черт знает что! Кто сосед с левого фланга? Кто сосед с правого фланга?
Выясняем, господин генерал-фельдмаршал. Бессмысленная болтовня надоела оберсту, и он решил прекратить ее самым надежным образом. А скажите, господин генерал-фельдмаршал, а это правда, что Фюрер погиб при воздушном налете?
А? Что вы там такое говорите? Почему, черт возьми, ничего не слышно?
Голос начальства, как и ожидалось, начал стремительно слабеть, после чего, как и ожидалось, связь прервалась. С концами. Значит, правда. Или от правды неотличимо. Он добавил из фляжки и созвал оставшихся командиров остатков оставшихся батальонов. Сообщил им примерное содержание сеанса связи и вопросил.
Ну? Вы слышали? На вас одних, засранцы, оказывается, вся надежда. Тут-то мы и остановим большевистские полчища и повернем ход войны вспять. Начальство нам доверяет и это, понятно, высокая честь. Вопросы?
Герр оберст, а на нас-то кто?
Сущие мелочи, не стоит внимания. Какая-то там Пятая Гвардейская общевойсковая. Правда, с усилением, но тоже ничего особенного. Какие-нибудь два-три мехкорпуса, танковый корпус из 3-й Танковой, пара полков тяжелых самоходок и еще что-нибудь, по мелочи. А теперь я лягу спать, а вы марш к солдатам. Если что разбудите
Да нет, не может быть. Если б правда, то давно прислали бы авиацию. Точно, от нас, по идее, сейчас были бы одни клочки. Тем более, что этот нас видел. Мог не передать. Брось, камрад, у «иванов» со связью все в порядке, а за такой зевок у них без разговоров ставят к стенке. Нет, точно вранье. Нечего им тут делать. А придут, так что ж делать? Будем драться. Поляжем тут, но не отступим Полечь, это да, это запросто. Жаль только у саперов сто двадцать мин на все про все, а «колючки» нет вовсе Тихо!
Куно Мюллер, егерь из Тюрингии, поднял веснушчатый палец и буквально насторожил слегка оттопыренные уши. Не вот, но довольно быстро разговоры смолкли, прислушались и все остальные. Что-то вроде Да нет, померещилось. Да нет, точно. Отдаленный, но все более слышный рев тысяч моторов и зловещий, смертный лязг бесчисленных металлических сочленений.
То, что имело выйти на них через полчаса, только отчасти развернулось в боевые порядки. Основная часть бесчисленных машин остановилась в поле, как следовала, походными колоннами. Очевидно, они уже вовсе ничего не опасались. Зато то, что развернулось, остановившись мерах в четырехстах от передней, видимой, как на ладони, траншеи, действительно заслуживало внимания. Громоздкие, уродливые машины, собранные явно на базе тяжелых или даже сверхтяжелых танков, вместо честных орудий какие-то обрубки с насадками на конце, и еще пара коротких стволов, поменьше. И по бокам корпуса тоже приварены какие-то коробки. У другого варианта из-за глухой, с двумя пулеметами рубки торчит несколько коротких, толстых стволов, глядящих почти вертикально, с легким наклоном. А еще и у того, и у другого варианта имелись тяжеленные катки впереди, и дополнительно наваренные экраны брони где только можно.
Только не вздумайте стрелять, побелевшими губами прошептал обер-ефрейтор Краус, ради бога, только не стреляйте.
Панновиц, на которого оберфельдарцт не пожалел полноценной дозы морфия, приподнялся, глянул стеклянными глазами и прошептал.
Не стреляйте. Узнайте, чего они хотят, разбудите оберста, что хотите, только не стреляйте. А то в живых никого не останется. И костей не сыщут. Я такие штуки видел в Восточной Пруссии
Это он правильно сказал. «Штуки» были типичным оружием конца войны. Мало пригодным при равной игре, но очень полезным для того, чтобы добить подранка без риска окарябаться. Фигурально выражаясь, не меч с копьем, а колода-«гасило» для сплющивания доспехов, молот-чекан для разбивания шлемов, мизирикордия для засовывания в щели лат лежащих, спешенных с коней или сбитых с ног, не могущих подняться. Тяжелая огнеметная система «Факел» и тяжелый 190-мм шестиствольный миномет «Штамп». Дальнобойность довольно убогая, но вот так, при отсутствии противодействия и на короткой дистанции, страшнее ничего не придумано. От падающих вертикально мин в шестьдесят килограммов весом, от вязкой огнесмеси, в один залп накрывающей тридцатиметровый круг, защиты не существует. Гибнут даже железобетонные доты: блокированные, задымленные, выжженные в упор, прямо через амбразуру.