Ещё успею. Вон, кажется, пассажирский поезд идёт
Мы долго прислушивались к стуку колёс. Дрожь переходила в шум. Затем все стихало, глохло, точно грохот поглощала земля.
«Прощай ещё один поезд», подумал я.
Мальчиком я любил на ранней заре, когда кричат петухи, распахнуть окно в прохладный сад: воздух чист и прозрачен, будто его нет. Торопишься умыться: прозрачная, ледяная тяжелая вода мгновенно прогоняла ночную лень. Позавтракав сыром и хлебом из тандыра, бежишь гулять.
Вчера, после долгой разлуки оказавшись, наконец, дома, прежде всего, услышал запах свежевыпеченного хлеба. Всюду тишина и чистота, кажется, кресла, стол, зеркало никогда не трогались с места. И вот встречают меня мать с отцом. На столе уже стоит чечевичный суп и плов.
Все так и напоминало детство. Я сел за стол, проглотил несколько ложек, от волнения даже не мог есть. Мать спросила: не захворал ли я?
Спасибо, мама! Дай мне сначала насмотреться на вас, ответил я.
Разговор о переезде в Лондон я решил отложить. Отрезав кусок хлеба, начал медленно жевать. Тем временем мать уговаривала меня: «Сынок, съешь хоть ещё немного. Ведь это твой любимый суп». И вдруг она начала разговор о том, что ее старший брат, который долгое время был главой нашего города, лежит в больнице, и мне надо обязательно навестить его.
***
На следующее утро, когда я проснулся, в доме уже пахло свежевыпеченным хлебом и чаем с чабрецом. Звенела посуда. Я наспех позавтракал и стал собираться к дяде. Мать уже приготовила пакет с гостинцами для него.
Центральную больницу отремонтировали и покрасили. Теперь она пурпурного цвета. Мне в голову не пришло бы покрасить онкологическую больницу в такой цвет. Видимо, главврач думает иначе «Где лежит больной? В онкологической больнице пурпурного цвета». Даже немного смешно.
Зашел в здание с центрального входа. Седой охранник с чёрными усами вопросительно посмотрел на меня.
Извините, говорю я, скажите, Аскеров Афган в какой палате лежит?
Кто? Аскеров Афган? он надел очки и внимательно посмотрел в журнал. Затем встал. Вы к нему? А что же сразу не сказали? Он лежит в палате «312», один. Третий этаж. Вы же понимаете, что утром посещать больных нельзя? Думаю, главврач ничего не скажет, если увидит вас, говорил он с особой гордостью. Простите, молодой человек, вы кем будете Аскерову Афгану?
Племянник Приехал из Баку, ответил я и направился к лифту.
Мне всегда кажется странным, что мужчина интересуется чужой жизнью. Женщин хоть как-то можно понять, мужчин нет. На мой взгляд, это одно из отличий мужчины от женщины. Пока лифт спускался на первый этаж, рядом встал мужчина в белом халате.
Закрылись двери лифта. Человек в белом халате нажал на кнопку третьего этажа. Вид у него был озабоченный. А как иначе? Попробуй работать хирургом-онкологом. Это не простая задача.
Кабина медленно ползла вверх, остановилась. Мы оба вышли и оказались на площадке, куда выходили разные двери с золотистыми ручками.
Где номер 312, вернее палата 312? бросил я, не глядя в его сторону, в надежде, что он ответит.
Не знаю, ответил врач и ушёл.
Благодарю, сказал я, скрипя зубами.
Пожилая женщина в форме медсестры в очках медленными шагами прошла мимо, встала перед лифтом и нажала кнопку.
Скажите, теперь я смотрю на неё, где палата 312?
Прямо, четвёртая дверь.
Я нашёл 312-ю палату, но сразу войти не мог: мои руки похолодели. Немного постояв перед дверью, вошёл. Главное, собраться с духом, поздороваться, а дальше само пойдёт.
Палата была длинная с одним большим окном и дверью в дальнем конце. Дядина койка была прямо посреди палаты, он лежал на левом боку. Кажется, сразу увидел меня, узнал, даже чуть приподнялся.
Из других палат доносились голоса врачей и санитаров. Сквозь жалюзи пробивался серый утренний свет. Я подошёл ближе, подал руку и, не дождавшись ответного движения, взял его за запястье и поцеловал исхудавшую щеку. Затем посмотрел ему в глаза. И встретил пристальный взгляд человека, который прожил почти восемь десятков лет на этом свете и для которого иной мир уже не является тайной. Взгляд, все ещё не потерявший своей остроты и таинственной притягательной силы. Одним движением глаз он предложил мне присесть. Я опустился на край кровати, аккуратно отодвинув одеяло. Несколько минут мы смотрели друг на друга.
