М. Ф. Зайцев
Счастью равная даль: стихотворения
Предюбилейное
Ну, вот: в этом году мне будет уже шестьдесят пять! А ведь кажется, что ещё толком и не жил. Семейные заботы, хлопоты о благополучии детей, поиски правды-матки в моей печальной России как-то незаметно состарили меня, что и в зеркало глянуть не хочется. Тело дряхлеет, всё лицо в морщинах, но душа-то молода! И год от года, день ото дня становится моложе и моложе Вот она и заставляет меня просыпаться ранним-ранним летним утречком и ехать за грибами в пойму, зимой же на льдом покрытое Волгоградское водохранилище за судаком. И дело тут совсем не в грибах и рыбе, их количестве. Душа моя не может жить без природы. Только наедине с ней она свободна, радуется листочку и ветру со снегом, она растворяется в природе, иногда даже кажется, что ещё чуть-чуть и она полетит. Высоко-высоко. Легко-легко. И тогда я вздрагиваю и мгновенно вспоминаю, что стою на земле, что я всего лишь смертный, грешный человек, и шепчу в испуге: «Господи, помилуй меня! У меня ещё много мирских дел». В повседневности главное для меня семья! Жена, дети, внуки Вот и кручусь как белка в колесе и нахожу в этом превеликое счастье. Ну что ж, случается и так, что меня не понимают, это, конечно, печалит. Не более того. Но полёты души пока ещё продолжаются. Поэтому-то и пишу стихи Приходит озарение и они сами льются на бумагу. Если же вымучиваю это при чтении сразу же видно. Надеюсь, что первых больше, но это решать уже тебе, дорогой мой читатель. Эти две книги («И радости, и печали», «Счастью равная даль») я благодарно посвящаю своим литературным наставникам, поэтам: Николаю Константиновичу Старшинову и Валентину Митрофановичу Сидорову. К сожалению, их нет уже в живых. Но для меня они живы! Они всегда в моей душе, с ними я разговариваю, советуюсь, читаю им новые стихи, гляжу им в глаза и жду, жду, жду, что же они скажут
Михаил ЗАЙЦЕВЛебяжная поляна
«Пока живу, люблю и помню»
Пока живу, люблю и помню,
Как детство милое моё,
Волго-Ахтубинскую пойму,
Природу дивную её.
Здесь, на Лебяжке, отдыхаю.
У речки Ахтубы стою.
О детстве солнечном вздыхаю.
И славу старости пою!
«Проснулся вдруг в полночной тьме»
Проснулся вдруг в полночной тьме
Тоска сжимает сердце мне.
В тьме непроглядной слышу я,
Что плачет матушка моя.
Я знаю, мама умерла,
Но вот она, светлым-светла,
Стоит, опёршись на косяк:
«Ну, как вы тут живёте, как!?»
И затуманилась во тьме,
И не пришлось ответить мне.
«Сидеть на берегу реки»
Сидеть на берегу реки
И вдаль глядеть из-под руки
На облака, на солнце, воду
На божий мир, его свободу.
Какое счастье: просто жить!
С водой-волшебницей дружить
И улыбаться в ней себе,
Но более всего судьбе.
И воду пригоршней ласкать,
И между пальцев отпускать
В неторопливые потоки,
Омыв ладони, лоб и щёки.
И видеть: в небе облака
Крылом махают мне слегка
И вдаль плывут неспешной птицей,
Чтоб там с рекой соединиться.
«С милой по лесу идём»
С милой по лесу идём,
Ягоду в лукошко рвём.
Выбираем покрупней
В ножки кланяемся ей.
Красовалась у дорожки
Смотрит нам в глаза с ладошки.
Полежит на ней немножко,
И с ладошки прыг в лукошко!
Глядь, а там её подружек
Три стакана, восемь кружек.
Словом, целая семья
Кто спелее всех?
Я!
Я!
«Здравствуй, речка»
Здравствуй, речка!
В этот час
Отвести не в силах глаз
От волны твоей покатой,
Светлой радостью богатой.
Ты куда себя несёшь,
Ты о чём, река, поёшь?
Знаю, знаю, не серчай
Деток ветреных встречай!
Что, отбились от руки,
Загулялись ручейки?!
И широк, и чуть поуже,
Все спешат к тебе на ужин.
Все спешат к исходу дня
Быть под боком у тебя!
«Поздний вечер мой приятель»
Поздний вечер мой приятель,
Он душой своей понятен
И открытым взглядом тож.
Мне с ним грустно и сердечно
Удивляться бесконечно:
Снова миром правит ложь?
Сказано ведь: люди братья!
Кувыркнулись все понятья,
И обманной стала речь.
Нам с тобой, хотя б немножко,
Для себя, чуть-чуть в ладошке,
Крохи правды уберечь.
