Звонил пару раз к Ленке в Омск. Лена собиралась замуж за сорокапятилетнего заслуженного коллегу. Генрих на всякий случай сказал, что рад за нее
Съездил на неделю к родственникам в деревню, где спустил на пьянки и подарки почти все свои небольшие отпускные.
Время от времени, соврав больной матери, что в Москве у него неотложные дела, приезжал в столицу и жил по несколько дней в пустой общаге у себя в комнатке на втором этаже двухэтажного старого особнячка возле военного госпиталя.
5.
Этот потрепанный, облезлый особняк стоял через забор от военного госпиталя и напоминал старую шкатулку рядом с добротным мощным комодом. Этакую никогда не реставрируемую шкатулку. Или на скромного слугу рядом с седым благородным аристократом. В общем, много на что был похож этот маленький особняк. Даже особнячок. Хотя и особнячком его было сложно назвать. Это был, как его раньше называли, флигель, пристройка во дворе основного здания, выполненного в том же стиле. И кто вообще отдал эту прелесть театру под общежитие? Но кто бы он ни был, Ирина говорила ему внутреннее искреннее «мерси». В старинных особнячках ей еще не приходилось обитать. Уже чисто из-за этого в Москве ей начинало нравится Рыжая таинственная женщина-режиссер, внимательно взглянув на Иру и почти не прослушав, сказала, что берет в театр Здание театра, небольшое, но с какими-то витавшими до сих пор в воздухе речами и тенями 19 века Это общежитие было этакой младшей кузиной театра. Скромное и уютное, как нора хоббита. Две маленьких квартирки на первом этаже и пять комнат на втором. И номер шестой на втором этаже рядом с кухней- ее, Ирин, номер!
Древний паркет со стертыми квадратиками и ромбиками. Железная кровать с сеткой-рабицей со сложенным вдвое тощим полосатым матрацем. Высокие желтоватые потолки с закругленными углами и паутинками, похожими на шелк. Такое же высокое окно со старой, местами ссохшейся и свернувшейся в трубочку краской на крепкой раме и переплете. Приятный, немного прелый запах музейной истории. Может, здесь и Пушкин бывал. Может, и приводил кого-нибудь Ира села на кровать. Сетка, скрипнув, хорошенько продавилась под Ирой.
«Люди искусства, все-таки, страстные люди! философски заметила Ира, сделав глоток из фляжки с коньяком. Сходить, что ль, завтра куда? В зоопарк, например!»
Главной любимицей Иры стала печка-голландка на кухне с непонятными, давно выцветшими рисунками на кафеле, что придавало голландке вид уцененного экспоната с авангардной выставки.
«Только как, интересно, голландцы в ней еду готовили? Ира сдвинула брови.-Наверное, картошку запекали в углях. Или что-то посерьезней в фольге».
Ира вспомнила одну важную вещь. Что-то про то, что надо обязательно открывать заслонки Или как их там, блядь, вьюшки
Дров не было. Возможно, они были в кладовке под седьмым номером, комнате с огромным амбарным замком и без окна. (Ира уже несколько раз обошла место ее будущего обитания. Вот ее окно, вот окно кухни, на торце узкое окошко коридорчика, завернешь- а там, на месте окна- уродливое кирпичное пространство).
Ирина понюхала руку, которую днем лизнул жираф в зоопарке, когда она кормила его круассаном. Рука жирафом не пахла. Да и днем не пахла. Рука пахла рукой
Люди в парке с интересом смотрели на молодую интересную девушку в джинсах и широкой футболке, обламывающую сухие ветки, и связывавшую их тонким женским ремешком в небольшую вязанку, как в фильмах про деревенское средневековье. Ирине нравились их взгляды и улыбки. И то, что ее даже снимали на телефоны. Тайком. Но Ирине было приятно. Первые поклонники в Москве, бляха-муха! Она даже позволила себе немного подыграть им. Ирина забралась на дерево и, сидя на ветке и теребя ногами, курила, пуская колечки. Стражей порядка не было, да и если бы и были, то что они могли сделать? Ира чувствовала себя Русалкой На Ветвях. И поэтому, когда к дубу- липе приблизился кот, очевидно, ученый, Ира сочла это добрым знаком и забрала кота с собой в общагу. Вместе с вязанкой веток. Траур прошел. Она дышала новым воздухом. Воздухом Москвы. Ей было жестко и весело.
Потом Ира нашла возле общежития доску и долго прыгала на ней, положив один ее край на крыльцо, пока доска не сломалась.
Стемнело. Разбуженные дымом тени прошлого с полуобвалившейся лепнины с удивлением пытались рассмотреть через чад эту молодую амазонку с отдаленного края империи, которая половником выталкивала из печки-голландки блестящий сверток. Кот ученый, чудесным образом превратившийся в кошку, тыкался носом в фольгу, обжигался и то ли мяукал, то ли стонал. Цыпленок был подгоревший сверху. И абсолютно сырой внутри. Ирина мягко, но грязно негромко выругалась. Очень хотелось есть. И коту-кошке, очевидно, тоже. Бывшая провинциалка вздохнула, подняла голову и вздрогнула. В мокром от чада окне на фоне фиолетового вечера она ясно увидела неясный силуэт человека, стоящего за ее спиной.
