Папа! А почему мой кран падает и падает?
Возможно, и ему пора спать! Как и тебе! Пошли, сынок, приляжем? Я тебе спинку пощекочу.
Нет! Я сплю с мамой! Ты не умеешь меня засыпать
Вот те раз, подумал Степан. Довоевался, солдат! Он глядел на играющего сына, но глаза слезились, наполняясь липким туманом, и, как не крепился Степан, он всё же провалился в некое подобие сна. Мышцы расползлись как повидло, не в силах напрягаться, мозги, будто оплавились, отказываясь соображать. И Степан, наконец-то, сдался на милость ситуации, однако через минуту его руку интенсивно затеребил сын.
Ты не спи, папка! Мне страшно так. Ты очень громко храпишь!
Степан встрепенулся, решительно сгреб наследника в охапку и перенёс его на диван.
Давай-ка здесь полежим немного, маму подождём, предложил он, едва выговаривая слова непослушным языком, клеящимся к нёбу. Слушай сказку, сынок
Но сказка продолжалась недолго: сознание Степана опять с тошнотворным головокружением куда-то провалилось. Неизвестно, сколько бы продолжался этот мучительный отдых, но сын повторно его нарушил:
Папуля! Давай с тобой рисовать!
Степан, пробормотав что-то невнятное, предложил сыну начать самому и пообещал присоединиться позже, даже зажал в свой руке какой-то фломастер.
Нарисуй, сынок, голубя. И нашу маму с бо-о-ольши-и-ми крыльями! Пусть она скорее к нам прилетит
Сын на некоторое время угомонился, занявшись акварельными красками, а Степан провалился в прежнее полузабытье. В какой-то миг ему вдруг почудилось, будто будильник остановился, и из-за этого Степан безнадежно проспал. Через силу раскрыв глаза и, щурясь от яркого света, он некоторое время мучительно следил за минутной стрелкой, идёт ли будильник, поскольку шуструю секундную давно уничтожил Сережка. Такое же время показывали и наручные часы, потому измученный Степан незамедлительно вернулся в свой сон.
Когда же старый будильник добросовестно закряхтел, что следовало воспринимать как назначенное время подъема, Степан наугад, не открывая глаз, шлёпнул его рукой, сразу попал, куда требовалось, и опять успокоился в липком тяжёлом сне.
Повторно он проснулся от странного ощущения, будто будильник с ускорением мчится в обратном направлении. Во сне Степан долго и бесполезно пытался понять, как такое возможно, и что из этого следует, но вдруг сообразил да он же проспал!
Дальнейшие действия подчинялись самым стремительным сборам. Китель, галстук, фуражка, ремень с портупеей, кобур
Взгляд в сторону, походя: Сережка умилительно спал на корточках, прямо на полу, смешно задрав кверху попку. Подушкой ему служил альбом для рисования. Степан не посмел перенести сына в его кроватку, опасаясь, что он некстати проснется. Теперь вся надежда только на супругу скорее бы вернулась уходить придётся, очевидно, без неё. Как же спящего Сережку оставить одного? Да ещё на полу. Очень плохо, но иначе нельзя опоздает. А это не просто плохо, а хуже того полный кошмар! Даже представить страшно, что произойдёт в дивизионе, когда вовремя не появится заступающий сегодня начальник караула! Это он, Степан, не появится! Нет-нет! Только не это! Тогда его не только командование подвергнет обструкции, но и товарищи спасибо не скажут, ибо кому-то из них придётся внезапно его подменять.
Так и не дождавшись Ольгу, Степан вылетел из квартиры и рванул вниз по лестнице. Он мчался, не глядя на часы, ведь каждый метр пути многократно вымерен; понятно и без часов, что для личного спокойствия следует наверстать хотя бы минут десять. Как это сделать на маршруте, который обычным шагом Степан преодолевал за тридцать восемь минут? Трудная задачка, если, конечно, не бежать во весь опор! Но бежать днём в черте города как-то неудобно. Ещё прохожие подумают, будто война началась, мысленно пошутил Степан.
Погода третий день подряд баловала горожан тем сказочным этапом осени, умерено теплым, стабильным и сухим, который для Прибалтики всегда кажется подарком. Но приближение холодов и затяжных дождей, бесконечно нудных, интуитивно всех напрягало, и теперь горожанам предоставлялась, пожалуй, последняя возможность слегка отогреть душу вдогонку нежаркому лету. Впрочем, столь невинное блаженство могли себе позволить лишь избранные, к которым Степан не относился. Однако медлительные старушки с хозяйственными сумками и молодые мамаши с колясками или с малышами, уже вышагивающими самостоятельно, это чудное время напрасно не теряли, специально подставляясь остывающим солнечным лучам.
