Ничего, кроме бархатистой ночи не было ни в дремучем лесу, ни в просторных лугах, ни в аллеях сонных роз, деревья клонились ко сну, но в просторной глубине ночи тьма расступалась перед мраморным дворцом, стоящем в самом сердце колдовской жизни. Ни дуновение колдовства, ни вихрь ночи не ложились на него, но в нем тоже скрывалась тайна и более ужасная, чем тайна леса, ведь это была тайна разбитого сердца.
Как смело он отличался от прелестей тьмы и очарования ночи, в нем пылала жизнь, и не только она. Сама красота украшала его сапфирами своих синих глаз, делая его драгоценной короной сияющей, как чудо волшебства. В нем угадывалось волшебство, каждый миг его жизни на земле был магией очарования, он околдовывал, он звал, он манил, как песня морской девы, но он не был чудом природы, он был гордостью и богатством человека. Только одно слово красота, могло описать его. Сама ночь, как звездная вуаль, окружала дворец своим густым покровом.
Сияющее множество окон разливалось волшебством в чарующей ночи. Готические статуи и мраморные узоры привлекали и заманивали взгляд. Оттуда не доносился шум, не звучала музыка, не слышался смех. Дворец слился с ночью, отличаясь от нее только одним своими яркими огнями. Что было в нем, чьей волшебной любви он ожидал, что шептала ему ночь о магии его красоты. Звездная россыпь в эту ночь не блистала над ним, а лишь черные тучи собирались и хмурились в темном небе своей могучей и угрожающей синевой. Ночь не звала проклятия, но сам дворец ожидал его. Как заколдованная сказка он возвышался в долине, но ни слова о нем и его тайнах не угадывалось в его волшебной красоте. Лишь ночная песня любви стала шептанием тихого ветра, но и сам ветер не знал о тайне одинокого сердца повелителя этого края.
Роскошь, блеск, волшебство это все было далеко не первыми достоинствами дворца. Его хозяин мог быть самым богатым человеком из подобных ему, но он же и был знатен, как никто. Его богатств и достоинств было не счесть. Он владел этими полями, этим лесом, этими великолепными садами роз. Все это принадлежало ему одному, но был ли он счастлив, была ли радость в его сердце. Когда-нибудь, хоть раз в его жизни, блистало ли в его глазах обычное человеческое веселье.
К его услугам было все: золото, музыка, вино и общество прекрасных дам. Кто мог отказаться от роскошной жизни, если бы владел всем этим. Он мог гордиться собой и благодарить судьбу, но этого всего не было в его роскошном дворце, и сегодня любой бы отдал жизнь, чтобы узнать, что происходит там, во владениях прекрасного графа.
Дворец стоял в долине, гордый, прекрасный, величественный и изумительный, он мог очаровать любого, но, что сегодня происходило в нем, его стены не могли плакать, но они плакали вместе с сердцем своего хозяина. В зале не было веселья, шумных балов и маскарадов, и если бы пошло и на то, граф отказался бы прийти даже к самому королю, не только из-за своей гордости и силы, она позволяла ему это, но он знал только одну-единственную королеву во всем мире.
Далеко в прошлом остались прежние безмятежные дни молодости и жизни, но, хотя юность еще не ушла, но тень проклятия уже ложилась на всю эту светлую красоту, предвещая бурю и ненастье.
Какими-то мрачными и угрюмыми казались сияющие, огромные окна, тень мрака прокралась в них. Тени скользили по гладким стенам и готическим узорам на мраморе, смерть прокрадывалась сюда.
Все стихло, словно в ожидании кошмара.
Цветы затрепетали в своем тихом сне, птицы с шумом спорхнули с ветвей раскидистых деревьев и улетели, унеслись в чащу леса. Полночь спустилась над головой алой гвоздики, она ждала свою королеву, и вечное, неумолимое и ужасное проклятие для прекрасного дворца, от него было не скрыться, не спрятаться, как и от последней и губящей любви, но она уже горела в сердце, и она была вечной мечтой и вечным, неумолимым заклятием.
Во дворец не проникал покой ночи. Огромную, длинную залу наполнял яркий и теплый свет. Зеркальный паркет отражал в себе скользящие тени, и с расписанного картинами высокого полка свисали огромные хрустальные люстры, разгонявшие мрак. Множество свечей сияло в позолоченных канделябрах, украшенных лицами золотых амуров и богинь.
Народ толпился в роскошной зале, но она все равно оставалась просторной и пустой, в ней не было жизни, лишь печальное ожидание чего-то необычного и даже сверхъестественного.
