Я был советским спортсменом - Алексей Тихоньких 2 стр.


На все официальные соревнования, такие, как Олимпийские Игры, Чемпионаты и Кубки Мира и Европы, обычно делегации приезжали на несколько дней раньше, чтобы у нас была возможность отойти от перелета, адаптироваться к новой обстановке, разнице во времени, климату

На неофициальных международных турнирах эта практика не соблюдалась. Кроме того, иногда случались различного рода нестыковки перевода или толкования той или иной информации. Расхлебывать приходилось нам.

 Кто назначен тренером?  прервал я свое молчание, когда мы подошли к зданию, в котором находилась столовая.

 Я еду с тобой,  ответил Геннадий Никифорович.

От этой новости у меня сразу поднялось настроение. Видимо, турнир действительно был важным. Поехать на международный турнир с персональным тренером  случалось не часто.

В этот день вечером я почувствовал, что перебрал с сегодняшней нагрузкой.

Кроме основной тренировки в субботу утром, после обеда нам проводили специальную тренировку, которая называлась «Круговая подкачка». После разминки каждый гимнаст занимал свое место на приготовленных тренерами снарядах и выполнял упражнение, направленное на развитие скоростно-силовых качеств. После этого он сразу же приступал к следующему без перерыва и так далее по кругу. Такая система способствовала не только развитию физической силы и выносливости, она учила «упираться». К концу этой тренировки мы с трудом волокли свои ноги, руки становились неподъемными, и, казалось, что сердце не выдержит этого ритма.

После ужина я прогулялся на свежем морозном воздухе, принял теплую ванну, но это не помогло. Пальцы сжимались в кулак сами по себе, чувство напряжения в мышцах мешало уснуть. Я утешал себя: «Все нормально, расслабься, подумай о чем-нибудь приятном».

Ничего не помогало.

Я осторожно приподнялся и сел на край кровати. На соседних койках слышалось ровное дыхание Саши Тумиловича и Валика Могильного.

Я вспомнил, что у Валика была привычка есть шоколад, когда он не мог заснуть. Он разворачивал плитку шоколада, завернутую в хрустящую фольгу, отчего я просыпался и не мог в свою очередь потом уснуть. На утро я говорил: «Валик, я тебя умоляю, если ты опять ночью будешь есть шоколад, разверни обертку и приготовь его заранее!» Валентин, смеясь, обещал мне больше ночью шоколад не трогать, но через неделю ситуация повторялась.

Я посмотрел на него и на его тумбочку возле кровати и улыбнулся.

Подумать только, что полгода назад, мы, два гимнаста из одной спортивной школы города Ленинска-Кузнецкого, выступали вместе в одной команде на Чемпионате Мира в Монреале. Золотые медали висели на зеркале в нашем гостиничном номере четыре оставшиеся дня, и у нас не поднимались руки спрятать их в чемодан.

Я встал с кровати, подошел к стеклянной балконной двери и прижался лбом к холодному стеклу. За окном, в центре занесенного снегом фонтана, в лунном свете виднелась статуя обнаженной девушки.

Я подумал: «В этом году мне исполнится 25 лет. В сборной команде старше меня уже никого не осталось. В каком же количестве международных соревнований я участвовал за эти годы? Двадцать пять? Тридцать?

Когда все это началось? Где и когда проходил мой первый международный турнир в составе сборной команды СССР?

Если брать, начиная с молодежной сборной, то выходит в Кишиневе, столице Молдавии, где я впервые в мире соединил два перелета на перекладине? Точно, выходит так».

Тогда сестра рассказала мне по телефону, что после того, как родители прочитали заметку об этом в газете Советский Спорт, отец вырезал ее и отправил своему отцу.

Когда в очередной раз он отвозил меня из Междуреченска в Ленинск, я спросил его:

 Папа, почему я ничего не знаю о моем деде?

Отец ответил:

 Потому что ты никогда о нем не спрашивал.

Я внимательно посмотрел на него:

 Ну тогда я тебя спрашиваю сейчас  кто твой отец и мой дед?  Он не отвечал.

 Папа?  повторил я укоризненным голосом.

Он еще некоторое время молча смотрел на дорогу. Затем вдруг, не оборачиваясь, с расстановкой, словно хорошо выученный наизусть урок, ответил:

 Твой дед Николай Прокопьевич Тихоньких живет в городе Балее Читинской области. До войны он работал учителем математики. В 1939 году был награжден медалью «За трудовую доблесть и за хорошо поставленную учебно-воспитательную работу в школе». Медаль в Москве в Георгиевском зале ему вручил Председатель Президиума Верховного Совета СССР Михаил Иванович Калинин.