Потом Ира нашла возле общежития доску и долго прыгала на ней, положив один ее край на крыльцо, пока доска не сломалась.
Стемнело. Разбуженные дымом тени прошлого с полуобвалившейся лепнины с удивлением пытались рассмотреть через чад эту молодую амазонку с отдаленного края империи, которая половником выталкивала из печки-голландки блестящий сверток. Кот ученый, чудесным образом превратившийся в кошку, тыкался носом в фольгу, обжигался и то ли мяукал, то ли стонал. Цыпленок был подгоревший сверху. И абсолютно сырой внутри. Ирина мягко, но грязно негромко выругалась. Очень хотелось есть. И коту-кошке, очевидно, тоже. Бывшая провинциалка вздохнула, подняла голову и вздрогнула. В мокром от чада окне на фоне фиолетового вечера она ясно увидела неясный силуэт человека, стоящего за ее спиной.
Здрасьте! само собой напугано вылетело из Иры.
Привет! через паузу раздалось из-за спины. А затем снова через паузу. Фиаско?
Это он о цыпленке, очевидно.
Фиаско! выдохнула Ира, не сводя взгляда с силуэта.
Вы новенькая?! -спросил силуэт.
Я?! Я Русалка на Ветвях! улыбнулась Ирина силуэту.
Это хорошо! С Русалками у нас в театре вечные проблемы! силуэт снял рюкзак и поставил его на пол. Тут, если что, пища кое-какая есть. Для тела. Для души пока ничего предложить не могу!
Силуэт развернулся и направился к номеру семь напротив входа на кухню, где, как думала Ира, находится кладовка. Быстро щелкнуло, и Ирина обернулась как раз в тот момент, когда дверь захлопнулась. На гвозде, вбитом в косяк, покачивался расстегнутый большой замок с воткнутым в него ключом с веревочкой. Пискнул выключатель. Под дверью блеснула узкая полозка света.
«Вот и с коллегой познакомилась!», -подумала Ирина.
Рюкзак незнакомца открывался сложно хотя бы потому, что был набит под завязку. Сверху были два примятых пакета с недорогим вином. Один полный, другой наполовину опорожненный. Потом, мама родная, пластиковый лоток с котлетами и макаронами, резаный хлеб в целлофане, огурцы-помидоры. На дне блестели консервы. И еще был один грейпфрут. И скрученные узлами несколько пар носков.
Молодая актриса столичного театра сделала себе «сэндвич», положив котлетку между двумя кусками черного хлеба, открыла вино и, стоя у распахнутого окна, рассматривала какую-то дохленькую речушку и большое некрасивое современное здание за ней.
Открылась дверь. Зашаркало. И, войдя на кухню, остановилось.
Это кошка?! удивленно спросил «силуэт», которого теперь не было видно.
Кошка-кот, вначале не замеченная, остервенело пожирала котлету, как будто встречалась с котлетами первый раз в жизни. Но, очевидно, так оно и было.
Боже, он что, кошек никогда не видел и не может отличить кошку от гиппопотама?!
Нет, это метафизика! нагло ответила Ира, делая большой глоток вина из пакета.
А А я Анри!В миру Генрих!
Ира поперхнулась.
И обернулась.
Перед ней собственной персоной стоял Генрих. Он успел переодеться и был в тренировочных штанах, майке «Рамонес» и старых кожаных больших тапочках.
Такой же рыжий, как и худрук. «Наверное, у них дресс-код такой, -усмехнулась про себя Ира. Хотя нет. Не такой же У худрука волосы крашенные, ядовитые, искусственного оттенка, а у этого естественные, медно-мягкие. Приятные Ишь, какими завиточками падают на плечи!»
А я Ирэн! дожевывая «сендвич», с набитым ртом сказала Ира и протянула руку. Под Джоуи косишь? кивнула глазами на майку. Похож! Такой же худой!
Да спасибо мне говорили пробормотал Генрих-«силуэт», покраснел и отвел глаза. Надо было нижнюю створочку открыть. Для поддува. А потом закрыть!
Да я знаю! Только забыла! Ира не знала и поэтому ничего не могла забыть. Она вообще не поняла, о чем речь. Ей было не до этого. Она смутилась. Вино чужое пьет, чревоугодничает чужой пищей, кошку-кота принесла И этот еще бормочет что-то
Знаете что, а давайте вино пить! как-то честно, по-детски сказала Ира.
Давайте! улыбнулся и оживился Генрих. Если что, я еще сбегаю
Быстро раздвинули старый столик, сделав его в два раза больше. Ира, показав себя хозяйкой, накрыла его неизвестно откуда появившейся скатеркой, разогрела макароны с котлетами на плите, порезала в салат огурцы- помидоры, разлила по вымытым чайным чашкам вино.
Выпили И молчали
Нельзя было ни в коем случае сказать, что разговор, так сказать, не клеился, нет! Оба безумно хотели говорить друг с другом, но но в общем, но. Как двум водоемам мешает слиться небольшая, но крепенькая плотина.