Дорогие сердцу лица - Михаил Зайцев 6 стр.

Тропинкою степной
В разливах чабреца
Идут на водопой
Корова и овца.

Степной привычен путь,
Как жизненный уклад:
Овца отстанет чуть
Корова косит взгляд.

Корова если вдруг
Свернет с тропинки, рог
Овца нагнет: «От рук
Отбилась и от ног».

Всю жизнь они вдвоем
У бедного вдовца
А вот и водоем
В просвете чабреца.

Корова воду пьет,
Водицу пьет овца.
И свет с небес идет,
И нет ему конца!

Хоть за край света беги,
Задних не чуя ног,
И сам себя сбереги,
Загнанный в угол зверек.

Что ж ты, споткнувшись, опять
Сел в провалившийся снег:
Как же в тебя не стрелять,
Я ведь не зверь человек!

И в густом лесу, и в редкой
Роще слышу все ясней
Голоса далеких предков,
Рыб, животных и зверей.

Слышу сердцем, чую кожей
Мир лесов, полей, степей.
Он и нынче нас моложе,
Он и нынче нас умней.

У слона, змеи, волчицы
И у солнышка в горсти
Не мешало б поучиться,
Как природу нам спасти
От самих себя Но это
Ближе сердцу не уму.
А пока летит планета
Стертым мячиком во тьму.

Река покрылась льдом.
Кружись в ней, не кружись,
А жизнь пошла вверх дном,
Другою стала жизнь.

Идет по льду рыбак,
Не аки посуху,
Поймать за просто так
Рыбешек на уху.

Пробурит крепкий лед.
И на зеленый свет
Рыбешка подплывет,
А света вовсе нет.

Несладко подо льдом
Барахтаться в воде,
Вся жизнь идет вверх дном,
Как, впрочем, и везде.

В повседневных трудах и заботах
О ночлеге, любви, бутербродах
Забывал он на небо взглянуть.
Прижимался к земле. И все глубже
В землю плотью входил. И все глуше
Покрывался забвением путь.
И, смешавшись с землей без остатка,
Облегченно вздохнул и украдкой
На далекое небо взглянул.

Там, в пространстве колеблемом, кто-то
Над своей бесконечной работой
Одинокую спину согнул.
К небесам прижимался. Все глубже
В небо плотью входил. И все глуше
Заунывную песню тянул.
В небесах растворясь без остатка,
Облегченно вздохнул и украдкой
На далекую землю взглянул.

Оторванный от неба и земли,
С издерганной, измученной душою
Стою понуро в солнечной пыли
Над малой родиной и над большою.

Мне б от обиды крикнуть в небеса!
Но голос мой уже настолько дальний,
Что различимы больше голоса
Пустых надежд, напрасных ожиданий.

Мне бы упасть, лицом к земле припасть!
И захлебнуться бы слезою душной.
Но надо мною беспредельна власть
Всеобщего молчанья, равнодушья.

И у кого мне с горечью спросить
О том, как стал я холоден к народу
И через сколько пропустили сит
Мою необозримую свободу?

Мне бы спросить об этом у небес
Но небеса унижены и смяты.
И вместо грома вездесущий бес
Устроил барабанные раскаты.

Мне бы спросить об этом у земли,
Но мечется земля, твердит землица:
«Сыны мои, ну как же вы могли!..»,
А что «могли» сказать, как мать, стыдится.

Домой придет посмотрит колко,
Хмурной уставится в окно.
Жена забегает иголка
Сшивает жизни полотно.
Чего разбегалась?
Да как же?!
На стул опустится без сил.
Сейчас он скажет, скажет, скажет:
«Да, не люблю. Нет, не любил».
Но он молчит. И вдруг украдкой
Посмотрит, выдохнет:
Жена
Ей так тепло и так ей сладко,
Что до озноба холодна.

Полетим, полетим над чужою страной,
На других поглазеем, себя всем покажем,
Ну а то, что увидим, и Богу не скажем,
Возвратимся домой с окрыленной виной.

Что нам Запад и что нам Восток,
Ну, отметим для галочки: были в Париже.
И на ниточку памяти грустно нанижем
Сувенирную бусинку в русский рядок.

И продолжим Отчизну тихонько любить,
Позабудемся в прежних трудах и заботах,
А чтоб наши полеты совсем не забыть,
Нитку бус мы повесим на старых воротах.

