Вот когда он отчётливо вспомнил и по-новому, по-взрослому уже оценил трагедию погибших на фронте обоих дедов своих и раскулаченных ещё раньше прадедов, когда рассказы отцовские, слёзные, ему уже не казались сказкой. Очутившись на обочине жизни в 40 неполных лет без цели и денег, и работы фактически, запаниковав и занервничав в наступившем хаосе и бардаке, что с неизбежностью принесла с собой хвалёная западная демократия, как-то сразу ослабнув, обезволив и растерявшись, и все свои знания потом и кровью добытые позабыв, он, быстро поседевший и постаревший, почувствовал, к немалому ужасу, что пришла и его очередь испить с горькой интернациональной отравой чашу, что и его поколение не оставил в покое Господь. Как до этого поколение отца, поколения дедов и прадедов
2
Пик горбачёвской перестройки, конец 1980-х годов, Стеблову выпало встретить и пережить на самом взлёте, можно сказать, его самостоятельной послеуниверситетской жизни, будучи 30-летним уверенным в себе молодым человеком, старшим научным сотрудником одного из ведущих столичных оборонных НИИ, что разрабатывал системыуправления для беспилотных космических аппаратов. Разведывательного характера в основном, летавших на околоземной и геостационарной орбитах.
К тому времени он уже благополучно окончил Университет и аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию, женился в 24 года, двоих детишек завёл сына Олега и дочку Светлану, и около 5 лет работал в особо засекреченном институте в глубине Филёвского парка, окружённом старыми липами и высоченным бетонным забором с колючей проволокой наверху. Забор и колючку усиливала вооружённая охрана и сверхнадёжная проходная почти как на зоне (через которую на территорию даже и милицию не пропускали без надобности и разрешения руководства), обязательная сигнализация и видеокамеры по периметру. Ящиками такие НИИ тогда называли для маскировки тематики, что вели свою родословную от знаменитых сталинских шарашек, где и ковалась оборонная мощь страны: космическая и ракетно-ядерная.
Его холостые товарищи-аспиранты, защитившиеся и остепенённые вместе с ним, пошли математику преподавать в различные вузы Москвы, или же в академический институт им. Стеклова (МИАН) устроились мэнээсами чтобы иметь свободного времени побольше и продолжать заниматься наукой, писать там докторские. Звали с собой и Вадима, но он отказался идти на грошовые вольные заработки. Ему нужно было кормить и содержать семью, к которой он с каждым днём всё сильней и сильней привязывался, которой в итоге жизнь свою посвятил семье, а не математике, где он выдохся и иссяк после написания кандидатской, достигнув творческого предела.
А в ящике, куда он устроился, платили приличные деньги. Даже и в сравнение со средними заработками по Москве. Тем паче с заработками его свободолюбивых и пока что неженатых друзей-преподавателей, за которые, правда, нужно было пахать от звонка до звонка по восемь часов в день, забыв про личное время и про науку.
Он и пахал, не унывал: он к работе, к труду был с малолетства приученный. Зато в 33 года он уже имел собственную 3-комнатную кооперативную квартиру в Москве, купленную на заработанные в стройотряде и оборонном институте деньги; имел автомобиль Жигули первой модели, который им с братом родители подарили. И, что самое-то главное, что было важнее квартиры и Жигулей, он был абсолютно уверен в завтрашнем дне: знал, что никогда не закроют их институт, и не останется он без работы и без зарплаты. Это было так упоительно сладко, поверьте, такую перспективу жизненную и творческую осознавать, с без-конечностью отождествлявшуюся, с без-смертием, это удесятеряло силы.
Стеблов был счастлив и горд в этот короткий период времени, и очень доволен собой Ну и страной, соответственно, что создавала ему, молодому учёному, все условия да какие! Думай только, изобретай не ленись, трудись самоотверженно, честно и качественно; и потом получай за работу добротную, высокоинтеллектуальную, на укрепление стратегической оборонной мощи СССР направленную, подобающие советскому полувоенному специалисту-теоретику деньги. Хорошие деньги, повторимся, очень хорошие, на которые можно было и в столице безбедно жить, которыми можно было гордиться. Вектора развития страны и Стеблова в те годы в точности совпадали, и от этого ему было работать вдвойне, а то и втройне приятно. Как приятно, к примеру, в лодке по течению и по ветру плыть и окружающей красотой любоваться.
