Все было готово. В последний раз я слетал к кораблю, побродил по каютам, отсекам, где все напоминало мне о Сьаройе, о товарищах Я оттягивал момент, когда померкнет сознание, и я уйду в небытие. Но всему бывает конец. Все люди смертны. А я хочу перехитрить смерть и, черт возьми (это выражение я услышал в начале XXI века), сделаю это!
Поворот рычага и надо мной закрылся купол. Как в древней сказке о мертвеце, встающем из гроба, я встану через тысячелетия. Одно движение руки Я услышал взрыв сработал механизм. Теперь я погребен под толщей породы, замурован в стене. Все. Я один в гробу, в полной тишине, разрывающей голову. Может быть, не надо? Я торопливо нажал кнопку
Сотни огненных шаров поплыли перед глазами, зазвенела далекая музыка, мощные завершающие аккорды волнами набегали на песчаный берег Я узнал Сьаройю. Хрупкая фигурка под деревом Эниэя. Я крикнул ей. Она обернулась Яркие немигающие звезды горели в черном пространстве. Лучи их пронизывали тело, проникали в сердце Полет в никуда, во мрак. Тьма сгущалась, обволакивала сознание, заполняла тело. Тело пустая оболочка, заполненная мраком. Конец
* * *Резкий пронзительный звук ворвался в сознание, пробуждая тело. Каждая клетка мозга оживала, кровь опять потекла по венам. Свет резал глаза. Кто я? Где? Что со мной? Почему так тихо?
И вдруг вспомнилось все. Бурная радость жизни захватила меня настолько, что я попытался вскочить на ноги и почувствовал удар по голове. Шлем смягчил его. Я поднял голову и увидел потолок. Я лежал в узком цилиндре «Армоса».
Меня разбудил сигнальный звонок, невидимыми лучами воздействовавший на клетки мозга. Я приподнялся на локте и осмотрел приборы. Все работало нормально, в ровном гудении «Армоса» не было ни одной тревожной нотки. И тут я подумал: а вдруг я все в том же ущелье, и прошло всего несколько минут с момента усыпления? Может быть, «Армос» не сработал? Что-то уж не верилось, что прошло столько времени.
У меня был лишь один ориентир, по которому я мог узнать, минутное ли это забытье или же все произошло по-настоящему. Счетчик времени. Он был вмонтирован в передней части цилиндра, и достаточно было повернуть голову, чтобы узнать, в каком времени я нахожусь. Единственный поворот головы или возвращал меня к моим современникам (к сожалению, возвращал во времени, а не в пространстве), или же навсегда отдалял меня от них. Медленно я повернул голову. Почему-то счетчик расплылся, и стрелка указателя не была видна. Я отвинтил шлем и смахнул непрошеную слезу. Опять взглянул на счетчик
Четыреста семьдесят четыре миллиона лет я пролежал в «гробу», с остановившимся сердцем, а время обтекало меня, изменяя все вокруг.
Я был оглушен, раздавлен. Почти пятьсот миллионов лет пронеслись надо мной!.. Я понял, что перехитрил время, что перенесся через тысячелетия, что больше никогда не увижу корабль и товарищей, Сьаройю, какой она была в мои дни, и Эниэю. Грусть волной нахлынула на меня, сдавила грудь. Я один, один из всех современников, кто остался жив, и я один неземлянин в этом чужом мире, который, когда я выйду из «Армоса», увижу в первый раз, так как неумолимое время стерло с лица планеты все горы и вулканы, ущелья и равнины, и тот вулкан, в котором лежала частица Сьаройи космический корабль, на котором я и мои товарищи, которых тоже взяло неумолимое время, прилетели сюда, на Землю, и где все они нашли свою гибель. И лишь я был тем, на кого не подействовало время.
Я повернулся и взял «гон-сальэс». Нажатие кнопки и дверца отворилась. Цилиндр из сверхпрочного материала, открытого незадолго до нашего отлета, выдержал гигантское давление породы. Он стал как бы ее частью. За дверцей сразу же начиналась порода. Я был замурован глубоко под ней. Я представил себе эту огромную толщу и, признаюсь, содрогнулся от ужасной мысли о том, что мне никогда не выбраться на поверхность. Но надо было действовать. Желание выбраться отсюда так овладело мной, что я без промедления включил «гон-сальэс». Все оставалось по-прежнему. Но нет! Стена покачнулась и тут же рассыпалась в пыль. Сверху сразу же обрушился новый слой породы, который свел на нет все действие «гон-сальэса». Порода поползла в цилиндр. Я быстро отскочил и захлопнул дверцу.
Что же делать? Надо направить луч «гон-сальэса» вертикально вверх, пробить коридор через толщу породы, а потом подняться вверх. Крылья были со мной. Они лежали в соседнем отсеке.
И все-таки в этом решении было одно «но». Пыли от разрушенной породы будет столько много, что она забьет весь коридор, и крылья не пробьются сквозь нее.
Что же делать? Надо направить луч «гон-сальэса» вертикально вверх, пробить коридор через толщу породы, а потом подняться вверх. Крылья были со мной. Они лежали в соседнем отсеке.
И все-таки в этом решении было одно «но». Пыли от разрушенной породы будет столько много, что она забьет весь коридор, и крылья не пробьются сквозь нее.
Я почти потерял надежду выбраться из толщи пластов, но вспомнил, что за стенкой лежит вычислительный автомат, который примет правильное решение.
Ответ был таков: взорвать нижний слой породы, а обломки и крупные куски превратить «гон-сальэсом» в пыль. Затем пробить наклонный коридор вверх. Пыль по наклону будет падать в огромную яму. Лишь так можно было выбраться наверх. Автомат предложил еще и такой вариант: взорвать всю толщу пластов, которые находились надо мной, и подняться вверх на крыльях. Но это было, конечно, невозможно. Я нигде не достал бы столько взрывчатого вещества.
Решение было принято, и я начал титаническую работу, которая должна была завершиться, по моим подсчетам, дней через десять.
* * *Сон медленно уходил. И сразу же на смену ему пришли мысли о наступающем дне. Дне условном под землей всегда царит темнота, которую прорезает лишь свет из раскрытой двери цилиндра. Она открыта все время. Здесь ведь нет ничего, чего можно опасаться.
Я встал, поправил крылья и шагнул с порога в темноту. В свете луча я увидел яму, образованную взрывом. Она была заполнена пылью почти наполовину. Как опрокинутая чаша нависла над ней порода. И все же, если бы не саморастущие конструкции, я не выбрался бы отсюда. Я забыл сказать, что автомат дал ответ, гарантирующий лишь тридцатипроцентную вероятность того, что решение будет безукоризненным. Остальные семьдесят процентов не исключали того, что порода может обвалиться. Для точного ответа я должен был сообщить автомату сведения о том, с какой силой пласты давят на цилиндр. А узнать этого я не мог. Окрыленный надеждой на то, что можно выбраться отсюда, я совершенно забыл об этом, но, взорвав породу, обнаружил, что она устрашающе нависает над ямой, каждую минуту грозя рухнуть. В отчаянии я бросился в отсек, где лежали автоматы, надеясь найти там что-нибудь, что сможет поддержать толщу породы.