Учитель истории. Книга третья. Оболганный советский человек - Георгий Кончаков 3 стр.


Роберт: Рядовых граждан судили в основном не по политической статье, а за преступления уголовного характера. Не допустить расхищения социалистической собственности надо было?

Вольдемар: А за анекдоты, неодобрительные высказывания в адрес вождя или советского правительства?

Роберт: Всё правильно. Зачем оскорблять достоинство лиц, всенародно признанных, всенародно поставленных во власть? Или как в одной из телепередач жена репрессированного Бухарина рассказала, что ходила частушка в 30-е годы: «Ой, малина-мАлина, член большой у Сталина, больше, чем у Рыкова и Петра Великого». Рыков, как известно, при Сталине возглавлял правительство, репрессирован вместе с Бухариным. Естественно, «член» при исполнении заменялся более коротким русским словом. А Никита Михалков в другой передаче представил деревенского частушечника, который подтвердил, что в конце тридцатых за исполнение этой частушки схлопотал 10 лет. И что? Скажете, несправедливо? Надо иметь совесть, иметь чувство меры, знать, что можно вслух говорить, а чего даже в мыслях не держать.

Вольдемар: Никто не оспаривает, что среди заключенных большая часть были осуждены за уголовные преступления. Речь идет о тех, кто был за социализм, верой и правдой служил народу, но был оклеветан, под пытками признал себя виновным, в результате осужден как «враг народа».

Роберт: Среди репрессированных было достаточно виновных перед советской властью и нашим народом. Потому Сталин и называл их «врагами народа». Безусловно, были и пострадавшие по подозрению честные коммунисты, преданные идеалам социализма руководители. Взять того же Эйхе, которого в качестве примера приводил Хрущев на XX-м съезде. Латыш Эйхе был, можно сказать, профессиональным революционером. В 15 лет вступил в Социал-демократию Латышского края. Арестовывался, в 1915 году сослан в Енисейскую губернию. На руководящей советской и партийной работе в Западной Сибири. В 37-м назначен наркомом земледелия СССР. По свидетельству очевидца по указанию Берия избивали резиновыми палками, жестоко избивали, от побоев падал, его били и в лежачем положении, затем поднимали, и Берия повторял один и тот же вопрос: «Признаёшься, что ты шпион?» Эйхе отвечал: «Нет, не признаю». Тогда снова избиение. У Эйхе был выбит и вытек глаз. Когда Берия убедился, что никакого признания в шпионаже он от Эйхе не добьется, приказал увести на расстрел.

Аркадий Львович: Впечатляющая картина. Еще одно свидетельство жестокости режима. Есть документ, подтверждающий, что пытки к «врагам народа» были санкционированы лично Сталиным. Но с Эйхе все не так просто. Первый секретарь Западно-Сибирского крайкома Эйхе лично направлял работу сибирских чекистов, вмешивался в дела НКВД, присутствовал на допросах. В 37-м году тройкой под руководством Эйхе были репрессированы 34 872 человека по сфабрикованным делам. На одном из пленумов ЦК Эйхе так и сказал: «Вот, товарищ Сталин, отправляли в ссылку несколько эшелонов троцкистов. Для какого черта отправлять таких людей в ссылку? Их нужно расстреливать. Мы поступаем слишком мягко, товарищ Сталин».

Вольдемар: Вот именно. Такого живодёра еще потом реабилитировали и восстановили в партии.

Роберт: Не спорю. Ошибки имели место. Но только Сталину удалось навести порядок в стране, добиться железной дисциплины, не допустить расхищения общенародного добра.

Вольдемар: Ты имеешь ввиду лагеря за подобранные в поле три колоска, за катушку ниток? Борьба с нарушителями дисциплины, когда за пятиминутное опоздание на работу давали срок?

Роберт: Видишь, как ты рассуждаешь? Катушка ниток. И что получится, если на предприятии в тысячу человек каждый вынесет по катушке? Всех сажать не надо. Осуди двух-трех, другим неповадно станет. Как, к примеру, взять приказ 227 военного времени.

Вольдемар: Ты имеешь «Ни шагу назад». Изуверский приказ.

Роберт: Ничего подобного. Что Сталин должен был предпринять, находясь в Кремле, когда полки и целые дивизии бросали окопы и в панике убегали от наступающего врага? Вместо того, чтобы остановить, стоять насмерть. Приказ и вышел, когда потерпели поражение под Харьковом и сдали Ростов-на-Дону. Что мог сделать Сталин, чтобы прекратить панику, остановить бросающие позиции войска?

Показательные расстрелы перед строем, остальные задумаются. Заградотряды тоже была необходимая мера, вызванная чрезвычайными обстоятельствами.

