Владимир Андриенко
ДРОЗДЫ
Часть 1
Долг русского офицера
Мы кричали «Ура!» на парадах,
Но настала и наша пора.
Не меня ль государь-император
Из кадетов возвел в юнкера?
Глава 1
Корнет Лабунский и «валькирия революции»
И когда над Россиею тучи,
Расползаются, вроде чумы,
Кто-то ж должен вступиться, голубчик!
Ах, голубчик! Ну кто, как не мы?
Ростов
Май, 1918 год.
Петр Лабунский, корнет лейб-гвардии уланского полка, октябрь 1917 года встретил в Новом Петергофе. По ранению он получил отпуск и хлопотал о возвращении в действующую армию. Но приход к власти большевиков внес коррективы в его жизненные планы. К декабрю он перебрался в Москву, которую ему удалось покинуть только в феврале 1918 года.
В Москве его едва не арестовали за высказывание о новой власти и о позорном мире с немцами. За корнетом пришли через пятнадцать минут, после того как он покинул квартиру своего старого полкового товарища подпоручика Ланге, у которого он проживал. Люди из ЧК забрали подпоручика, и тот поневоле рассказал о планах своего товарища. Борис Ланге не желал быть расстрелянным из-за несдержанного на язык Лабунского.
Приметы улана были известны и люди из чрезвычайки перекрыли пути отхода на вокзалах. Но и здесь корнету странным образом повезло. Ему удалось поменяться одеждой прямо на вокзале с каким-то парнем в видавшей виды шинели и драной шапке. Лабунский предложил ему свою офицерскую шинель и френч. Солдат даже не стал задавать вопросов, зачем бывшему офицеру такой обмен. Это еще раз спасло корнета, и он спокойно смог сесть в вагон переполненного поезда и отправиться на юг.
Но удача не может длиться вечно. Рано или поздно Фортуна переменится. Лабунский был арестован в конце апреля 1918-го. Он смог практически без приключений добраться до области Войска Донского, откуда желал доехать до Крыма, и, в конце-концов, покинуть Россию и более не принимать участия в том безумии, что творилось в стране.
Попался он глупо. На вокзале в Ростове его совершенно случайно опознала давняя знакомая из Санкт-Петербурга. Вот уж кого он никак не ожидал встретить здесь, так это её, Анну Губельман, с которой встречался еще в гимназические годы.
Ныне мало кто мог узнать в небритом молодом человеке в солдатской шинели блестящего гвардейского офицера. Но Анна его узнала сразу. И он узнал ее, как только увидел. Хотя теперь на ней была кожаная крутка, галифе и сапоги, вместо нарядного платья и шляпки.
Вот так встреча! вырвалось у женщины. А еще говорят, что бога нет!
Мужчины с винтовками, что сопровождали Анну, с удивлением посмотрели на неё. С чего это вспомнила бога убежденная атеистка?
Мы не зря пришли на вокзал, сказала она. А еще говорят, что офицеры, после провозглашения Донской республики, более не едут в Ростов.
Лабунский попытался скрыться, но она его остановила:
Господин Лабунский! Невежливо не поздороваться со старой знакомой. Ребята! Возьмите вон того парня в шинели!
Один из солдат с винтовкой спросил:
Этого? Дак вроде наш!
Наш? Анна усмехнулась. Офицер лейб-гвардии Конного полка.
Этот? В драной шинели?
Шинель не так сложно сменить, Смирнов. Сколько раз тебе говорить. Учишь вас учишь, а все без толку! Арестовать его!
Стоять!
Лабунский остановился. Бежать смысла не было. Все равно возьмут.
На него набросились солдаты и обыскали. Из кармана изъяли наградной браунинг, единственную вещь из прошлой жизни.
Ничего больше у него нет кроме этой дамской игрушки, солдат передал Анне пистолет Лабунского. А документов никаких.
Здравствуйте, поручик! Анна подошла к Петру. Неужели не узнали?
Je t'ai reconnu tout de suite, mademoiselle. Но я корнет, поправил он молодую женщину.
Что?
Я корнет. Не поручик. И никогда не служил в лейб-гвардии Конном полку, мадемуазель. Корнет лейб-гвардии уланского пока. В прошлом. А ныне когда полка нет, и я в прошлом офицер. Здравствуйте, Анна Генриховна.
Вы меня сразу узнали?
Как можно вас не узнать? Вы мало изменились за эти годы, Анна. Только вот ваша одежда изменилась.
