«Льстит товарищ, подумал Эмерс, сейчас, наверное, перейдет к главному ради чего пожаловал». Но гость заговорил о другом.
Очевидно, такова судьба всех песчаных пляжей, Геннадий Семенович кивнул в сторону дюн, основательно подмытых недавним штормом. Со стихией ничего не поделаешь, верно? И вдруг без перехода спросил:
А как вы, Константин Артурович, относитесь к Центру?
Пожалуй, так же, как Центр к республике наплевательски.
Откровенно сказано А кого бы вы хотели проинтервьюировать из тех, кто начал эту перестройку?
В основном меня интересуют люди из других сфер писатели, деятели культуры, науки У них, по крайней мере, можно вытянуть живую мысль. А что могут сказать политиканы?
Присядем, предложил Льдистый и свернул в сторону ярко-оранжевой скамейки.
Они уселись лицом к морю, куда ослепительным диском падало солнце.
Что вас привело ко мне? без обиняков спросил Эмерс.
Скажите, что вам известно о Тимофее Николаевиче Ермаке?
О вашем шефе, что ли?
Ермак один
Не больше того, что и всем. Бывший комвождь, сброшенный с партийного Олимпа, теперь опальный министр. В целом воспринимаю всерьез хотя бы за то, что он расплевался с номенклатурщиками. Но все это, думается, с его стороны поверхностное, скорее дань эмоциям, нежели принципам.
Вы могли бы сделать с ним интервью?
Отчего же это предлагается мне? Эмерсу вдруг стало весело. Разве в Москве не найдется журналиста, который согласился бы?
Вы чего-то боитесь?
Кто я? Если чего-то и боюсь, то разве что своей жены Дело, как вы понимаете, не в страхе, а, пожалуй, в необычности вашего предложения. Честно говоря, я просто чего-то не улавливаю.
Льдистый отвел взгляд от закатной дорожки.
Вы, должно быть, знаете, за что его убрали? Мой шеф шел против течения. И не просто убрали его пытаются превратить в политический труп, с чем мы, естественно, согласиться никак не можем.
Простите, кто это мы?
Рассказывать об этом можно долго. Тимофея Николаевича прочно заблокировали деятели из Политбюро вкупе с молодцами из ЦентрСПБ. Короче, чтобы не задушили окончательно, ему нужна широкая трибуна.
Это вы с ним так думаете или в стране сложилась такая ситуация, что
А как, Константин Артурович, вы считаете сами? В России такого волевого и трезвого политика, политика такого масштаба не появлялось давным-давно, и было бы непростительной ошибкой демократов не сделать ставку на этого человека. Вы ведь сами видите, что творится вокруг.
Но почему вы выбрали наш скромный «Курортник» и лично меня, хотя даже здесь на кортах слоняется без дела добрый десяток спецкоров центральных изданий?
Они, может, и взяли бы интервью, да их редакторы не позволят опубликовать. АПН и журнал «Огонек» пытались и что же молчок Нашли какие-то неубедительные доводы и не публикуют. Вас же выбрали потому, что гласность вы восприняли так, как и подобает. Пишите вы недурственно, остро. Это первое. Второе: ваша газета с помощью отдыхающих разлетается по всей стране, а именно это нам и нужно.
И что же мне предстоит? после некоторого раздумья спросил Костя. Провести традиционную беседу о том, о сем или изложить некую программу Ермака?
Ирония понятна. Однако мы полагаемся на ваш опыт и интуицию. Связь будете поддерживать со мной
Льдистый наклонился и, разгладив ладонью песок, написал спичкой номер телефона.
Вы сможете завтра, между встречами нашей сборной с Голландией, быть у четвертого корта?
Вы думаете, там потише, меньше народа?
Не в этом дело, просто упрощаю задачу. Можете сами назначить место
Мне все равно. Думаю о другом: смогу ли выполнить то, о чем вы просите. Учтите, что в политике я невежда, круглый ноль и, честно говоря, от нее меня с души воротит.
Геннадий Семенович сдержанно улыбнулся.
Ну что ж, придется перед встречей принять таблетку аэрона Кстати, могу одолжить, Льдистый перестал улыбаться и в его глазах появился стальной оттенок.
Ладно, не только в этом дело, смутился Костя. Вы должны понять, что ваше предложение для меня то же самое, что для чечеточника станцевать в балете. А я больше всего опасаюсь оказаться не в своей тарелке.
Это вы бросьте, Константин Артурович, не скромничайте, не умаляйте своих возможностей. Льдистый успокаивающим жестом положил руку на колено Кости. Вы в своих статьях пытаетесь докопаться до сути предмета. Все ваши вопросы, заданные собеседникам, как правило, попадают в самую точку. У вас аналитика преобладает над чувствами, хотя иногда вас и заносит. Но это не беда, поскольку основную линию вы выдерживаете. А главное, что вас выгодно отличает от коллег отсутствие внутреннего цензора.
Вы мне льстите, Геннадий Семенович, в голосе Эмерса можно было уловить скрытые нотки удовлетворения.
Они поднялись со скамейки. Наверху, в дюнах, было теплее и меж соснами уже витали вечерние тени. Костя пошел провожать гостя на вокзал в Лиелупе. На подходе к станции Геннадий Семенович прервал молчание неожиданным вопросом:
Вы случайно не собираетесь разводиться?
Эмерс недоуменно огляделся по сторонам, словно его подловили на чем-то неприличном. Накатило раздражение: он терпеть не мог, когда без спросу лезли в его личную жизнь. И, видимо, собеседник понял это.
Вы, Костя, пожалуйста, не обижайтесь. Но желательно, чтобы у вас дома не было напряженности. И, кстати, вы зря так откровенно демонстрируете свои отношения с вашей девушкой Льдистый остановился и повернулся лицом к Эмерсу. «Ну ни дать ни взять боксер этот Геннадий Семенович», подумал Костя. «Нос приплюснут, уши точно раскатанные блины» Хорошо, скажу по-другому. Нельзя, чтобы это могли использовать и вы себя чем-нибудь скомпрометировали. Это и вам ни к чему, и в наши планы не входит. Понимаете?