Вольдемар: Ну, и что дал приказ? После этого приказа отступали до самой Волги. Поправилось положение на фронте?

Показательные расстрелы перед строем, остальные задумаются. Заградотряды тоже была необходимая мера, вызванная чрезвычайными обстоятельствами.

Вольдемар: Ну, и что дал приказ? После этого приказа отступали до самой Волги. Поправилось положение на фронте?

Роберт: Да, отступали. Но с боями. Это уже не было беспорядочное бегство.

Вольдемар: Никакие заградотряды не спасли положение во время отступления целых фронтов. Кстати, они существовали с самого начала войны. Военный историк Волкогонов опубликовал, что в сорок первом и сорок втором годах до приказа 227 расстреляны за паникерство и трусость 160 тысяч человек, численность шестнадцати дивизий.

Роберт: В совокупности выглядит ужасно. Но расстреливали единицами, по несколько человек, отчего воинская часть не становилась небоеспособной. Напротив, для остального личного состава служило наглядным уроком. Было над чем подумать: побороть страх, погибнуть в бою или обесчестить семью.

Аркадий Львович: Официально заградотряды создавались по приказу 227. Но с первых дней войны вторым эшелоном, в тылу находящихся на передовой частей размещались войска НКВД. В их задачу входило не только вылавливать диверсантов, шпионов и дезертиров. Это были боевые части, которые при случае вступали в бой с врагом. Но основная задача не допустить панического бегства и отступления.

Роберт: Видите. Было все: и предательство, и шпионы, и оставление позиций без приказа. С этим надо было бороться. Этому надо было противостоять.

Все разом замолчали. Каждая сторона осталась при своем мнении. Продолжать спор не имело смысла. После паузы заговорил Роберт:

 Сталин понимал и высоко ценил человека труда. Передовики производства, хлеборобы, получившие высокие урожаи, животноводы, устанавливающие рекорды по производству мяса и молока получали правительственные награды, их портреты помещали газеты, писатели посвящали книги.

Вольдемар: Что верно, то верно. Была поставлена задача славить человека труда. Это рассматривалось как долг, священная обязанность всех видов искусства, включая кино. Сталин оказался талантливым режиссером. Главным режиссером советского кино.

Роберт: И не только кино. Сталин сумел подчинить своему влиянию и литературу, и музыку, живопись и скульптуру. «Рабочий и колхозница» Мухиной воплощение образов советских людей, самоотверженно трудившихся в мирное время и беззаветно защищавших Родину в годы вражеского нашествия. Воспеть человека труда смогли только в Советском Союзе. И советские люди это заслужили.

Аркадий Львович: Помню, какое потрясение испытал, первый раз приблизившись к монументу. Поразили размеры, масштаб скульптуры на пьедестале невиданной величины. И гармония. Гармония тел, гордо и уверенно смотрящих вперед, в будущее. Серп и молот не простейшие, примитивные орудия труда. Это символы. Символы того, что советские люди, начиная с серпа и молота, создали современную промышленную и сельскохозяйственную технику, превратили страну в индустриальную державу. Вот только какой ценой!

Вольдемар: Не обошлось без преувеличений и искажений. Писатели грешили, приукрашивали своих героев. Получались слишком образцовыми.

Аркадий Львович: Там, где преувеличения переходили меру, произведения браковались, читатели их отвергали, а критики обвиняли в лакировании действительности. Это была третьесортная литература. Настоящим мастерам, классикам советской литературы удалось избежать и неоправданный пафос, и показной, назидательный патриотизм и придуманный героизм.

Вольдемар: Сталин мешал нормальному, естественному развитию художественного творчества. Еще придумал этот, никому не нужный социалистический реализм.

Аркадий Львович: Чем тебе не по душе социалистический реализм? Творческой инициативы не сковывал. Ничего плохого, предосудительного от писателя, либо художника не требовал.

Вольдемар: Ну, как же. Вспомни, какую войну вели против абстрактной живописи. А как пострадали скульпторы, тот же Эрнст Неизвестный. А бульдозерная выставка в Сокольниках?

Роберт. Это все гораздо позднее происходило. Что можно было ожидать от малообразованного Хрущева. А у Сталина был отменный вкус. И в литературе дока. Талантливого писателя, талантливое произведение определял безошибочно. И собственный портрет, написанный в стихотворении Мандельштамом, ему пришелся по вкусу. Не за стихотворение пострадал Мандельштам. А за свое мироощущение, не совпадающее с коммунистическим. Человека Сталин ценил. И человеческому в человеке отдавал должное. Непорядочность возмущала. Отсутствие самоотверженности. Ненавидел и боялся предательства. Почитайте, как он обращался не с соратниками, а простыми людьми, что его окружали, обслуживали. Каким чутким, внимательным, человечным им запомнился.

Назад Дальше