Киевский князь выступал покровителем торговли. Он контролировал водный путь, как его будут называть из варяг в греки, собирал дань с обширных территорий, являлся попутно защитником от набегов и посягательств самых разных кочевых племен, хазар и ромеев. И место такого полноценного владыки, который может развернуться на месте, установить нужные ему порядки, конечно, Аскольда, человека честолюбивого и привыкшего повелевать, прельщала. Он знал, как добыть средства, как сделать так, чтобы и хазарские ростовщики, и ромеи, живущие в Киеве, и купцы щедро снабжали его средствами. Ведь дружине надо было платить, а что-то взять с хлебопашцев и ремесленников сверх положенной дани попросту не представлялось возможным только лишь потому, что они не были столь богатыми, как хотелось бы Аскольду, к тому же легко брались за оружие, чему Аскольд был лично свидетелем.
Власть Аскольда в Киеве, потомки, держалась только лишь на варяжской дружине, но зато поддерживалась активно ромеями, хазарами, частью купечества и некоторыми выходцами из северных земель. Аскольд с некоторого времени, утвердившись на престоле, был выразителем их чаяний, прижимал киевлян, лишал их прав, окончательно упразднил вече, не ратовал за отцовские и дедовские законы, занявшись преследованием волхвов и построением Руси по Византийскому образу.
Князь Аско не снискал народной любви и уважения, как Олег. Для обычных тружеников он был варягом-авантюристом, который незаконным образом захватил власть в Киеве. И это жгло князя, как клеймо. В нем не видели лицо, которое надо уважать за положение и заслуги, не говоря уже о том, чтобы подчиняться. К тому же у Аскольда не было и близко киевских корней.
Князя с некоторого времени откровенно презирали, а вслед ему плевали, что считалось на Руси самым большим оскорблением. И красок я не сгущаю, скорее, смягчаю тона, чтобы более четко не выразить «народную любовь» к тому, кто начинает переделывать и перекраивать по своему усмотрению дедовские законы. При этом у меня нет какой-то обиды или неприятия к Диру или Аскольду. С некоторого времени они совсем не принадлежали себе, всего лишь четко или не очень реализовывали византийский замысел по установлению иного порядка на Руси. Хорошо еще, что не слишком преуспели в этом, а Олег, когда прибыл с дружиной в Киев и стал княжить, отменил все новшества, введенные этим дуэтом. Об этом чуть позже.
Нельзя же все и сразу рассказать в одной части записок, хотя, признаюсь, такое желание у меня все чаще появляется. Я спешу сказать главное. По моему следу идут. Не враги пугают меня, а то, что я не успею изложить мысли в виде повести, которую прочитают потомки. Мне уже за сто, но ум, разум и сознание не ощущают лет. Я еще бодр и силен. Если бы не ранения, полученные в битвах, мог бы прожить и больше. Но каждый из нас, в конечном счете, имеет все в соответствии со своим выбором и то, что ему определили противники.
Предопределение довлеет над каждым. Я во многом смог улучшить его и не погиб в возрасте тридцати восьми и пятидесяти двух лет, но не смог избежать ситуаций, связанных с ранениями. Слишком многим мешал: и врагам, и до некоторых пор друзьям. Если бы с тем опытом, который я имею сейчас, жить заново, то я многое смог бы изменить. Но нельзя вернуть года вспять, хотя можно по-иному прожить жизнь. При этом ее итог будет лучше, чем тот, который получился по факту. Поэтому в конце жизни я занимаюсь тем, что привожу себя и прожитую жизнь в порядок. У меня есть немного времени. Его вполне хватает для работы, которая намечена и мною ведется.
Все-таки возвращаться сознанием и умом в прошлое не всегда приятно. Груз ошибок и эмоциональных проявлений отягощает тебя, особенно, когда видишь с высоты прожитых лет, что мог в той или иной ситуации поступить более правильно. Результат в таком случае был бы другой. Но как бы я не старался, заботясь о будущем, все равно темное предопределение, сгущающееся над Русью, только лишь отходит еще дальше в будущее и там набирает силы, словно выжидая, пока лучшие сыны будут убиты в войнах и не смогут постоять за Русь.
Я же в период с 849 до того времени, когда в 852 году прибыл в Киев Аскольд с дружиной, тренировался и мужал, крепчал под руководством Белогора, который, если честно, больше был воином в свои пятьдесят восемь лет, чем волхвом. Стал Белогор волхвом поздно, в пятьдесят четыре года. До этого времени Белогора знали, как Одиурса, одного из самых отчаянных предводителей варяжских дружин, которые воевали везде, где только можно было в северных морях и на юге. Ратным делом Одиурс занимался с восемнадцати лет. Пошел варяжить в двадцать один год и только в сорок девять лет, кое-что для себя поняв, вернулся на Ильмень озеро на свою родину. За шесть лет Одиурс подготовился так, что смог пройти все испытания для того, чтобы стать волхвом. На него и пал выбор Светозара. Признаться, я не сразу понял, почему.
