Он открыл дверь спальни, вышел в неизвестность и столкнулся с женщиной, как машина с машиной на перекрестке в густом тумане. Инстинктивно обнявшись, чтобы поддержать друг друга, они оказались лицами на расстоянии поцелуя, и конечно, он узнал женщину это была Кло.
Ну и движение тут у вас, сострил он, раздумывая, не поцеловать ли ее в самом деле. Не решившись на поцелуй, он принюхался к запаху ее волос. Они пахли скорее прелыми листьями, нежели земляникой.
Смотреть надо, беззлобно ответила Кло, отстраняясь от него.
Да как же смотреть, когда тут темнота хоть глаз выколи?
Тут свет везде. Ты что не видишь? она указала на серую краску, разлитую в воздухе, на клубящиеся облака тумана, на мерцающие разноцветные звездочки, неизвестно что сулящие Петровичу.
Ну ладно, раз уж ты оказалась на моем пути объясни мне, где тут у вас что. Мне хотелось бы принять душ и, конечно же, найти одежду. Не могу понять, куда она подевалась?
Одежду отправили в подвал, пожала она плечами как будто в этом доме лишать гостя одежды подразумевалось само собой.
Петрович в недоумении посмотрел на нее:
В подвал? Почему в подвал?
Там архив. Все ненужное сдается в архив.
Ненужное? Ну да он вспомнил разговор с Аной, она ведь говорила, что теперь ему нельзя покидать их дом.
Послушай, я как-то по-дурацки чувствую себя в этой простыне.
Представь себе, что это не простыня, а тога.
Ну да, я уже представлял. Пусть тога. Но я все равно по-дурацки выгляжу. К тоге надо привыкать, наверное, с полвека.
Вовсе не по-дурацки. Ты отлично выглядишь. Взгляни на себя в зеркало. Честно говоря, я не ожидала такого результата. Она приподняла руку и кончиками пальцев провела по его щеке.
Его удивил этот чересчур ласковый для полузнакомой девчонки жест.
Ты права, мне нужно побриться, пробормотал он. Где бы найти зеркало? Хотя как побреешься без станка?
Не надо бриться. Тебе очень подойдет борода, взглядом ценителя она окинула фигуру Петровича.
Я старый уже. Найди себе кого помоложе, отшутился он.
Глупый, я намного старше тебя. Если хочешь знать, на моих глазах строилась пирамида Хеопса. В молодости я много времени провела в Египте.
Ого! удивился Петрович. Хотя что странного, если она Клото, дочь Ананке.
Что касается дýша и всего остального Видишь огоньки: красные, зеленые, желтые, их много, в разных комбинациях. Это как надписи. Ты скоро научишься их понимать. Вон смотри: пять синих твоя спальня, три красные душ; одна туалет; три зеленые вдалеке это столовая. Я бы с удовольствием приняла душ вместе с тобой. Только сейчас меня ждет мама. А ты прúмешь душ и иди в столовую. Я буду тебя там ждать.
(Значит, она будет его ждать!..)
Душевая (три красные звездочки) оказалась комфортабельным помещением, напоминающим холл пятизвездочной гостиницы с отделкой из черного мрамора и хромированного металла, с множеством живых цветов, пальм и трехметровым крокодилом в бассейне. Разумеется, тут были самые разные душевые и тренажерные устройства (о функциях которых Петрович не мог догадаться даже со своим «высшим техническим»), лежаки и лежанки, стульчики и стульчаки, кожаные кресла и диваны, но главное, тут было светло, никакого тумана и много зеркал в полный рост к одному из них он и направился.
Чем ближе он подходил к зеркалу, тем больше ему казалось, что шаг за шагом он сближается с незнакомцем, идущим ему навстречу. Вначале метров за двадцать до зеркальной стены он подумал (не без юмора конечно), что отраженная фигура напоминает древнеримского патриция, направляющегося в Капитолий на заседание сената; затем, приблизившись еще метров на пять, решил, что отраженный человек выглядит чересчур атлетично; потом заметил, что он слишком молод, неправдоподобно темноволос, и наконец, подойдя вплотную, понял: это не зеркало и вовсе не отражение, а какой-то фокус, проделываемый кем-то с неизвестной целью
Петрович долго смотрел на человека, стоящего напротив, и никак не мог понять, кого видит. Затем процесс пошел в противоположном направлении: постепенно он начал узнавать в отражении себя, но в молодости как будто по мере приближения к зеркалу его отражение непрерывно «фотошопили», то есть убирали морщины на лице, добавляли объем щек и румянец на них, прибавляли блеску в глазах, глянца на натянувшейся, приобретшей живой цвет коже и вот получилось то, что он теперь видел и с трудом узнавал.
