Мы не отказывались. Я не отказывалась. Я не смогла.
Ложь!!! Гарет больше не сдерживался, старая обида накрыла его с головой. Ты?! Ты самая могучая луа на этом Острове, и ты не смогла?!
Тебе следовало бы получше владеть собой, Виоль. Нахмурилась Мириэль. Да, я не смогла. Ты знаешь, что мы, эльфы, не умеем бороться с некромантией. Это не наша магия, не наш мир. Некромантия не в силах коснуться нас, а мы не в силах как-то повлиять на неё, опознать её, бороться с ней. Твой брат был во власти именно некромантии, именно чёрных человеческих чар. Эти чары сильны и сейчас. Всё, что я могу, это сохранять неприкосновенными от этой мерзости границы Элодисского леса. И я рада сказать тебе, что Сетанта Ол Таэр жив, и что он сейчас здесь, в этом лесу. Он дома. Птица его души недавно впервые ожила и поднялась в воздух.
Гарет был так счастлив услышать это, что забыл даже свои обиду и гнев.
Значит, я правильно еду, воскликнул он, он в Торжке?!
Нет. Тебя заманивают в ловушку. Сообщила Мириэль. Это довольно опрометчиво со стороны тех, кто задумал повредить моему правнуку в моём лесу. Возьми вот это. Она протянула ему два серебряных кольца, в виде серебряных проволочек и зелёных и бирюзовых травинок, изящной вязью переплетённых друг с другом. Пока на вас с братом эти кольца, вам не страшны ни стрела, ни арбалетный болт, ни кинжал, ни яд. Вернись на Королевскую дорогу, и предоставь этих безумцев мне.
Но я бы хотел
Вернись на Королевскую Дорогу. С мягким нажимом повторила Мириэль, и глаза её на миг блеснули красным не приглушённым, золотисто-красным, как у Ол Донна, а ярким, как рубин, огнём. И Гарет молча поклонился, не посмев спорить. Мириэль была не только королевой и ведьмой; она была пророчицей, оракулом эльфов. Её слушали все, ведь её слова были не просто словами за ними стояло предвидение. Ему очень хотелось бы повидаться с теми, кто поджидал его в ловушке Но ничего. У него был тот, кто его туда заманил.
До Июса добрались уже в глубоких сумерках. Гэбриэл ехал на своей собственной лошади, на своей вороной Красавице, и ему по-детски казалось, что все видят, как он едет, и смотрят на него. Он страшно гордился своей лошадью, она хоть и не была чистокровкой, как кони священников и князя, но казалась гораздо красивее и изящнее коней остальных воинов, а начистил он её так, что её круп только что солнечные зайчики не пускал во все стороны. Ему ужасно хотелось проскакать на ней галопом, только пока что повода не было. В предыдущей деревне он купил и скормил ей столько морковки, сколько смог найти, наслаждаясь тем, как охотно она хрупала угощение. Савва над ним посмеивался:
Ты ещё женись на ней и в постель к себе забери! Но Гэбриэл не обижался.
Я с раннего детства мечтал о своей лошади. Признался ему со смущённой улыбкой. И вороные мне всегда больше всего на свете нравились!
Здорово, когда мечты сбываются. Савва зевнул, кивнул ему на свет впереди:
Смотри-ка, Июс. Добрались наконец-то. Жрать хочу, как волк. И бабу хочу. У меня уже четыре дня бабы не было, ох, и оттрахаю я кого-то сегодня!
Лошади, до этого понуро опустившие головы под дождём, почуяв близкий отдых, оживились и без понукания пошли бодрее. Великолепный, белый в мелкое яблоко, олджернон Ставра даже заржал: места ему были знакомые, и он сам свернул, минуя городскую площадь, в живописную яблоневую рощу, в конце которой их ждал уютный трактир из брёвен постройка, необычная для этих мест, где всё строилось из местного золотистого известняка. Оказалось, что хозяин тоже рус, давний знакомец Ставра, который мигом разогнал большинство своих завсегдатаев, позволил своим гостям, не делая исключений и для полукровок, попариться в бане, и накрыл им шикарный стол. Гэбриэл, которого впервые в жизни отхлестали берёзовым веником, и которому впервые же в жизни экзекуция понравилась, переодетый в чистую сорочку навыпуск, заботливо сшитую ему Тильдой и уложенную в его сумку на смену, сидел за общим столом, слушал комплименты в свой адрес русы хвастали его силой, утверждали, что он и коня может поднять, и подкову согнуть, ел, и чувствовал себя почти абсолютно счастливым. Если бы не неотступные мысли об Алисе, ему нечего было бы больше желать. Это боевое братство ужасно ему нравилось; это было его, он хотел быть тут своим. За столом шумели, хвастали, смеялись; нанятые музыканты с барабаном, флейтой и лютней старались вовсю. Прислуживали им две симпатичные деревенские девушки и сам хозяин с сыном; Савва в первые же минуты начал проявлять к девушкам повышенный интерес, иногда даже грубовато, но, к удивлению Гэбриэла, им это явно нравилось. Спать они отправились на сеновал не потому, что хозяин не захотел пустить под свой кров полукровок, а потому, что в доме всем не хватило места, и Савва сам вызвался переночевать на сене, заявив, что им это привычно. И девушки, как ни странно это было Гэбриэлу, увязались с ними, под предлогом того, что постелют им постели и посветят. Снаружи вновь разошёлся дождь, и под его шум сеновал показался Гэбриэлу просто необычайно уютным.
