Именно последние годы жизни, когда сила еще не покинула тебя, на самом деле самые плодотворные. В это время приходит понимание жизни, многих явлений и событий, которые раньше видел совершенно в другом свете. Более того, об этом я могу сказать ученикам и помощникам, приоткрыть перед ними завесу тайны и способствовать тому, чтобы они многому научились, а знающие люди еще не перевелись на Руси. Вот поэтому-то я и опасен для многих, несмотря на кажущуюся безобидность. Ведь я живое свидетельство прежних времен, когда Русь еще была единым государством, несмотря на рознь между сыновьями киевских князей. Киев был и есть столицей единого государства, но значение Киева, его слава уже позади.
Раньше на берегах Славуты в районе Выдубичей, Голосеева и Вышгорода жили волхвы. Сейчас уже ничто не напоминает об их присутствии. Волхвы рассеяны и изгнаны, ушли на север или на восток в непроходимые леса, но и там им нет покоя. Лишь смерть все чаще является наградой для знающих, умных и далеко глядящих мужей. С соизволения князя Владимира против волхвов была развязана война. Идет она и сейчас, хотя князя давно нет. Зато есть отряды воинов, проникающие в самые отдаленные места и уничтожающие волхвов, как бешеных животных. Нам приходится защищаться, но как бы то ни было, с каждым годом мы слабеем.
Все больше волхвов, так или иначе, переходит на сторону князей, чтобы получить индульгенцию, право на жизнь, не опасаясь, что в любой момент к тебе явятся и убьют без видимой причины. Так погибли многие волхвы. Остальные вынуждены с мечом в руках отстаивать свое право на жизнь. Неравная битва продолжается. Ее исход заранее предрешен. Тем не менее, у меня есть время не только завершить труд, но и многое сделать помимо него.
Годы, как драгоценные камни, только лишь гранятся со временем, а сознание, ум и разум становятся все выдержаннее и чище, а взор зорче. Вот тогда на самом деле можно беспристрастно и в целом взглянуть на прожитую жизнь так, чтобы в сердце не возникало эмоциональных колебаний, а восприятие прошедших событий было четким, ясным и чистым. Для того чтобы находиться в таком состоянии чистоты сознания, пришлось готовить себя долгие годы. Именно тогда я и написал записки. Мне осталось только лишь уточнить некоторые детали и подробности.
От состоявшегося труда я испытываю удовлетворение. Придет время и в будущем смогут записанное мной воспринять, а восприняв, оформить в книги. Из записок можно составить несколько книг, но и двух будет вполне достаточно для того, чтобы получить некоторое впечатление о ратном богатырском труде и о том, что на самом деле происходило на Руси в эпоху князя Владимира.
Потомки будут жить во времена, когда правда о Руси будет полностью искажена, а сами они уже не будут русами или русичами ни по мировоззрению, ни в соответствии с энергиями в них заложенными. Код руса к тому времени просто распадется. На место Руси окончательно придет Византия с ее порядками, изощренным обманом и коварством. Двуличие и пресмыкательство в будущем станут нормой поведения, как отклонения и пороки. Здоровых людей, как я вижу, обращая взор в будущее, вообще не останется. Мир окажется на грани катастрофы. И все это будет во многом следствием процессов, начало которых положило княжение Владимира. Впрочем, если бы не он, то кто-то другой вместо него сделал то же самое.
К концу жизни у меня окончательно рассеялись иллюзии в отношении князей и вновь устанавливаемых порядков. Есть некоторая надежда на будущее, на потомков, хотя, если честно, я бы не хотел жить в будущем, быстро умирая, отживая годы и становясь все больше мокрицей, а при этом говоря умные слова, следуя новомодным тенденциям.
Но довольно слов. Начинаю рассказ о своем детстве. Может, я некоторой мерой и резок, но такой уже у меня характер: говорю, что вижу, называя вещи своими именами.
Родился я в одном из поселений на речке Сытнице в дремучих черниговских лесах в семье потомственного землепашца Мелетия Славостина. В возрасте двадцати трех лет отец женился на моей матери Ладунье Велесветовой. Вместе они прожили долгую, трудную, но во многом счастливую жизнь, увидев не только внуков, но и правнуков. Мать умерла первой. Вслед за ней через три года ушел из жизни и отец.
Всего у Мелетия было шестеро детей: четыре сына и две дочери. Я был четвертым сыном. Отец, хоть и относился ко всем детям одинаково, отмечал меня еще от момента рождения. Он видел во мне достойное продолжение рода, хоть и не знал, почему на самом деле так обстоят дела. Отец не был волхвом, следовательно, не был посвящен в знания. Тем не менее, волхвы сами нашли нашу семью. Волхв Кудес, когда мне было только лишь три года, пришел в Десницу, так называли родичи поселение, для беседы с Мелетием. С тех пор волхвы меня заботой не оставляли.