Николай Прокопьевич 4 августа 1941 года был призван в армию и направлен в Иркутское военное училище. После окончания училища участвовал в боях на Западном фронте. Был ранен. После выздоровления в составе группы советских офицеров был командирован в Польскую Армию. После войны Николай Прокопьевич вернулся в марте 1946 года в звании капитана. В течение пяти лет работал в Балейском педучилище в должности заместителя директора и преподавал математику. До ухода на пенсию руководил школой 1 города Балея. Был Награжден Орденом Красной Звезды, Орденом Отечественной войны, медалью «За отвагу».

 Нехило!  протянул я.  А почему он никогда не приезжает к нам, а мы не ездим в гости к нему?

 Это длинная история.  вздохнул отец.  Расскажи мне лучше, как у тебя с учебой в институте.

 В институте все нормально, мне разрешили свободный график посещения занятий из-за моих многочисленных сборов и соревнований.

Позже я узнал от матери, что мой дед, вернувшись с войны, не стал жить с женой и своими четырьмя детьми и женился заново. С новой женой у них родились дети. Время было голодное. Все было сложно. Мне не хотелось бередить старые раны моего отца, и я перестал его расспрашивать о нем.

Я еще немного постоял у окна и вернулся в постель.

«Завтра воскресенье  день отдыха. В любом случае смогу выспаться».  подумал я, поворачиваясь лицом к стене.

Утром после завтрака я взял у дежурной по залу лыжи и лыжные ботинки и направился к лесу. В лесу лыжня была уже накатанная, видно, я был уже не первый и далеко не самый ранний утренний лыжник.

Углубляясь все больше и больше в подмосковный лес, я чувствовал, как его непривычная тишина действовала на меня успокаивающе. Огромные неподвижные ели нависали своими придавленными снегом ветками надо мной и провожали меня хвойным запахом. Свежий снег придавал всему вокруг чистоту своим непорочным белым цветом.

Мне вдруг вспомнилось, как на приеме в Советском посольстве в Пекине китайский переводчик объяснял нам, что белый цвет для них является цветом скорби. Им было удивительно, что в большинстве европейских стран невеста идет под венец в белом платье. В Китае один из самых любимых цветов  красный, и невеста на свадьбе одевается в красное платье, поскольку для китайцев он символизирует счастье.

Стоящий рядом сотрудник посольства усмехнулся:

«Удивил! Мы тоже под флагами красного цвета до сих пор боремся за всеобщее счастье!»

Я оглянулся. Мужчина лет сорока насмешливо смотрел на меня. Мы познакомились с ним и разговорились, ожидая выступления посла. Оказывается, что после окончания МГИМО основную часть своей жизни он прожил и проработал за границей.

В какой-то момент я участливо спросил его:

 Скучаете, наверно?

На что он со снисходительной улыбкой ответил:

 Алексей, ты же знаешь, жизнь коротка и прожить ее нужно ТАМ.

Я вопросительно взглянул на него и ничего не сказал. Как раз в этот момент посол зашел в зал в сопровождении руководителя нашей делегации, и все повернулись в их сторону.

Воскресенье пролетело быстро. Следующие два дня на тренировках мы в основном шлифовали программу и отрабатывали детали. Все было готово, и я был в хорошей спортивной форме.

В день отъезда в аэропорту Шереметьево нам раздали паспорта, и мы направились на таможенный контроль. Невысокий крепкий таможенник, напевая какую-то песенку, привычно шарил в моей сумке. Он вытащил из моей сумки резиновый жгут, которым я разминал плечи, удивленно покрутил его в руках, но ничего не сказал. Затем в его руках оказался тюбик с зубной пастой. Он отвинтил колпачок, понюхал и выдавил немного содержимого. Я молча наблюдал за его жестами.

Вот так же ловко дежурный сержант проверял содержимое моей сумки в прошлом году на пропускном пункте в мою воинскую часть. Не найдя ничего предосудительного, он отправил меня переодеваться в солдатскую форму. По дороге в казарму я обратил внимание на порядок и чистоту на территории.

После обеда я услышал сигнал к общему построению на площадке возле нашего здания. Военнослужащие торопливо выбегали и строились. Наконец все были на плацу. Прапорщик торжественным голосом объявил:

«Сегодня я нашел окурок на территории. По традиции нашей воинской части и во имя поддержания чистоты в нашем расположении мы с вами должны устроить ему достойные похороны!»

Назад Дальше