Хорошо бы Но только согласится ли он сам с таким решением?
О, душа моя, ты же знаешь, как я могу быть настойчив в случае нужды. Поверь, завтра Сикорцев будет думать уже о том, где провести ему ближайший месяц, а не о своих инопланетянах. И вот что, не пора ли нам тоже баиньки? Я что-то тоже устал, признаться.
С этими словами он аккуратно, но властно привлёк жену к себе, целуя её пахнущие лавандой волосы.
Да, ты прав как всегда, дорогой, улыбаясь, ответила ему поцелуем Наташа. Иди ложись, постель там уже приготовлена, а я быстренько уберу со стола и приду к тебе.
Спустя полчаса в квартире Бехтеревых погас свет.
4
Встречи Даши с её новым знакомым стали регулярными, и вскоре она не уже мыслила своей жизни без этого человека. Сикорцев оказался очень интересным человеком: умным, хорошо образованным, интеллигентным. Кроме того, что скрывать, он был по-мужски красив, напоминая девушке героев прочитанных ею романов. Дарья была покорена обаянием Виктора Павловича, невольным чувством власти, исходившей от него. Ей нравилось во время прогулок по городу, идя рядом с Сикорцевым, ловить на себе оценивающие взгляды идущих навстречу дам. Нравилось ощущать под рукой его упругий бицепс, чувствовать тепло и ощущать запах этого человека. В нескромных мыслях, которые невольно возникали в девичьей головке перед сном, он был её, и ни чьим больше, мужчиной.
Потом всё произошло как-то удивительно быстро и в полной тайне от тётушки. Однажды, провожая домой, Сикорцев огляделся вокруг и, убедившись, что их никто не видит, вдруг привлёк девушку к себе и крепко поцеловал. Она забилась в его руках, протестуя, но тут же обмякла, не в силах сопротивляться, и ответила ему таким же страстным поцелуем.
Это было волшебное время. Они искали уединённые места и целовались до безумия. Но наступила осень, а затем и зима, и таких мест не осталось вовсе. А любовная энергия требовала выхода. Оставалась лишь арендованная квартира Виктора Павловича. Она имела отдельный вход, и при определённом уровне осторожности внутрь можно было попасть незаметно. Даша долго не решалась войти в жилище одинокого мужчины, но стоило поступить так первый раз, и потом уже было проще. Вместо публичной библиотеки, куда девушка по мнению тётушки ходила с завидной регулярностью, она всё чаще стала проводить время в квартире Сикорцева.
Довольно долго их любовь ограничивалась объятиями, ласками и поцелуями, после которых, вернувшись домой, Даша долго не могла прийти в себя. Особенно трудно было уснуть. Прикосновения мужских рук к груди, животу, бёдрам вызывали непонятный сладостный жар во всём теле. Этот жар требовал выхода, но Даша даже в мыслях боялась представить себе то, о чём тайком, посмеиваясь, переговаривались её более опытные в любовных делах гимназические подруги. Необычное поведение девушки заметила даже тётушка, обратив внимание на то, что на вопросы она порой отвечает невпопад. Это обеспокоило её, но Дарья взяла себя в руки и свою рассеянность объяснила влиянием прочитанных романов и чисто женским недомоганием.
Но то, что неизбежно случается в таких случаях в отношениях между мужчиной и женщиной, всё-таки произошло. Она не помнила, как оказалась раздетой в постели, как, дрожа, помогала ему войти в неё, и лишь момент сладостной боли остался навсегда в женской памяти. Опустошённые, они долго тогда лежали рядом, крепко обняв друг друга, и только необходимость вернуться домой вовремя заставила Дарью прийти в себя. Она оделась с его помощью, попросила не провожать и ушла к себе.
Девушка шла медленно вниз по бульвару. В памяти то и дело всплывали мгновения близости, и тогда ей казалось, что все, кто шёл ей навстречу догадываются о том, где она была и что там произошло. Опустив глаза и избегая встречных, она вернулась домой и, сославшись на мигрень, рано легла спать.
Любовью они стали заниматься регулярно, договорившись предварительно, что дети не входят в их ближайшие планы, поэтому нужно быть осторожными и аккуратными. Впрочем, как оказалось позже, об этом было проще говорить, чем реализовать на деле.
Но кроме того, что Сикорцев оказался ласковым и страстным любовником, Даша открыла в нём ещё ту самую тайну, которой непременно должен был обладать её мужчина. Это случилось в конце весны. Однажды она пришла к нему чуть раньше условленного времени. На звук дверного колокольчика Виктор к этому времени они уже давно были на «ты» откликнулся мгновенно. Он был явно взволнован, но Даша отнесла это на то, что он попросту рад видеть её.
