Но сейчас Борис ничего не замечал. Его несло. Счастье переполняло его до краев. Он не мог налюбоваться на свою девушку, и не истребленная революцией и войной архитектура старого Петербурга и его пригородов была только непривычной и роскошной декорацией к пьесе, в которой Светлана играла единственную главную роль. А Борис просто был с ней рядом. Менялись мизансцены, передвигались статисты-прохожие, одно действие сменялось другим, а неизвестные публике главные герои, взявшись за руки, переходили из сцены в сцену по мокрым от дождя улицам и красноватым гаревым дорожкам парков Сердце Бориса так расширилось от счастья, что вместе со Светланой оно легко и радостно вмещало в себя и весь окружающий мир, служивший оправой к единственной драгоценности его жизни.
А вмещать было что. Первоначально их тургруппу поселили в еще восстанавливаемом Федоровском городке Царского Села. Шел дождь. Было холодно, мокро. На территории городка лежали доски, строительный мусор. Обойдя по краю большую лужу, они вошли в полутемный корпус, где пахло свежеструганным некрашеным деревом он перестраивался под обычную советскую гостиницу. Старшая группы стала распределять туристов по комнатам. Поначалу она намеревалась поселить Светлану и Бориса в один номер, приняв их за молодоженов, но, с удивлением узнав, что они не расписаны, в соответствии со строгими советскими законами отправила их в разные комнаты. Борис весело балагурил, что был бы не против общего номера. Светлана лишь смущенно улыбалась.
Федоровский городок. Ленинград
Петродворец. Ленинград
На следующий день их сводили в знаменитый пушкинский Лицей и Екатерининский дворец. Потом отвезли на экскурсию в город и через день переселили во фрейлинский корпус Петродворца, обустроенный под дешевую турбазу с удобствами студенческой общаги. Выданными им талонами можно было оплатить скверный обед в столовке на территории парка, прогулочную лодку на пруду, пин-понг и прочий немудреный советский сервис.
Живя в самом Петергофе, Борис и Светлана, конечно, побывали везде, где еще шла или уже закончилась реставрация. Послушали экскурсоводов, понаблюдали за служителями петровских «шутих» тихими мужичками, которые чинно сидят на лавочках с газетами в руках или скрываются среди кустов в неприметных будках и внезапно включают фонтанчики, встроенные в садовые скамьи или между камнями дорожек на радость простодушных туристов, с громкими женскими визгами разбегающихся от водяных струй в разные стороны
За десять дней, в добавление к плановой экскурсионной программе, Борис и Светлана побывали почти во всех пригородных дворцовых ансамблях. Из Петергофа они сами ездили в Ленинград, где посетили музеи-квартиры Блока, Достоевского, Пушкина. Были в Исаакиевском соборе с неуместным маятником Фуко под его главным куполом. Поднялись и полюбовались захватывающей панорамой старого Петербурга, открывающейся с его смотровой площадки. Осмотрели Александро-Невскую лавру с ее старинным некрополем и некрополь Волковского кладбища знаменитые Литераторские мостки с могилами Тургенева, Куприна, Блока. Видели Петропавловскую крепость с тонкой высокой иглой собора и низкими глухими казематами, в коридорах которых как живые стоят манекены-надсмотрщики, заглядывающие в окошки камер декабристов; заглянули в Музей истории религии и атеизма в бывшем Казанском соборе, с победными знаменами Отечественной войны 1812 года на внутренних стенах и с подвалами, в которых разместились камеры средневековой инквизиции, где посетителей встречали красноречивые орудия пыток и судьи с закрытыми монашескими капюшонами лицами
Ленинград предстал перед ними как столица могучей империи, ее западноевропейский фасад, скрывавший исконную русскую глубинку Новгород, Псков, Суздаль, Владимир Как город Петра, его эпохи мощного устремления в Европу навстречу ее техническому прогрессу и духовной деградации, принимаемой за просвещенность Гоголевская птица-тройка занесла Русь на топкие берега Невы и Балтийского моря, где ради гостей из заморских стран, наперекор наводнениям и непогоде, расчертили и по голландскому образцу построили новый город дворцов, мостов и каналов
Казанский собор. Ленинград
О, Петербург-Ленинград! Ты густой, как древнегреческое вино, концентрат русской истории и русской культуры! Как слиты, перебродили в тебе их соки! Ты полон зримых образов и невидимых теней, созданных их добрыми и злыми гениями
Казанский собор. Ленинград