Идущий берегом реки,
Смотрю на пасмурные воды.
Как одуванчики, с руки
Сдуваю дни свои и годы.

Подхватывает их река,
Несет к неназванному сроку,
Ну а душа издалека
Летит над водами к истоку.

В рассветный час закатным летом
Едва проснулась тропка, но
Нетерпеливым бересклетом
Уже стучит в мое окно.

Напоена прохладной влагой,
Трава прикрыла тропку, но
С упрямой детскою отвагой
Она стучит в мое окно.

Ну как не выглянуть, не встретить
Душой попутчицу свою,
С которой вместе на рассвете,
Еще не выспавшись, встаю?!

И мы идем неспешным шагом.
Овраг проходим, поле, ток.
И друг за другом добрым взглядом
Следим, не потеряться чтоб.

Над леском, деревней,
Тропкою, рекой
Разлился вечерний
Благостный покой.

Над крестьянской хатой
В темных небесах
Звезд голубоватых
Светятся глаза.

В хате над колыской
Женщина сидит.
Наклонившись низко,
На дитя глядит.

Кутает ребенка
Потеплей до пят
В голубых глазенках
Звездочки блестят.

Спит младенец в хате,
Весь закутан в шаль.
С неба Божья Матерь
Смотрит, как печаль.

Александру Ерофееву

Глянешь утречком в окошко
Светом залита дорожка,
И на ней роса дрожит.
Между капелек бежит
Не задеть бы!  время наше.
Нет его милей и краше,
И оно спешит, спешит
И зовет в широки дали,
Светом залитые, тьмой.
Где мы многое видали
И вернулись вновь домой.
Чтобы утром полегоньку
В рассветающей тиши
Выйти, времени вдогонку
Крикнуть: время, не спеши!

Ни коня, ни воза.
Посреди зимы
Ждут-пождут мороза
На печи пимы.

И душе охотца
Шуток и всерьез
Крепкого морозца
До веселых слез!

Но по всей Росее
В январе
Дождик мелкий сеет
Лето на дворе!

Дремлет речка в берегах.
Месяц над водой
Наставляет ей рога
С тучкой молодой.

Из речных объятий лишь
Выскользнул и вот
Шепотом волнует тишь,
Сладко тучке лжет.

Понимает речка: юн
И в желаньях лих,
Да и род его от лун
Переменчивых.

Тучка что? Была сплыла.
Он опять за то ж:
К речке льнет, и ей мила
Сладостная ложь.

И те, которые сказали,
Что все на свете суета,
Они, бесспорно, в этом зале
Дымок пускают изо рта.

И те, которые сказали,
Что все на свете красота,
Закусывают в этом зале
Остатком рыбьего хвоста.

И те, которые сказали:
«Ни красота, ни суета»,
Конечно, тоже в этом зале
Читают лекцию с листа.

И те, которые сказали:
«И красота, и суета»,
Без всяких яких в этом зале
У них надежные места.

А тот, который все сказал
О сущности всего земного,
Стоит за сценой, смотрит в зал
И плачет.
И не вспомнит Слово.

Ф. Г. Сухову

Испугаюсь взгляда старика!
Словно перед дальнею дорогой,
Жгучая щемящая тоска
К сердцу хлынет;
В комнатке убогой
Станет мне спокойно и светло.
Вслушиваясь в речь его простую,
Не скажу, что вот, мол, повезло,
Вместе с ним по весям затоскую.
Наяву увижу, как во сне,
Раннею-прераннею порою
Босиком идущим по стерне
Со стихом целебною травою

Погрузившись в свои размышленья
О душевной людской красоте,
Забывал принимать он решенья
В повседневной мирской суете.
То купить позабудет картошки
И сидит на пустом кипятке.
Пацаны выбьют стекла в окошке
Пишет буквочки на сквозняке.
Вычищает от въедливой пыли
Мысль и чувство высоким огнем
Вскоре люди о нем позабыли.
Да и время забыло о нем.
Но на время забывчиво время!
В неизбежные «против» и «за»
Распахнуло скрипучие двери
Чудным светом кольнуло в глаза!
И когда в захудалой каморке
Неизвестную книгу нашли
Встрепенулись истлевшие шторки
И сиренью в окне расцвели!
И когда пролистнули страницу,
То худая рубашка его
Превратилась в небесную птицу,
В щебетанье, полет, торжество!