Я уполномоченный Чрезвычайной Комиссии[1] при комиссаре по борьбе с контрреволюцией Донской Советской республики.
И вы задерживаете меня?
Вы арестованы, поручик.
Корнет, поправил Анну Лабунский. Но за что я арестован?
Вы офицер белой армии. Вы враг.
Я не служу у белых, Анна Генриховна. Я бывший офицер русской армии.
А вот с этим мы станем разбираться, поручик, она упорно «повышала» Лабунского в звании.
Его доставили в Ростовскую тюрьму комиссариата по борьбе с контрреволюцией. Ранее при царе там содержали политических противников монархии, а ныне все повернулось с ног на голову.
Но Лабунский совсем ничего не знал о том, что такое Донская Республика советов. Да и откуда ему было знать? Он постоянно находился в дороге и совершенно не читал газет.
В результате отхода Добровольческой армии в марте 1918 года в части территории Войска Донского была создана Донская Республика. Высшей властью стал Военно-революционный комитет, связанный с советским правительством в Москве
Ростов
Тюрьма.
Май, 1918 год.
В тюрьме Лабунского поместили в камеру, в которой содержалось больше двадцати человек. Большинство бывшие офицеры русской армии. Многие пробирались на юг дабы присоединиться к Корнилову и взяться за оружие в войне против большевиков. Но взятие красными Ростова помешало их планам.
Еще один, господа! приветствовал корнета среднего роста молодой офицер. Кто будете?
Офицер был не старше самого Лабунского, лет 2527.
Петр представился:
Корнет Лабунский.
Корнет? Изволили служить в кавалерии?
Лейб-гвардии Уланский Её Императорского Величества Государыни императрицы Александры Федоровны полк. С марта 1917 года просто лейб-гвардии 1-й уланский полк.
Поручик Штерн из лейб-гвардии Кексгольмского полка.
Подпоручик Иванов-Второй. 32-й пехотный полк.
Штабс-капитан Рогов, 12-й драгунский полк. Прошу представиться полковнику.
Полковником оказался пожилой мужчина в очках. На его потертом френче все еще красовался значок академии генерального штаба.
Генерального штаба полковник Петров.
Лейб-гвардии уланского полка корнет Лабунский.
Как попали в Ростов, корнет?
Пробирался на юг в земли свободные от власти большевиков. И вот попался.
И как же попались, корнет? На вас нет знаков различия. И шинель солдатская.
Меня опознали на вокзале, честно признался Лабунский.
Вас? удивился поручик Штерн. В таком виде? Вы не генерал Корнилов, сударь.
И тем не менее. Меня опознали, поручик. Сам удивился такому повороту. На вокзале в Ростове, как только вышел из вагона. Натолкнулся на знакомого. Знакомую.
Женщина? спросил полковник.
Анна. Я знавал её еще в гимназические годы, господа.
Поручик Штерн удивился:
Анна Губельман?
И вам она знакома?
Кто здесь её не знает, корнет. Сам Троцкий писал об этой женщине в какой-то большевистской газетёнке. Назвал её «валькирия революции».
Валькирия? Это так похоже на Анну, сказал Лабунский.
Хотя здесь у неё менее звучное прозвище, корнет. Аня в кожаных штанах, сказал кто-то из офицеров.
Но откуда у вас такие знакомства, корнет? снова спросил поручик Штерн.
Из прошлой жизни, поручик. Тогда она была ученицей женской гимназии Чвалинской и не носила кожаной куртки и галифе. Милая была девушка.
Ныне она правая рука местного живодера Шамова. Знаете кто этот персонаж, корнет?
Впервые слышу, поручик.
Шамов комиссар по борьбе с нами.
С нами?
Они называют это контрреволюцией. Шамов нечто вроде главного жандарма в Ростове. Пачками подписывает смертные приговоры. В здешних подвалах расстреливают трижды в неделю.
Но я не принимаю участия в войне, господа. Я имею желание покинуть Россию.
Сбежать? спросил полковник.
Можно сказать и так, господа. Я офицер русской армии и присягал царю и отечеству. А поскольку царя больше нет, то я свободен от присяги.
А Отечество, корнет? спросил полковник.
Отчество? Империи Российской больше нет.
Империи нет, но Россия осталась. Вы кто по убеждениям?
Монархист, сразу признался Лабунский. Верой и правдой служил царю нашему. Затем присягал Временному правительству. Хоть, признаюсь, без особого энтузиазма. Но и оно рухнуло. Большевикам не присягал. Они распустили старую армию, и я волен в своей жизни.