О, Петербург-Ленинград! Ты густой, как древнегреческое вино, концентрат русской истории и русской культуры! Как слиты, перебродили в тебе их соки! Ты полон зримых образов и невидимых теней, созданных их добрыми и злыми гениями
И Борис со Светланой ходили по этому городу, камни дворцов и домов которого, улицы, мосты, каналы и даже сам воздух были пропитаны прошлым, и славным, и печальным. И всюду Борис чувствовал рядом с собой присутствие Светланы. Она манила и притягивала его к себе, словно магнит железные опилки. И он не только был не в силах сопротивляться, как не может пыль противиться ветру, но и сам неудержимо стремился к ней, как перелетная птица к далекой родине. Ему хотелось обнять ее своими сильными нежными руками и целовать бесконечно долго, забыв все на свете Иногда она соглашалась. Но поцелуй был быстрым и легким и только дразнил, и распалял его еще сильнее. А Светлана говорила ему оправдываясь:
В своем городе я бы не стала. Там везде так много знакомых, а тут все чужие
Борис был так намагничен ее постоянным притяжением, что временами ходил просто ошалевший от обрушившегося на него счастья. Однако он не забыл и об оставшихся в Москве друзьях. Однажды вечером, гуляя со Светланой по Невскому проспекту, он попросил у нее разрешения оставить ее на несколько минут, чтобы позвонить в Москву и поздравить с днем рождения жену своего студенческого друга. Пока Борис говорил из кабинки уличного телефона-автомата с Москвой, Светлана ждала его рядом с телефонной будкой. На том конце провода ему страшно обрадовались. Борис перекидывался со своей знакомой веселыми фразами, а сквозь стекло телефонной будки посматривал на ожидающую его Светлану. Она спокойно стояла и смотрела в другую сторону. Но когда он, радостный и оживленный, вышел, Светлана встретила его хмуро, была неразговорчива, на расспросы Бориса не отвечала.
Колоннада Казанского собора
Рядом красовался Казанский собор со знаменитым изогнутым портиком. Они прошли в сквер, отделявший его от Невского проспекта. Когда-то здесь у портика произошло решающее объяснение Блока и Менделеевой. В кармане юного Александра лежал револьвер, выстрелом которого он собирался покончить счеты с жизнью в случае отказа обоготворенной Прекрасной дамы стать его земной женой.
Гуляя со Светланой по скверу, Борис снова попытался разговорить ее, вернуть их отношениям прежний веселый и непринужденный тон. Когда он начал было оживленно рассуждать об их будущей жизни, Светлана вдруг оборвала его вопросом:
А почему ты думаешь, что мы будем жить вместе? Может быть, я еще и не выйду за тебя замуж.
Борис осекся. Внутри у него все помертвело. Он стоял как оглушенный внезапным взрывом. Прежняя, уже позабытая тоска, черной точкой родившись в душе, густой тьмою стала опять заполнять ее все шире и шире, пока не заполнила всю без остатка. Был поздний вечер. Рядом шумел Невский проспект. Ходили какие-то люди. Сверкали огни. Но для него в этом сыром, холодном городе больше никогда не взойдет солнце. «Завтра» никогда не настанет. Его не будет. Оно бессмысленно, ненужно. Он смотрел на Светлану. Строгие глаза и сведенные брови контрастировали с мягким овалом лица. В легких сумерках светилось ее легкое бирюзовое платье, красиво обтекавшее крутые бедра и оставлявшее обнаженными белые руки и шею, которые минуту назад влекли его к себе, обещая взаимные негу и счастье Но теперь что-то чужое, холодное появилось в ее облике. Лицо стало непроницаемым, как маска, каким оно было тогда в Новгороде, до их знакомства. «Может быть, я еще и не выйду за тебя» звучало у него в ушах, как эхо от выстрела в горном ущелье.
Он, как сомнамбула, вошел в портик собора и бессильно прислонился к колонне. Светлана встала рядом.
Как же мы тогда будем жить? тихо спросил он, не глядя на нее.
Не знаю, резко ответила Светлана.
Надежда на жизнь умерла. Говорить стало не о чем. Гулять бессмысленно. Надо было возвращаться в гостиницу. Они сели в электричку и поехали назад в Петродворец, чтобы там молча разойтись по своим гостиничным номерам до утра.
Вечером следующего дня по их личной программе они должны были идти в оперу на «Риголетто». Когда-то Императорский Мариинский театр, а ныне «имени С.М. Кирова» встретил их обычной суетой и шумом.
«Зачем я здесь?» спрашивал себя Борис, глядя на стоящую перед зеркалом Светлану и других девушек, поправлявших прически, пока кавалеры терпеливо ожидали их в сторонке. «Светлане я безразличен, а до других нет дела мне. Тогда зачем мне все это? Ради чего? Ради надежды на ее жалость?»