И что?
А то, что я эти миллионы нашел. Они в Лондоне в банке государственном пребывают.
Это точно?
Куда точнее. И наследник Меньшикова его сын Александр права на те миллионы имеет. Ибо он наследник законный. А он до сих пор со своей сестрой в Березове проживает в ссылке. Вели послать курьера, и прикажи срочно везти его в Петербург. Он за снятие опалы все деньги затребует и в казну предаст.
Если так, то это хорошо придумано, Эрнест. Сам додумался, али кто подсказал?
Обижаешь, Анхен. Я задание проверить состояние дел меньшиковских дал моему другу Лейбе. И он все сие раскопал. Но идея моя была.
Так это Либман все придумал? Умен жид. Ох, и умен. Но даже если Меньшиков все золото затребует, то как смогу я, императрица весросийская, его так нагло ограбить? Что в Европе то скажут? И так они про меня всякие небылицы плетут.
Чего проще, Анхен. У Меньшикова есть сестра. Девица на выданье. А мой младший брат Густав Бирен не женат. Вот и соединим их узами брака, и деньги все в качестве приданного Густаву перейдут. А уж он тебе все отдаст в тайности.
Верно! Срочно гонца в Березов! Экстренного государственного курьера коему препятствий в дороге чинить никто не смеет! Меньшикова младшего и сестру его срочно и со всем почтением доставить в Петербург!
Год 1735, июнь, 2 дня, Санкт-Петербург. Во дворце.
Утром в 11 часов в кабинете Анны Ивановны собралось общество. Здесь были и придворные и шуты. Все они собирались у императрицы каждое утро. Пьетро Мира стоял здесь же и карлицу Арабку блестящими монетами соблазнял.
Карлица сия была не настоящей негритянкой, но каждое утро ко двору императрицы отправляясь, она лицо и руки пробкой мазала. Большой любовью императрицы она не пользовалась и подарки на её долю перепадали редко. Она относилась к штату дур и полудурок, состоявших при особе Анны Ивановны.
Баишь 100 золотых мне дашь? спросила она по-русски, ибо иного языка не ведала.
Сто золотих, получиш. В том мой слово. И делать для сей мало надобно. Понимать?
А чего делать-то, милай?
В дворцови ораншерей ягод поспель. Понималь? спросил Мира, подбирая с трудом русские слова.
Чего? нее поняла Арабка.
В дворцови ораншерей ягод! (В дворцовой оранжерее постели ягоды)
А-а! Клубника-то? Знаю. Такая крупная! Но токмо мало её там. И поди сейчас ни одной ягодки не сыщешь.
В том нет печали. Один ягод там ест. Пуст Рейнгольд Левенвольде ту ягодка узрит.
Хочешь, чтобы Левенвольд-красавчик увидал клубнику крупну? Так что ли?
И за то 100 монет твой.
Так-то просто, милостивец. Но не обманешь ли?
Вот тепе 10 монет. Это ест садаток.
Арабка схватила монеты своей маленькой грязной ручкой и покатилась зарабатывать остальное. Балакирев знал на кого указать. Эта все сделает. Теперь только следить за Левенвольде.
Императрица в этот момент обратила на Пьетро внимание и подозвала к себе:
Эй! Адам Иваныч! Чего к дуре моей липнешь? Али по нраву пришлась?
Мира низко поклонился и произнес по-немецки:
Всем взяла девка, да слишком мала для меня, государыня.
А вон у Ваньки Балакирева жена также малого росту. Так Ванька? императрица отыскала среди шутов Балакирева.
Так, матушка! ответил тот по-русски. Но я взял за себя карлицу не просто так.
А с чего? спросила императрица.
Любая жена есть зло, матушка. И я взял среди женского пола зло наименьшее.
Императрица и все придворные засмеялись.
Адам, не желаешь ли себе зло наименьшее?
Нет, государыня. Я бы предпочел зло не русского корня, но иноземного.
Анна снова засмеялась. Она, как и большинство придворных, знала об интриге между Мира и певицей Марией Дорио.
А ты, сеньор Франческо, как смотришь на это? императрица посмотрела на своего капельмейстера Франческо Арайю.