«Дни осени прохладно-хороши»
«Дни осени прохладно-хороши»
Дни осени прохладно-хороши,
Они как продолжение души
Туманным полем,
Речкой, облаками,
Всем миром, мельтешащим между нами.
Мне было бы его совсем не жаль,
Когда б не эта поздняя печаль.
В печали жить и радоваться свету,
И красоту рассеянную эту
Легонько убаюкивать в горсти,
Всем сирым, всем обиженным нести.
И принимать душой благую весть,
И веровать, что счастье в этом есть!
«Опять тревожат душу сны»
Опять тревожат душу сны,
Что и печальны, и грустны.
Не о любви, не о заботе,
Они всё более в полёте.
Они в полёте, что как свет,
Его в земных заботах нет.
Он славен дивной высотой
Над повседневною тщетой.
Но в том, мой милый, и беда,
Что сон взметнётся иногда
Взглянуть на всех родных, любимых,
Земной заботою томимых.
В первый класс
Пора мне!
Мама добрым словом
Напутствует, не сводит глаз
С меня, а я стою в обновах
Сегодня в школу, в первый класс.
И мама, солнечно-проста,
Суёт мне шоколада плитку
И открывает мне калитку,
Как будто райские врата!
Апокалипсис
Новую осилили высотку
Сгинули в космической дали.
Ближе, ближе подлетаем к солнцу
Дальше, дальше от родной земли.
Страшно ведь, что мать-земля в дорогу
Не благословит нас никогда:
«Улетели? Ну, и слава богу!
Хорошо бы, если навсегда!»
«Ну и что ж я имею»
Ну и что ж я имею
На скончании дней?
Что имею лелею,
Да и нету милей
Детства, поля, степи на закате
И у речки костра,
Приглушённого голоса бати:
«Вновь клюёт густера!
А с неё не уха, а похлёбка»
Ну а где-то в крестьянской избе
Мама в окна засмотрится робко
В благодарности Богу, судьбе.
А вернёмся раздеться поможет,
Щи на стол, ну и прочую снедь
И на скатерть ладони положит,
На меня станет долго глядеть.
«В чернозёме, на суглинке»
В чернозёме, на суглинке,
И в моей душе
Ветру, зёрнышку, былинке
Дом готов уже.
Тук-тук-тук!
Откуда родом
И рождён кем ты?
Той же матушкой-природой,
Те ж лица черты.
Узнаёшь?
Да хватит врать мне!
И не думал врать!
Значит, мы с тобою братья?
Ну, конечно, брат!
«Впереди горит поляна»
Впереди горит поляна
Ягодой осенней рдяно.
Я бреду с лукошком
Ягодной дорожкой.
Голову склоняю вниз,
Земляничный сдвину лист
Милая красавица,
Разреши представиться?!
А она в ответ:
Возражений нет!
В небо гляну: около
Голубого облака
Земляникой рясною
Свисло солнце красное.
И лучи стекают вниз,
Словно сок, мильярдом брызг!
«Словно солнце на закате»
Словно солнце на закате,
Светит лампа в нашей хате.
В полусумраке спокойном
Мы сидим семьёй на койках,
На скамейках вместе
Слушаем мы вести.
Мы воды набрали в рот
Хорошо приёмник врёт.
Папка ухо чешет:
«Хорошо ведь брешет!»
А о чём идёт брехня?
О колхозе нашем:
Будто на три трудодня
Пуд овсяной каши
На душу колхоз даёт
Хорошо приёмник врёт!
«Роза в дымчатой оправе»
Роза в дымчатой оправе
Дачным утром хороша.
В росах платьице поправит
Не цветок сама душа!
И, склонившись над водою
Родниковою в ведре,
Всё любуется собою
В спелой девичьей поре.
Срежу. Сникнет. И обвянет.
Но ещё листвой шурша,
Вдруг в глаза мои заглянет
Не цветок сама душа!
«И когда ж помудреет душа»
И когда ж помудреет душа,
Перестанет когда удивляться
Лжи, похожей на правду ножа,
Правде, с ложью готовой сравняться?!
Сколько ж можно всех скопом жалеть,
И прощать, и прощать, и прощаться?
Сколько ж можно всё это терпеть
И терпенью души удивляться?!
Март
Игольчат снег, искрист и хрупок.
Наступишь в ямине следа,
Разорванной, колючей, грубой,
Мгновенно выступит вода
Галош повыше Тяжелеют
Водой набрякшие пимы.
И ноги стынут, леденеют
До искр в глазах, до жуткой тьмы.
Домой приду как будто с кожей
Пимы срослись С отцом вдвоём
Снимаем. Мне отец поможет!
Потом отшлёпает ремнём.