И всё-таки прохожие попадались удивительно редко, хотя Степана такое безлюдье вполне устраивало не хотелось демонстрировать отчаянную спешку, как явный признак личной неорганизованности. Его сапоги звонко цокали по мелкому булыжнику тротуара, затейливо и любовно выложенному сотни лет назад аккуратными немецкими рабочими. В ту пору этот старинный прусский городок ещё назывался Инстербургом, и лишь после войны он вошёл во вновь образованную Калининградскую область России под названием Черняховск. В честь достойнейшего генерала армии, героя войны, Ивана Даниловича Черняховского, командующего фронтом, смертельно раненного неподалёку от этих мест.
Степану город нравился всё-таки западная Европа с её замечательной архитектурой! А многие его однокашники, почти все, отправились служить в дремучее Забайкалье или в пустынно-степную Монголию чтобы китайские «друзья» не строили на наши просторы своих коварных планов. И потом друзья-офицеры Степана в каком-нибудь захолустном Нерчинске спрашивали друг друга с безнадежным ехидством:
Понятно, как Декабристы в этой ссылке на всю жизнь оказались! Это из-за неудавшегося дворцового переворота! А мы-то за что?
Странно, но за многие века главная улица уютного городка не претерпела существенных изменений. Она и сейчас полого спускается к прямоугольной городской площади. А старинные и весьма мрачные здания, расположившиеся с обеих сторон улицы, слегка украшаются разлапистыми и могучими каштанами, стойко противящимся неизбежному листопаду.
Древняя проезжая часть, выложенная из крупного тщательно отполированного ещё до укладки булыжника, ничуть не изношена и свято хранит средневековые секреты немецкого дорожного строительства, почему-то известные любым, даже самым маленьким населенным пунктам Германии. К бордюрам проезжей части плотно притерлись приподнятые на вершок велосипедные дорожки. Прямо-таки, милая экзотика для российских граждан. И они, эти дорожки, конечно же, тоже выложены красивым каменным узором, только более мелким. А уже на периферии, вплотную к домам примкнули к этим дорожкам достаточно широкие мозаичные тротуары, выложенные со вкусом и любовью из разноцветного гранита.
Ожидание автобуса, дабы сэкономить несколько минут, Степан посчитал авантюрой. И это вполне соответствует правилам небольших российских городков. В них доверяться можно лишь собственным ногам. Правда, и сегодня жители Черняховска иной раз очень горячо обсуждают историю своего столь маленького немецкого городка. При этом кое-кто, особо осведомленный, обязательно к месту или не очень, но с гордостью вспоминал, как до войны в городе работало целых четыре троллейбусных маршрута. И это притом, что весьма прогрессивные троллейбусы тогда позволял себе иметь лишь столичный Берлин. Потому все замолкали, не понимая, как это немецким горожанам удалось такое всего-то при пятнадцати тысячах населения! Нам этого, кстати, и теперь не понять!
Потому и Степан теперь без помощи городского транспорта, никогда не проявлявшего должной активности в перевозке безлошадных советских граждан, энергично приближался к цели. Поначалу ему очень льстили приветливые улыбки встречных женщин, но потом насторожило, почему улыбаются, казалось, все они без исключения. Тогда он привычно прошёлся рукой сверху вниз фуражка в порядке, галстук на месте, воротник не задрался, все пуговицы застёгнуты, пряжка ремня посредине
Всё в норме! Значит, полный вперед! И без мешающих сомнений! зафиксировал результаты проверки Степан, не замедляя напряженного ритма ходьбы.
Спустя минуту он свернул в покатый переулок, быстро преодолел очередные сто двадцать шагов и запрыгал по крутой лестнице вниз, пропуская для скорости сразу по четыре истертых гранитных ступени. Затем, не снижая темпа, вылетел на вершину роскошной арки горбатого моста (немцы когда-то называли его более романтично радужным) и, сбежав с покатой половинки, устремился вдоль убранного недавно поля и берега реки Анграпы. Она постоянно без устали закручивает свои воды в замысловатые черные омуты. На этом отрезке пути вряд кто-то повстречается, потому Степан поднажал ещё активнее, временами переходя на спортивный шаг и чередуя его с короткими перебежками. Под плотным кителем и форменной синтетической рубашкой давно шевелилась струйка пота.
Вспомнилось, что в ближайшее воскресенье на этой дорожке ему предстоит очередной кросс. Три километра. Впрочем, военные говорят иначе три тысячи метров, ибо преодоление каждого из них это тяжелая работа, требующая незаурядной физической выносливости и предельного напряжения воли. Только спортсмены-стайеры, пожалуй, понимают особенности столь мучительной борьбы на дистанции с самим собой.