Мозг, развивавшийся для управления миром во всей его сложности, стал системой, способной интегрировать одновременное восприятие реальности всеми чувствами. К примеру, приближение медведя требовало немедленной реакции. Сигналом к такой реакции мог стать вид самого медведя или его детали, звук его шагов, рычание или хруст ломающихся веток, даже запах. При получении одного или нескольких таких сигналов наш предок срочно снимался с места, что было важно для его выживания.
В этом древнем мире мгновенных реакций все происходящее поддавалось легкой и простой интерпретации: гроза означала необходимость искать укрытие; огонь представлял смертельную опасность. Однако, как правило, в жизни наших предков было мало изменений, поэтому нервная система эволюционировала таким образом, чтобы не реагировать на постоянные характеристики среды и отмечать только новые. Следовательно, в естественном состоянии мы либо готовы к немедленному действию, либо пребываем в полудреме. Постепенные изменения могут пройти почти незамеченными, внезапные перемены воспринимаются всегда.
Некоторые элементы восприятия неизменны с рождения: способность различать световые волны определенной длины (цвет); реакция на давление воздуха в пределах от 20 до 20 000 волн в секунду (звук); способность ощущать присутствие некоторых химических веществ с помощью рецепторов носа (запах) и языка (вкус); возможность различать предметы при непосредственном контакте (осязание) и при движении тела (проприоцепция) и ощущение определенного физического дискомфорта (боль).
Мы используем эти чувства для ориентации в мире для того, чтобы обнаруживать опасность или общаться с другими, избегать физического вреда, искать и выбирать пищу. Но чувства гибкие навигаторы. Когда мир меняется, сигналы и признаки опасности становятся другими, чувства благодаря землетрясениям, эволюции или Создателям топора меняются тоже и настраиваются на новые факторы. Сто лет назад мы могли отличить коровью «лепешку» от конского навоза. Сегодня мы отличаем «Роша» от «Шанели 5». Такая адаптация к миру начинается с момента рождения, потому что без нее человек не смог бы вписаться в свою среду обитания.
С точки зрения нейрофизиологии, это происходит удивительно просто. Связи в головном мозге при рождении шире, чем в более позднем возрасте, и обучение младенца, как можно догадаться, не увеличивает количество нервных связей, а наоборот, сокращает их. Важные для человека связи активируются, а те, что используются редко, в конце концов атрофируются. Влияние локальной окружающей среды, требующее наличие тех, а не иных связей, в значительной степени определяет работу мозга, а в более глубоком, фундаментальном смысле то, как человек воспринимает мир. Шоу продолжается, и мы не стоим на месте.
Первый намек на ключевую роль окружающей среды в развитии восприятия дало изучение кошек. Котята, проведшие, по условиям эксперимента, первые месяцы жизни в местах, где видели только горизонтальные линии, так и не смогли потом воспринимать вертикальные. Из-за того, что в критический период познания мира животные не видели вертикальных линий, их мозг просто закрыл большинство связей, отвечающих за распознавание этих линий. В естественных условиях, если котенок не видел вертикальных линий в первые месяцы жизни, он, скорее всего, уже никогда их не увидит, поэтому его мозг приспособится различать больше оттенков и нюансов горизонтальных линий своего мира.
Создатели топора, чьи дары изменяют мир, проводили подобные опыты на человеческом обществе все то время, пока совершали противоестественные действия вроде строительства убежищ и возделывания земли. В результате восприятие мира современным западным человеком отличается от его восприятия другими людьми. В современной западной культуре строители используют много прямых линий, преимущественно вертикальных и горизонтальных: прямые улицы, вытянутые на большие расстояния, прямоугольные здания и помещения, квадратные окна, экраны телевизоров и компьютеров. Взросление в прямоугольном мире, где преобладают верх низ и право лево, влияет на нашу способность видеть линии. Так, проводившееся исследование показало, что учащиеся западных городов хуже различают наклонные (диагональные) линии, чем индейцы племени кри, в домах которых есть линии разной направленности, не только вверх и вниз. Напротив, у индейцев возникли трудности с прямолинейными фигурами.