Я пироги с черникой захватила, сообщила одна из девушек, которую, конечно же, звали Мартой, угощайтесь. Она кокетливо глянула на Гэбриэла. Твой друг такой голодный! Прямо р-р-р-р!
Гэбриэл, охотно запустивший зубы в пирог, испуганно глянул на Савву: что не так?.. и тот рассмеялся:
А мы во всём такие! Мы ж полукровки, мы ж звери! Не боишься?.. Он толкнул девушку на сено и навис сверху. Мы же стр-р-рашно опасные, и совер-р-ршенно себя в руках держать не умеем!
Девушка выгнулась под ним так, что сильнее обозначилась соблазнительная грудь, притворно застонала:
Пощадите, мастер волк, не губите, я совсем без сил от страха И, взвизгнув, вывернулась из-под него, со смехом бросила в него сеном. Савва ринулся за ней, в глубине сеновала настиг, и оттуда донеслись радостный визг, сопение, возня, хихиканье, рычание, снова визг, и наконец всё сменилось недвусмысленным сопением, стонами, всё более жаркими, бряцаньем железок на куртке Саввы и шлёпаньем бёдер о ягодицы. Гэбриэл отложил пирог. Он был в смятении. Вот, значит, как у людей это делается! Так просто. Бог ты мой, как просто! И все довольны В каком же уродском, извращённом мире он прежде жил?! Вторая девушка, которую звали Тиной, кокетливо поглядывала на него, теребя косу. У неё были весёлые зелёные глаза и пухлые губки бантиком. У него не было женщины уже больше месяца, и к такому посту он не привык Желание накрыло его так, что в глазах стало как-то нечётко.
Я Хрипло сказал он, так не умею не знаю, что тебе сказать.
Она стрельнула в него зелёными глазами:
Ну, и не говори тогда. Сама толкнула его на спину, оседлала, откинув косу назад, распустила ворот сорочки, и Гэбриэл ухватился за увесистую грудь деревенской девчонки. Она засмеялась, и он рывком подмял её под себя, задирая подол таким уверенным движением, словно всю жизнь так делал.
Они от полукровок тащатся. Довольно продолжительное время спустя, в течение которого они пару раз менялись партнёршами и развлеклись на славу, заявил Савва, развалившись на сене и тонкой щепкой прочищая меж зубами. Где ни появимся, и бабьё и девки так и вешаются!
А тебе это в тягость? Хмыкнул Гэбриэл. Савва засмеялся:
Ещё чего?! Если сами дают, почему не взять?.. Я что, больной?
Они ж от тебя могут родить.
Да уж наверное! Савва рассмеялся ещё самодовольнее. Я их, поди, уже не один десяток настрогал
Они же кватронцы. Чуть побледнев, сказал Гэбриэл.
И что? Удивился Савва.
А тебе не всё равно, тихо сказал Гэбриэл, как им теперь живётся, и что с ними делают?
Веришь, нет, Савва даже чуть привстал, лицо ожесточилось. Вообще по фигу. А тебе-то что?!
Гэбриэл стиснул зубы, отвернулся. Сказал:
Спать давай. Устроился на боку спиной к Савве. Тот полежал немного, и заговорил, словно оправдываясь:
Я не насилую никого. А о том, что там с её помётом будет, баба сама должна думать. Что, я силой их сюда тащил?! Заставлял?! Принуждал?! А я тебе скажу: они шалавы, как все бабы, понятно?! Наши с тобой мамаши что, думали о нас, когда с эльфами е»лись?! Нет! Я в детстве тоже хлебнул всего, ты не думай! И мне, ты понял, мне не стыдно! Мне не стыдно!!! И нечего тут лежать и фигню всякую про меня думать!.. Сам тоже их трахал будь здоров!!!
Спи давай! Фыркнул Гэбриэл. Скоро уже рассветёт. И ничего я не думаю. Устал просто.
Слабак! С облегчением ухмыльнулся Савва. Да разве ж это трах был?.. Вот, помню, в Европе, нарвался я на кучу девок, которые бельё стирали И полился обычный мужской трёп. Гэбриэл слушал про подвиги своего приятеля вполуха. Он утолил голод, и ему стало стыдно. Алиса, её нежность, её ревность Боже, он ведь ей поклялся!.. Гэбриэл даже разозлился на Савву: разсопелся здесь, разбрякался Если бы не он, уж Гэбриэл бы ни за что Но и разозлился как-то вяло: очень уж было комфортно и хорошо. Отдохнул, попарился в баньке, хорошо поел, лежит в тепле и на мягком, только что отлично провёл время с двумя горячими девчонками О чём ещё мечтать?! Под бесконечные подвиги Саввы, который, судя по его словам, поимел женщин больше, чем их вообще живёт на Земле, и под умиротворяющий шум и плеск дождя Гэбриэл уснул.
И снилась ему Алиса. Она сидела в какой-то арке?.. Окне?.. На ней было что-то симпатичное такое, светленькое, на коленях лежала открытая книга. Пальчики её были сплетены меж собой, под приспущенными ресницами горело золотое пламя. «Даже не думай, Гэбриэл! Явственно услышал он её голос. Даже не думай поменять меня на какую-нибудь дуру!!!». «Солнышко! Растерялся он. Я никогда тебя ни на кого не променяю, ты что?! Да мне они на фиг не нужны! А ты представляешь, я думал, что тебя потерял!». «Даже не мечтай! Вредным голосом возразила она. Я от тебя никогда не отстану!».