Разодетые гости казались роскошной частью залы, пышные, разноцветные платья дам, из атласа и шелка, украшения из драгоценных камней, бриллиантовые диадемы и подвески сияли и переливались в свете свечей. Кавалеры не уступали дамам в элегантности и грации, в красоте дорогой одежды, в позолоченных эфесах шпаг. Однако и тени радости не светилось в лицах гостей, в зале царило выжидающее молчание, никто не смел произнести ни слова.
Разодетые гости казались роскошной частью залы, пышные, разноцветные платья дам, из атласа и шелка, украшения из драгоценных камней, бриллиантовые диадемы и подвески сияли и переливались в свете свечей. Кавалеры не уступали дамам в элегантности и грации, в красоте дорогой одежды, в позолоченных эфесах шпаг. Однако и тени радости не светилось в лицах гостей, в зале царило выжидающее молчание, никто не смел произнести ни слова.
Вся толпа гостей ждала и боялась дождаться того самого рокового мига. Священнослужитель уже стоял здесь в своих черных одеждах. Только он один из всех священников осмелился прийти сюда, только один он не боялся тени рокового проклятия, но его сердце тоже дрожало в ожидание чего-то необъяснимого.
Он любил этого мальчика как собственного сына и разделял с ним горе его первой и последней любви. Он смотрел в красивое, юношески-нежное лицо графа, и жалость к нему переполняла его сердце. Он еще помнил своего лучшего друга его отца, погибшего вместе с его матерью и оставившего молодого графа одного среди сказочных богатств и множества врагов, готовых в любой миг из злобы и ненависти смести его с лица земли.
Священник видел тучи над дворцом, как над крепостью смерти, и, хотя внешне он был спокоен, он предчувствовал несчастье, но он не побоялся прийти сюда, чтобы помочь своему другу.
Купель крещения ждала, и серебристая вода переливалась в ней, словно отблеск предстоящей опасности. В шелке и кружевах в колыбели лежал необычайно красивый ребенок, даже слишком красивый. Бархатистая кожа переливалась в свете свечей, маленькая головка, словно золотом была усыпана светлыми прядками мягких волос, а еще у нее были огромные синие глаза настоящей красавицы, но что-то таинственное уже проступало в них.
Все боялись подходить к колыбели, середина залы была пуста и одинока в свете хрустальных люстр.
Только один человек стоял у колыбели, хозяин всех этих обширных владений.
Все было готово к крещению, но граф медлил.
Еще один удар часов прозвучал в мертвой тишине, близилась полночь. Граф не боялся ничего на свете, кроме одного, своей дьявольской любви. В волнении и тревоге он взглянул на колыбель страх не оставлял его, этот ребенок, в котором слилась кровь света и тьмы, не мог остаться с ним, с простым человеком.
Сейчас он сам был врагом себе, его сердце-предатель выдавало в его голубых глазах любовь к той, которую он должен был ненавидеть. Это дитя было памятью о его дьявольской любви.
Он не глядел на каминные часы, но он знал, что до полночи осталось всего несколько минут.
Уже пора, время пришло, прозвучали холодные слова священнослужителя.
Нет, еще немного, прошептал юный граф.
Прошу тебя, ты должен, шепнул ему священник, забудь ее!
Я не могу, лишь печально ответил ему тот, я люблю ее.
Он не отрывал взгляда от алой гвоздики в своей руке и видел ее лицо, он не мог, он не был в силах забыть ее, даже если она была самим беспощадным ангелом смерти. Этот пламенный цветок напоминал ему его любовь. Проклятый цветок, но почему же тогда он не принес ему смерти, которую приносил всем, кто столкнулся с этой тайной.
Но медлить было нельзя, ведь время было неумолимо, и всего несколько минут разделяло угасающий день с приходом полуночи. Граф сжал в своей руке стебель кровавого цветка. Вот-вот должны были прозвучать роковые слова крещения, вот-вот он должен был расстаться со своей жизнью и еще хуже с надеждой.
Назови ее имя, прозвучало в тишине.
Граф смело взглянул в лицо священника, как в пламенный лик своей наступающей смерти.
Ланнан Ши, прошептал он.
В этот самый миг раскат грома разнесся над дворцом, ярко сверкнула молния. Все в ужасе отпрянули, и только граф непоколебимо смотрел прямо в лицо опасности, он не боялся ничего, и силы тьмы знали это.
Гром все еще сотрясал все вокруг себя, а вода в купели вспыхнула столбом огня.
Двери с шумом распахнулись, и ветер ворвался в залу. Все замерли не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, и только глаза графа горели ярким огнем, огнем, отдающим себя во власть смерти.
И вот шаги раздались в темном коридоре, наступающие шаги самой близящейся смерти, она была уже здесь, и ропот восхищения пробежал по ошеломленной толпе. Она стояла в зале, пройдя через темноту створчатых дверей, неземная красавица, с завораживающей всех красотой и с какой-то неясной, но необычайно мощной магической силой.