Юрий Колонтаевский
На ладожских ветрах
Автобиография
Я родился 9 декабря 1937 года в городе Керчь.
Война изгнала мою семью в эвакуацию, в Ташкент под крыло к бабке. В 1955 году закончил в Ташкенте среднюю школу c золотой медалью и поступил в Ленинградский институт точной механики и оптики на радиотехнический факультет, который закончил в 1961 году. Профессия уникальная: инженер-радиомеханик.
До 1995 года работал по специальности в научно-исследовательских и конструкторских организациях. Тогда же создал предприятие «Система» по разработке и изготовлению учебного оборудования для общеобразовательной, профессионально-технической и высшей школы по физике и радиоэлектронике.
В семидесятые годы некоторое время преподавал в техническом училище и одновременно писал учебник для училищ профтехобразования «Радиоэлектроника», заказанный издательством «Высшая школа». Учебник вышел в свет в 1988 году тиражом 150000 экз. в том же издательстве и был отмечен серебряной медалью ВДНХ. Позже был издан огромным тиражом «Практикум по радиоэлектронике», призванный методически оснастить разработанное с нуля оригинальное лабораторное оборудование.
В конце семидесятых в издательство «Советский писатель» была сдана рукопись первого моего романа «Люди как реки», которую достойно отрецензировали большие писатели, а издательство одобрило к печати и включило в план. Следом начались неприятности. Издание оттягивали три года под разными предлогами. Как я теперь понимаю, искали убийцу. Успешно нашли в те годы это было несложно сделать. Рецензия выглядела доносом. В результате отредактированный и сверстанный роман без каких-либо объяснений был выброшен из плана. Издать его удалось только в 1990 году в издательстве «Художественная литература».
В 2007 году вышел сборник «Пьесы», состоящий из трех полнометражных пьес.
В том же году приступил к эпопее «Хроники исступленных», две книги которой подготовлены к печати в питерском издательстве. Первая книга уже вышла и представлена в электронном виде в магазине «ЛитРес» и каких-то других. Качество издания, к сожалению, ничтожно, придется все начинать сначала. Третья, заключительная книга, пишется медленно, без надежды на завершение и издание.
Продолжаю с удовольствием работать в собственной лаборатории, уцелевшей после погрома моего довольно успешного предприятия. Усердно занимаюсь разработкой демонстрационных приборов и лабораторных комплектов по физике. Заодно приглядываюсь к современной поросли инженеров, надежд на энтузиазм которых не испытываю, и оттого временами становится грустно и даже тоскливо.
Готовится переиздание двух пьес из сборника 2007 года и одной новой пьесы. Ни малейших потуг к реализации пьес на сцене не предпринимал и уже не предприму, но издать их считаю своим долгом.
Только что вышел основательно переработанный мой первый роман «Люди как реки». Электронная версия уже в магазинах.
Основываясь на опыте, полученном при мытарствах с первым романом, никогда ни с кем ни бодаться, ни договариваться не буду. Эту охоту отбили у меня навсегда. Попробую также, если позволит жизнь, собрать сборник повестей и рассказов разных лет.
Если говорить по большому счету, я по-настоящему счастливый человек. Жаль только, что среди живущих совсем не осталось друзей. Словом перекинуться не с кем
На ладожских ветрах
Драма в трех действияхДействующие лица
Замятин Иван Егорович начальник конструкторского бюро завода
Охлобыстин Иван Антонович начальник первого отдела
Карякина Ольга Владимировна заведующая конструкторским отделом
Леха Замятин инженер-технолог, муж Карякиной
Дима инженер-конструктор
Слава инженер
Алик инженер
Вересов Юрий Андреевич представитель головного НИИ
Елена жена Вересова
Жанна секретарь Замятина
Егоров Николай Иванович начальник главка
Соловьев Виктор Афанасьевич директор серийного завода
Действие первое
Кабинет Замятина, начальника специального конструкторско-технологического бюро опытного завода. Просторная комната, стол самого начальника, поодаль длинный стол для заседаний. Стулья вдоль стен и стола. Задняя стена кабинета широкое, от пола до потолка окно. В окно видна территория опытного цеха обширное пространство с редкими чахлыми деревцами. На отдалении обвалованная мастерская, над валами возвышается только плоская ее крыша, по валам расставлены громоотводы. С наружной, видимой зрителю стороны вала бункер для наблюдателей пультовая под бетонным козырьком навесом.