Петрович долго смотрел на человека, стоящего напротив, и никак не мог понять, кого видит. Затем процесс пошел в противоположном направлении: постепенно он начал узнавать в отражении себя, но в молодости как будто по мере приближения к зеркалу его отражение непрерывно «фотошопили», то есть убирали морщины на лице, добавляли объем щек и румянец на них, прибавляли блеску в глазах, глянца на натянувшейся, приобретшей живой цвет коже и вот получилось то, что он теперь видел и с трудом узнавал.
Петрович сбросил с себя простыню и, не спуская глаз с отражения, попятился от зеркала
Ну что, нравится? услышал он голос Кло. Она стояла у входа, скрестив ноги, прислонясь к стене плечом.
Как это они сделали? прошептал он.
Но Кло услышала его вопрос.
Это не так сложно. Главное, ты снова молодой, сказала она, оттолкнувшись от стены и направляясь к нему. Пальцы ее нетерпеливо теребили пояс туники.
Ты хочешь сказать, что это не краска, а мой натуральный цвет теперь? он провел рукой по волосам. Даже на ощупь они стали намного пышней и гуще.
Надеюсь, ты не сомневаешься, что твои мышцы натуральные, а не силиконовая подделка? она провела ладонью одной руки по его прессу, рельефом и твердостью напоминающему стиральную доску, а другой распустила-таки узелок своего пояса.
Ему не оставалось ничего иного, как одну за другой расстегнуть золотые фибулы на ее плечах. Туника тотчас упала к ее ногам.
Такие же натуральные, как и эта грудь? потрясенно спросил он.
* * *Следующая неделя прошла как в тумане (он определял количество дней по совместным трапезам когда собирались впятером, что происходило ежедневно, в обязательном порядке).
Утро всегда начиналось с посещения Кло она появлялась в дверях с нервным смешком, со счастливым выражением лица, а потом, взвизгнув как в холодную воду, ныряла к нему под одеяло и требовала немедленно ее согреть. Взвизги продолжались, даже когда становилось жарко, когда их тела, все в поту, так легко и увлеченно скользили друг по другу, будто в этом скольжении и состоял смысл жизни. Он просил ее умерить «силу звука», но она, нисколько не умерив, шептала в промежутках между взвизгами, что умрет, если умерит, и что все равно в этом доме ничего не скроешь все равно всем всё известно.
Что всё известно, он понял в тот же день день их совместного душа, когда, несколько часов спустя, при рассаживании за столом для общей трапезы, он оказался соседом Кло, а не Ананке, как это было накануне. Все остальные Лахе, Ана и Атро сели напротив них, с Аной в центре, что, казалось, было «домашней заготовкой», но не для того, чтобы поглазеть на «влюбленных голубков», а чтобы поближе пообщаться между собой. Они и общались так же легко и непринужденно, как три сестры накануне. При этом ели, как обычно, то есть, несмотря на изобилие и разнообразие пищи, почти ничего, зато в вине себе не отказывали. И совершенно не обращали внимания на «голубков». Если же говорить про нашу парочку, то непринужденно в ней чувствовала себя лишь Кло, а Петрович смущался отчего-то не оттого ли, что подозревал в ком-то из троицы напротив свою ночную партнершу?
Ну вот. Отметившись утром (но, кто знает, это вполне могла быть и ночь), Кло убегала, чтобы «поработать», хотя иногда работала и в постели, когда утомленный утренними трудами Петрович засыпал. Работа заключалась в следующем (Петрович наблюдал это сквозь прищуренные веки): подняв руку к одному из облаков, никогда не покидающих воздушное пространство квартиры (облако в ответ начинало волноваться и переливаться всеми цветами радуги что было похоже на пса, который, завидев хозяина, автоматически начинает вилять хвостом), она извлекала из его клубящихся глубин, точно из распоротого рыбьего живота, нечто похожее на клубок ниток, а затем начинала сматывать на него нить, тянущуюся из облака, внимательно вглядываясь при этом в пространство перед собой, шепча что-то себе под нос, посмеиваясь между делом, а то и отпуская проклятия в чей-то адрес. При этом Петровича не покидало давно зародившееся подозрение, что все они тут чокнутые.
Ну-ка объясни мне, чем это ты занимаешься? в конце концов поинтересовался он, будто проснувшись только что.
Шпион! засмеялась Кло. Мне известно, что ты подглядывал. Ты, наверно, забыл, кто я такая. Меня невозможно провести. Я знаю о каждом твоем шаге. Так что не пытайся крутить шашни с моими сестрами!