Ярвень, Житень, Сиуг восприняли Белогора, как друга и брата. Этот чуть выше среднего роста мужчина был силен и крепок, немногословен, но, главное, он знал свое дело. Назвавшись Белогором, Одиурс обрел не только второе рождение, но и новый смысл в жизни. Излишне говорить, что Одиурс состоял в волховском союзе Сварога. На то время он был одним из самых способных и сильных волхвов-воинов. К тому же свой топор и меч Белогор, как это делали в своем подавляющем большинстве волхвы, на стенку не повесил и не зачехлил в ножны.
Учителям Белогора был волхв Яровит могучий седовласый мужчина в возрасте девяноста пяти лет. По его виду нельзя было сказать о количестве прожитых лет. Выглядел Яровит пятидесятилетним мужчиной стройным и крепким, который редко расставался с посохом. Белогору также нельзя было дать больше сорок пяти лет. Он уже тогда занялся омоложением организма и привел его в надлежащее состояние, несмотря на полагающиеся для воинского образа жизни ранения. Их не избегал никто. Шрамов и на моем теле вдосталь. По ним можно смело рассказать историю моей жизни.
Белогор, как только увидал меня, только лишь слегка щурился, опираясь на посох, после чего, отложив его в сторону, обошел меня по кругу и встал на прежнее место. В его слегка прищурившихся глазах при виде меня то и дело проскакивали веселые огоньки. Ярвень и Сиуг, стоявшие рядом, молчали, но также усмехались внутри. Белогор осмотром был доволен. Покосившись на меня, а потом на волхвов, он спросил:
И чем же я могу помочь молодцу? Вы и сами справитесь с его обучением. Дышать, как я вижу, он умеет, в животе сила есть, бегает прытко и не устает, вынослив и терпелив. Что же еще ему показать?
Работу с силой, отозвался Сиуг.
А вы что, не можете? Вы же не хуже меня приемами наработки силы владеете. Вот и показали бы
Светозар выбрал тебя, пояснил Ярвень, а он знал, что делал.
Зато я пока не знаю, как мне начинать говорить с молодцем. Вжиться мне нужно, на Киев поглядеть, может, пожить там. Война, сказывают, скоро будет.
Говоря эти слова, Белогор искоса поглядывал на меня, а потом произнес:
Да и тебе, Веля, в Киеве не помешает весну, лето и осень пожить, на Подоле носильщиком поработать. Глядишь, многому научишься
После этих слов Белогор посмотрел на волхвов, изучая их реакцию, но, ни Сиуг, ни Ярвень никак на его предложение не отреагировали. Молчание затягивалось. Наконец, Ярвень произнес:
Оно-то, может, и так, но у Велеса были проблемы. Его чуть не пленили. Хорошо, что Харлар вовремя опасность заметил и прибыл, когда Велю готовились на ладью занести. Если бы не он, вряд ли ты бы сейчас с ним разговаривал.
Белогор слегка нахмурился, прикусил губу, взглянул на меня, опустил взгляд на землю, и как бы невзначай заметил:
В поселении в лесу больше не пристало Велесу сидеть. Язык животных и растений он слышит и знает. Лес для него родной дом. Тут надо с людьми учиться говорить, их слушать и слышать, а также видеть то, что происходит на самом деле. Так я вижу и так мне пришло. Что скажите, радетели?
Раз ты так говоришь, значит, пришло время так поступать, несколько промедлив с ответом, произнес Сиуг.
Только с Добродаром надо это согласовать, откликнулся Ярвень и слегка прищурился, глядя на меня и Белогора.
Что-то еще беспокоило волхва, и Белогор это сразу же заметил.
Ты не молчи, не таи, а сразу же говори, немедленно отреагировал он, глядя на Ярвеня. Вижу, что слова твои меня касаются.
Ты, если Велес в Киеве обоснуется, за него на себя ответственность возьмешь?
Он сам за себя прежде обязан взять ответственность, а то ходит по земле так, как будто опасности для себя не чует.
Я о тебе спрашиваю, продолжал Ярвень.
Вам не придется за него беспокоиться, после длительной паузы, еле слышно произнес Белогор, но мне нужно время и помощники. Без них я не смогу пообещать вам что-либо. Один помощник у меня есть
Это кто, Торус, который с тобой прибыл? уточнил Сиуг.
Он самый. Мне еще помощники нужны. Выбрать среди ваших можно будет?
Сиуг и Ярвень переглянулись. В это время к нашей группе подошли Житень и Преслав. Белогор внимательно на них посмотрел и произнес:
Я могу Слава к делу привлечь?
Откуда ты его знаешь? слегка удивился Ярвень.
Мне еще нужен кто-то лет на пять-шесть старший за Велеса, не отвечая на вопрос, уведомил о намерениях Белогор.