И еще одна иллюстрация. В отличие от европейцев, зулусы (которые живут в круглых хижинах с круглыми дверьми и окнами и пашут землю кругами) не ощущают так называемой оптической иллюзии «Мюллера Лайера». Когда мы видим вертикальную линию с отходящими от нее вверху диагональными линиями, у нас возникает ощущение, что мы смотрим на угол изнутри, так как вертикальная линия кажется более удаленной от нас, чем диагональные. По этой причине она воспринимается как более длинная. Если же мы видим вертикальную линию, заключенную между двумя диагональными, вверху и внизу, мы воспринимаем ее как указывающий в нашу сторону угол, поэтому вертикальная линия кажется нам более близкой и короткой. Если бы мы, как зулусы, никогда не встречали таких углов, то у нас, возможно, и не развились бы нервные связи, позволяющие видеть иллюзию, которую не видят они.
Некоторые из «современных» физических недостатков тоже результат даров Создателей топора. Близорукость в современном обществе встречается гораздо чаще, чем в традиционных. Из-за избыточного роста гла́за между хрусталиком и сетчаткой образуется слишком большое расстояние, поэтому фокусная точка оказывается над поверхностью предмета и его изображение получается нечетким. Но если близорукость на 80% является наследственной, то как она сохранилась на протяжении стольких поколений? Как выжили те 25% близоруких, которым приходилось заниматься охотой и собирательством без очков?
В обществах собирателей и охотников близорукость встречается очень редко, но дело не в том, что цивилизация определенным образом позволяет выживать и размножаться людям со слабым зрением. У эскимосов, когда они впервые встретились с европейцами, близорукости не было, но в первом поколении школьников их доля достигла примерно такого же уровня, как в других обществах.
Ответ на эту загадку следует искать в том, что чтение в раннем возрасте меняет физиологию развивающегося глаза. «Нормальный» глаз получает большой объем визуальной стимуляции с разных расстояний, но если что-то в поле зрения (например, страница книги) постоянно остается в одной плоскости, то глаз растет только в одном направлении, в результате чего возникают проблемы с фокусировкой. Чтение как раз воздействует на глаз таким образом, поскольку частая сосредоточенность на мелком шрифте, расположенном на плоской поверхности, меняет форму глаза, приводя к необходимости использования очков. Отсюда и «книжные черви» в очках.
Но на «схему» мозга влияют не только внешние факторы. Важно и наше физическое поведение. Опыты с обезьянами показывают, что тренировка определенных зон на кончиках пальцев (умение точнее определять разницу за поощрение) приводит к увеличению нейронов головного мозга, отвечающих за анализ информации, поступающей именно из этих зон. Вывод таков: когда обезьяна или человек регулярно используют какой-либо навык или последовательность движений, мозг перестраивается, чтобы лучше выполнять работу.
Однако, хотя мы, похоже, действительно обладаем некоторыми врожденными способностями восприятия, наличие законченной, заранее установленной системы представляется маловероятным. Люди жили в самых разных условиях, в различных культурах, и можно определенно сказать, что процесс восприятия во многом развивается под влиянием опыта. У пигмеев Африканского Конго, живущих по большей части в густых тропических лесах и редко попадающих на большие открытые пространства, не развито такое представление о постоянстве размера, как у нас, поскольку они никогда не видели уходящих вдаль людей и животных. Если вывести пигмея из леса, он будет «видеть» стоящего вдалеке буйвола как некое находящееся вблизи насекомое. Это, конечно, крайности, но восприятие каждого из нас действительно развивается так, чтобы отвечать именно собственным, а не чьим-то еще потребностям.
Принято считать, что доисторические орудия, вызвавшие перечисленные выше радикальные перемены в нас самих и нашем поведении, делались в основном из камня, но можно со значительной долей уверенности утверждать, что большая их часть, не сохранившаяся до наших дней, изготавливалась из таких природных материалов, как кость, рог, сухожилия, кожа, раковины и дерево. Пожалуй, наиболее важные из этих органических изделий носильный мешок и веревка. Мешки наверняка использовались для доставки домой отколовшихся камней или мяса с места охоты и делались из шкур животных или плетеных листьев. Само развитие каменных орудий, особенно в тех местах, где нет ни камня, ни дерева например, в болотистых, создавало потребность в неких приспособлениях для переноски. Развитие одной технологии часто требует развития другой так, появление двигателя внутреннего сгорания стимулировало развитие типов дорожного покрытия, вслед за чем возникла необходимость совершенствовать дренажные системы. Не говоря уже о воздушных мешках безопасности и устройствах для очищения воздуха в помещениях от выхлопных газов.