Она сняла пальто в прихожей и, пройдя в гостиную, заметила, что в соседней комнате, служащей кабинетом, на столе находится необычный предмет. Это был прозрачный шар, стоящий на треноге. Девушка никогда раньше не видела его и, смеясь, спросила, не занимается ли он в свободное от работы время спиритическими сеансами, вызывая души умерших людей. Виктор явно смутился, но потом, уступив настойчивым вопросам Дарьи, которой ни в чём не мог отказать, рассказал ей необычную историю, начало которой было положено ещё в бытность его врачом местной больницы для душевно нездоровых людей в Казани.
5
На следующий день после их вечернего разговора о сути человеческого сознания и наличия существ им обладающих на иных планетах Бехтерев предложил Сикорцеву взять месячный отпуск и отдохнуть. Предложение имело форму приказа и обсуждению не подлежало. Впрочем, Виктор Павлович удивительно легко отреагировал на это, молча написав соответствующее заявление, и в тот же день отбыл поездом вначале в Москву, а оттуда, не задерживаясь, на юг, в сторону новой столицы степного края.
В спальном вагоне он ехал один. Проводник принёс чай в подстаканнике, горку крендельков на блюдечке и, получив благодарность, удалился. Оставшись в одиночестве, Сикорцев смотрел через окно на пробегающие мимо селенья, поля, перелески, слушал монотонный стук колёс и думал о том, что занимало его мысли последнее время. Вчера вечером он не обо всём рассказал Бехтеревым. Виктор Павлович умолчал о том, каким был его очередной контакт с существом, называющим себя дУнкас. И впервые состоялся он не случайно во время гипнотического сеанса, а несколько иначе, при необычных обстоятельствах.
Тогда Сикорцев ещё работал врачом в больнице для психически пострадавших людей. Сюда попадали по разным причинам, в том числе и по причине банального пьянства. Виктор Павлович не любил эту категорию людей, сознательно убивающих в себе всё человеческое, относился к ним с некоторой внутренней брезгливостью, но, будучи врачом по убеждению, не мог отказать им в лечении. Одним из приёмов, который, на его взгляд, мог в этом случае оказаться очень эффективным, Сикорцев считал гипноз. Больничное и районное начальство к этой идее относилось прохладно, но поскольку положительные моменты в практике молодого врача всё же были, хотя и не в том количестве, когда можно было говорить о полном успехе, то по этой причине на его опыты смотрели сквозь пальцы.
Однажды ближе к концу августа Виктор Павлович почувствовал себя уставшим после бесплодных попыток привести в состояние гипнотического сна группу больных, страдающих патологическим пьянством. Он вышел на крыльцо, глубоко подышал полной грудью, наслаждаясь прохладным воздухом, и, прислонившись к стене, стал смотреть на огромную луну, повисшую над горизонтом. Вечерние сумерки уже плавно переходили в ночь, и справа от неё была отчётливо видна яркая звезда. Откуда издалека доносилось едва слышное пение сверчка. Было какое-то очарование в этом тихом вечере и в печальном облике ночного светила, переживавшего свой очередной циклический закат.
И вдруг Сикорцеву показалось, что лик луны дрогнул и на какую-то доли секунды утратил свои очертания. Вместо обычного несколько скорбного выражения он стал походить на череп того анатомического скелета, который стоял за стеклом в шкафу его кабинета. Впрочем, видение исчезло так же неожиданно, как и появилось, и с ночного небосвода на него смотрело привычное женское лицо с открытым в безмолвном крике ртом. Виктор Павлович решил бы, что это результат переутомления, вызванного работой, если бы не учащённый пульс, свидетельствующий о резком повышении кровяного давления. Он сделал несколько дыхательных упражнений, приводя себя в норму, и отправился спать. День был длинный и утомительный.
В ту ночь Сикорцеву приснился сон, в котором он увидел себя идущим по степи к небольшому озерцу, расположенному недалеко от города. Это было привычное место его воскресного отдыха. На берегу лежал большой гранитный валун, отполированный временем. На нём приятно было лежать, ощущая тепло, накопленное камнем под солнечными лучами. Сбоку, со стороны водоёма в камне имелась невидимая со стороны довольно глубокая выемка. Он как-то случайно обнаружил её. В углублении можно было спрятать одежду и, пользуясь одиночеством, поплавать в тёплой, чистой воде.
Впрочем, не только он любил бывать здесь. Нередко по воскресным дням горожане приезжали сюда семьями, и тогда здесь было людно и даже весело. Сейчас же, в этом явственном сне, вокруг не было ни души. Сикорцев, задумавшись, автоматически отмечал как мнутся травинки под его ботинками и не сразу заметил, как оказался на месте.