Всего у Мелетия было шестеро детей: четыре сына и две дочери. Я был четвертым сыном. Отец, хоть и относился ко всем детям одинаково, отмечал меня еще от момента рождения. Он видел во мне достойное продолжение рода, хоть и не знал, почему на самом деле так обстоят дела. Отец не был волхвом, следовательно, не был посвящен в знания. Тем не менее, волхвы сами нашли нашу семью. Волхв Кудес, когда мне было только лишь три года, пришел в Десницу, так называли родичи поселение, для беседы с Мелетием. С тех пор волхвы меня заботой не оставляли.
Отец был добрым работником, рачительным хозяином. Его хозяйство было одним из самых лучших. Дети помогали отцу даже, когда образовали свои семьи. Староста Десницы, Свирид, ставил отца в пример другим родичам. Свирид был ильей кандидатом в волхвы, но всех испытаний так и не прошел. Тем не менее, в поселении родичи считали его полноценным волхвом. А в волховской среде Свирида уважали. Волхв Светожит к шестидесяти двум годам передал Свириду посох, признавая за ним силу и возможность вести за собой родичей, поскольку Свир в точности выполнял законы, помогал родичам и все делал для того, чтобы родовой исток не усыхал.
Община была одной дружной семьей, в которой родичи помогали друг другу. Князю платили только лишь с дыма (с дома, из очага в котором идет дым). Поборов и людей в черных рясах, жадных до чужого добра, не было. Идолов родичи не почитали, в том числе и Перуна. Жили по родовым законам и обычаям, издавна принятым в этих местах. Даже требы (подношения) разрешалось делать, как кому угодно. Никто и никого к почитанию Даждьбога, Стрибога, Макоши, или кого-либо еще не принуждал. Эти существа были больше друзьями. Со своим отношением к ним родич определялся сам. Никто ему не говорил, что и как делать, не наставлял на путь истинный. Так жили столетиями на этой земле, щедро увлажняя ее потом от прилагаемых усилий.
Врагов у родичей было немало во все времена, хотя лес в здешних местах всегда был домом и надежной защитой от набегов кочевников. К моменту моего рождения лес облюбовали для неблаговидных дел разбойники. Постоянного места жительства они не имели, хотя родичи знали места их временного проживания. Времена менялись. Раньше разбоя не было. Родичи чтили законы, но все больше отступников становилось в наших местах, людей, которые не признавали своего рода племени, уподобляясь ромеям и диким животным, грабили и убивали. Особенно любили разбойники нападать на караваны и обозы. С ранней весны и до поздней осени промышляли они на юге, а к зиме возвращались на зимние квартиры.
По негласному закону разбойники местных жителей не трогали. Грабеж и разбой в месте проживания считался дурной приметой и бесчестным делом. Скажу честно, некоторые из разбойников с родичами поддерживали дружеские отношения, понимая, что во многом от местных жителей зависит их жизнь и благополучие. Ведь можно было доложить о местах их проживания князю или воеводам. В таком случае разбойникам надо было искать другие места. А это всегда накладно. Поэтому главари разбойников договаривались со старостами окружающих поселений о мирном сосуществовании. Свирид не был исключением. Ему делали богатые подношения, но староста принимал только лишь оружие, и то не всегда.
Когда я родился, правил князь Светослав. Был князь по природе воином, редко проживал в Киеве, считал его городом, где трудно дышать, в котором все больше устанавливаются хазарские и ромейские порядки. Княжеская власть при Светославе была весьма условной. Всем в Киеве заправляли воеводы, ближайшие сподвижники князя и купцы, многие из которых имели свои отряды.
Купец в наше время был воином, а уже потом торговцем. Особенно это касалось торговли с ромеями (жителями Византии) и представителями других заморских стран. Заработок всегда был рискованным, хотя княжеские воины и отдельные дружины контролировали весь водный путь от Хортицы и до Полоцка. Только это не спасало от разбойников, орудовавших в здешних местах. Никто не знает, сколько кораблей вместе с товарами и экипажами бесследно исчезли, так и не добравшись до Киева от порогов. Найти же разбойников было не так-то и просто. Как правило, им помогали местные жители или кто-то из разбойников прикидывался местным жителем и жил в здешних местах, разведывая ситуацию.
Вообще, что надо отметить, Киев и окружающие его поселения вплоть до валов были надежнее защищены, чем поселения, расположенные южнее Стугны. По Стугне (район Василькова) шел последний кордон перед Киевом, вблизи которого чаще всего останавливали набеги кочевников, хотя были кордоны и севернее. Насыпные валы, в несколько поясов охватывающие Киев, служили надежной преградой небольшим отрядам кочевников, но и они всего лишь оттягивали время, давая возможность подготовиться киевлянам к отражению набегов в случае прихода многочисленной армии. А Киев, как и другие города, были лакомым куском для степных разбойников.