Он жил и работал весело и легко как в детстве далёком, как в отрочестве, домой приносил получки огромные, строил с женой и детьми на будущее широкомасштабные планы, которое, будущее понимай, ему виделось до перестройки исключительно в розово-голубом цвете, в мажоре. Здоровье недюжинное и красный диплом МГУ, глашатай обширных знаний, многократно усиливали те радужные видения-перспективы, ежедневно подпитывали и подтверждали их что так оно всё и будет
3
Но в марте 1985 года румяный краснобай М.С.Горбачёв взял в руки рычаги власти в стране, новый партийный Генсек этакий чистоплюй и милашка, сталинский антипод или карикатура, шут гороховый и баламут, жалкая пародия на Вождя, великого лидера великого же государства.
И огромную Державу советскую, социалистическую, не подвластную никаким катаклизмам и завихрениям, как наивно думалось её жителям, тем более разрушению и распаду, Державу вдруг начало лихорадить, шатать и трясти. Как лихорадит и трясёт, к примеру, старый и давно устоявшийся муравейник от всунутой в него лихими людьми палки. В СССР на официальном уровне были провозглашены перестройка и новое мышление вперемешку с демократией, гласностью и оздоровлением. А если по-русски и по-простому была провозглашена новая, свободная и демократическая, жизнь. Взамен жизни старой советской, опостылевшей и несвободной.
Брежневу, если кто помнит ещё, не забыл, в последние годы правления было тяжело говорить из-за проблем со здоровьем, с зубами, в частности: выступал он редко поэтому, только на съездах и пленумах. Про недееспособных Андропова и Черненко лучше и не вспоминать: те на своих постах и не работали-то толком, въехав в Кремль фактическими инвалидами. За них работали их соратники и помощники, пока они оба на больничных койках под капельницами валялись и под себя ходили прислуживавшим медсёстрам жизнь портили.
А вот для молодого и ретивого Горбачёва выйти на публику и почесать языком половину рабочего дня было всё равно что на пляже позагорать или свежего мёду выпить, было удовольствием и потехою. Говорил он с первого выхода в свет со всеми культурно, вежливо и с достоинством, долго и много везде говорил, народ свой доверчивый, по живому слову, живому общению истосковавшийся, неустанными монологами зомбировал и завораживал, в себя влюблял. Вот, мол, каков я удалец-молодец и умный, и красивый, и знающий, образованный по самое некуда, кандидат наук, историк, правовед и философ, и всё такое. Не чета стоявшим до меня неучам-маразматикам, олухам Царя Небесного, у большинства из которых были лишь техникумы за плечами, ФЗО, рабфаки и партшколы; от которых-де было мало толку поэтому только понты одни. Слушайте, мол, меня, люди добрые, верьте мне, смело идите за мной как за Иваном Сусаниным: я, как-никак, МГУ закончил, учёный юрист по специальности, во многих сложных вопросах большой дока больше меня в Союзе нет. По определению, что называется.
Ну и давай часов пять-шесть без остановки и продыху лопотать-велеречить перед толпой на улице или собрании, партийном пленуме или очередном съезде везде. И всё об одном и том же: о демократии, плюрализме мнений и правах человека, духовном раскрепощении и переоценке ценностей, свободе и диктатуре с тоталитаризмом, чем они отличаются друг от дуга, об уникальности человеческой личности. Да мало ли о чём ещё выходил и вещал товарищ всего и не упомнишь, не перечтёшь, не передашь потомкам, как того хочется.
Советским избалованным брежневским райским правлением людям с высоких партийных трибун и на встречах уличных им, златоустом из Ставрополя, изо дня в день, из месяца в месяц настойчиво стало внушаться, что они-де перво-наперво были теперь обязаны именно так! в корне поменять свои взгляды на жизнь, на страну, на её историю и руководителей И на соседние европейские государства, конечно же, что с запада окружают нас, которые, на его просвещённый взгляд, совсем не такие уж скверные, хищные и свирепые, как нам-де 70-т лет внушалось. Разбить стереотипы прошлого, короче, и снять идеологическую пелену с глаз одураченного и оболганного населения вот-де задача задач и главная цель перестройки и гласности! Без чего не будет в Советском Союзе ни демократии, ни свободы, ни нормальной жизни! вообще ничего! Именно и только так тогда Генеральным секретарём вопрос ставился! безапелляционно, радикально и недвусмысленно! И он, историк, философ и юрист Горбачёв, политик милостью Божией, народу в этом поможет