Признаюсь, я не знал, с чего начать разговор. Почему-то он мне раньше не нравился. От него веяло каким-то холодом. Во всяком случае, при нашем первом знакомстве мне так показалось. И вот почему. В детстве я мечтал стать матросом, играл во дворе с корабликом. Веревка, к которой крепилась игрушка, запуталась, и я никак не мог развязать ее. Вдруг ко мне подходит мама и говорит, что у нас гость, пусть он мне поможет. Я подчинился, зная, что выбора у меня нет. Он был одет с иголочки. Мне казалось, что его одежду гладили на нем. Обувь у него был начищена до блеска, а густые волосы каштанового цвета зачёсаны набок, от него сильно пахло одеколоном. Он за секунду развязал веревку, отдал ее мне и, погладив меня по головке, сказал:
Если что обращайся, а я себя в тот момент почувствовал идиотом.
Сейчас перед собой я вижу измождённого болезнью старика. От того человека остались только глаза. Смотрю на него и думаю: вновь победило неумолимое и беспощадное время.
Ты в Баку живёшь? Как там жизнь? Говорят, там все поменялось с советских времён, на его губах появляется улыбка, наверное, он вспомнил молодость. Давно я там не был. Чем ты там занимаешься? Ну, расскажи мне Родителям помогаешь? спросил он спокойным и уверенным голосом.
Я коротко ему ответил, что работаю адвокатом, родителям помогаю. Больше я не знал, о чем ему рассказать.
Наступила тишина, и с каждой минутой она становилась все более гнетущей.
Знаешь, когда человек неизлечимо болен, он хочет быть один, слабым голосом заговорил Афган. Сейчас важно принять свой диагноз достойно, без паники. И ещё я хочу освободить всех от ненужной жалости. У меня осталось много вопросов и понимание, что я не смог сделать все он глубоко вздохнул. Ты не помнишь ее, она была намного старше тебя. Моя дочка, Телли. Она умерла, когда ей было пятнадцать лет. Это было тридцать лет назад. Для меня я увидел в его набухших глазах слезы, это было высшим наказанием бога. Тридцать лет я живу с этой болью.
Понимаю, пробормотал я и опустил глаза.
Мне осталось жить три-четыре месяца, если буду принимать лекарства. Если нет, то месяц. Поэтому я решил отказаться от лечения. Я не хочу быть обузой для сыновей, никогда таким не был. Всегда жил так, как хотел, а сейчас все иначе. Не хочу так Я смотрю на своё фото, оно последнее с Телли, где мы в обнимку сидим в парке. Сейчас понимаю, что жил, пока она была жива. После я просто считал свои дни. Сказал сыновьям, что меня надо похоронить рядом с любимой дочкой. Хочу видеть ее! Сколько лет живу с этой мыслью. Давным-давно читал одну книгу, где было написано, что если могилы рядом, может быть, души встретятся.
Он поднимает глаза, смотрит на меня и молчит. Всё-таки бог несправедлив: потеря ребёнка это самое ужасное, что может случиться с человеком.
В этот раз мне дядя Афган показался бесстрашным человеком: он не боится смерти. Правильно говорят, бесстрашным мужество не нужно, мужество нужно людям, которые боятся, но все-таки преодолевают свой страх.
Его мужество усилило мою уверенность, и я, не поговорив с родителями, решил переехать в Англию.
Теперь я живу в Лондоне. За это время я потерял отца. И год назад умер Керим Каримович.
«ТОЛЬКО ТЕБЯ ЛЮБЛЮ»
Часть первая
Первый день осени Внезапно над городом прокатился тяжелый раскат грома, по крыше дома забарабанили капли. Старинные часы с интарсированным корпусом показывали восемь утра. Доцент Бауманского университета Борис Гусев проснулся очень рано, мысли ему не давали покоя.
Дождь запел сонным голосом пробормотала Сара.
Борис, ничего не отвечая, продолжал машинально вести счет упавшим каплям дождя. «Одна, две, три, четыре», затем повернулся к спящей девушке и поцеловал её.
Ты лучшая женщина на свете. Твое тело, словно мед, все сладкое, с головы до пальчиков ног, он ещё раз поцеловал её, теперь уже в лоб.
Я тебя люблю пробормотала она, приоткрыв глаза.
И я, только тебя ответил он. Прости, что я тебя подвёл вчера и Борис отвернулся.
Не надо об этом, мне с тобой всегда хорошо, ты же знаешь. Достаточно того, что ты рядом, она поцеловала его в шею. Рядом с тобой я всегда чувствую себя женщиной, любимой, желанной Мы с тобой вчера просто любили друг друга Мне этого довольно. С другой стороны, разве это так важно для тебя? она открыла глаза.