Ваш шут, ваше величество, весьма большой шутник, ответил Арайя. Он не музыкант, он настоящий дурак, и мог бы украсить двор любого государя Европы.
А он, вместо этого, заговорил Лакоста, король самоедский, украшает рогами голову капельмейстера! А мог бы украсить и двор государя европейского!
Приемная государыни просто потонула в хохоте. Арайя так же улыбался, ибо, когда смеется императрица, смеяться должны были все. Но лицо его покрылось багровыми пятнами.
Пьетро Мира смеялся, и посматривал в сторону Левенвольде. Нельзя было пропустить момент, когда тот уйдет. Но императрица не собиралась отпускать ни его, ни короля самоедского.
А он, вместо этого, заговорил Лакоста, король самоедский, украшает рогами голову капельмейстера! А мог бы украсить и двор государя европейского!
Приемная государыни просто потонула в хохоте. Арайя так же улыбался, ибо, когда смеется императрица, смеяться должны были все. Но лицо его покрылось багровыми пятнами.
Пьетро Мира смеялся, и посматривал в сторону Левенвольде. Нельзя было пропустить момент, когда тот уйдет. Но императрица не собиралась отпускать ни его, ни короля самоедского.
Не обижайся, дон Франческо, на моих говорунов, примирительно произнесла императрица. Они это не со зла.
Можно ли обижаться на дураков, ваше величество? с вымученной улыбкой произнес Арайя. Тем более что они веселят, ваше величество. Мне ли состязаться в шутках с дураками?
Он состязается с ними в постели и, похоже, ваша милость, проигрывает одному дураку, снова заговорил Лакоста. Но оно и неудивительно. Кому бог дал много ума, а кого и обделил умом. Но зато дал им много чего в штанах.
А если женщина постоянно ищет удовольствия на стороне, то понятно, что рога просто так не отваляться! проговорил Бирен и снова захохотал.
Эрнест! императрица взяла его за руку. Не зли моего капельмейстера. Пощади талантливого музыканта. В России таких нет.
Но возможно, граф прав, подхватил шутку Бирена Лакоста. Может скоро рога с некоей головы и сами отваляться.
Как так? спросил Бирен.
А так. Вы слышали историю про рогоносца мужа, который обратился однажды к отцу своей жены?
Расскажи, не утерпела императрица. Я того не слыхала.
Было это в благословенной Флоренции. Некий муж увенчанный знатностью от своих предков и ветвистыми рогами от жены, обратился к своему тестю. «Скажи мне, спросил он. Может ли исправиться твоя дочь от того демона похоти, что засел в ней?» Отец жены ответил ему: «На это могу ответить тебе положительно, зять мой. Она исправиться». Тогда муж спросил тестя: «Когда же?» Тот ответил: «Её мать была такова же как и она. И я не мог найти долгое время никакого средства от этого. И уже отчаялся, но на 60 году жизни она сама исправилась. И я думаю, что моя дочь, в этих же летах станет честной женщиной и верной женой!»
Императрица захохотала. И придворные стали смеяться за ней. И веселье на этот раз было вполне искренним. Пьетро согнулся чуть ли не пополам и у него от смеха закололо в животе.
В этот момент его кто-то тронул за рукав. Он обернулся и увидел рядом Балакирева.
Левенвольде ушел, шепнул тот.
Пьетро посмотрел туда, где только что находился обер-гофмаршал и увидел, что тот исчез.
Вот дьявол! Только что был здесь. И я не могу уйти искать его. Императрица
Я все понимаю и сам прослежу за ним, успокоил его Балакирев.
Но как ты станешь действовать один? Мы договорились
Ничего. План придется немного изменить. Слушай и далее шутки Лакосты! Он сегодня в ударе
Балакирев вышел из покоев императрицы и пошел в оранжерею. Там он увидел фигуру Левенвольде. Тот что-то рассматривал на небольшой грядке с клубникой для императрицы. Затем щелкнул пальцами и, сняв себя треуголку, бросил её на грядку.
О, майн либе! вскричал Рейнгольд и помчался прочь из оранжереи.
Балакирев подскочил к тому месту и поднял треуголку обер-гофмаршала.
Под роскошной треуголкой была скрыта крупная ягода.
Вот и приготовил Левенвольде ягодку для своей невестушки Варьки.