За столом, сутулясь, сидит озабоченный хозяин кабинета Замятин Иван Егорович. Перебирает бумаги, раскладывая их в стопки по важности.
На пороге возникает странная, пришибленная фигура. Это Охлобыстин, начальник первого отдела. Небольшого роста, щуплый, незаметный и довольно старый, но взгляд пристальный, цепляющийся, привыкший подмечать мелочи. Он неловок, потому что изрядно пьян. В руках у него стопка свежих газет и писем утренняя почта. Молча подходит к столу Замятина, все это укладывает на свободный уголок стола. Одну газету разворачивает и помещает перед начальником, наводит на столе порядок, обходя его по кругу. Чувствуется, что он проделывает эту процедуру каждый день, и ему не нравится беспорядок, неизменно возникающий в подопечном хозяйстве. Он жует губами, бубнит самому себе что-то неразборчивое.
З а м я т и н (раздраженно). Ну чего ты мельтешишь? Не надоело? Уходи, без тебя тошно.
О х л о б ы с т и н (невозмутимо, продолжая бубнить). То-то и оно, что без меня тошно. Ты это правильно подметил, угодил, считай, в самую точку. Как ты без меня-то? Ты-то сам-один на что годен? Вот и теперь Приехал, понимаешь, какой-то хрен с бугра, а у тебя уж и поджилки того По идее у меня должны трястись эти самые поджилки, мать их за ногу Так что сиди, не вякай. Не твоего это ума дело, умник, это дело дипломатическое, оно особенного подхода требует
З а м я т и н (почти кричит, перебивает). Ну что ты несешь?
О х л о б ы с т и н (взрывается). Я несу? И это говоришь мне ты? Тля поганая! Тогда давай сызнова. Давненько не прочищал тебе мозги Напоминаю по порядку. Когда я этого козла вязал и пускал в разделку, ты, дружок евонный, в каком образе предо мною стоял? Что говорил, что подписывал, помнишь ли, скотина? А я напомню тебе, не постесняюсь: ты натуральный поклеп подписывал классический поклеп. Доносом называется. Теперь вдруг засвербела душа? Ясно же как божий день. Знаешь, разбойник, что в моем архиве все целехонько, ни одна бумажка не утрачена, уж я постарался И ведь как далеко смотрел предвидел, теперь пригодилось. Ты на моих глазах закопал человека. Жевал сопли, мямлил о революционной бдительности Сучий потрох Ладно я. Мне по должности положено отлавливать всякую шелупень, и неважно, что я думал обо всем этом, но ты-то, красный специалист, можно сказать, ты-то как же ты так промахнулся, пес? Заодно хапанул бабу, не побрезговал с чужим-то брюхом. Это как называется? А? А что как захочется этому, который с бугра, ознакомиться, так сказать, с истоками?..
З а м я т и н . Ты же мне сам сказал, что она следом пойдет, если
О х л о б ы с т и н . Нашел оправдание? Ничего такого я не говорил. Я дал понять, что лишний довод не помешает, чтобы ты посговорчивей был, а вот говорить не говорил. Сам придумал себя успокоить. Теперь что же, из обоймы желаешь выскочить? Ничего у тебя не выйдет.
З а м я т и н . Ничего я не придумал. Ты меня сразу вызвал и сказал Ты не помнишь
О х л о б ы с т и н . Черта с два, я все помню. Дурак ты, дурак. Они же не расписанные жили, башка, так хороводились, по-скорому.... Вот ежели бы расписаться успели, тогда другое дело, тогда бы ни тебя, ни меня и спрашивать не стали, а взяли бы заодно, чтобы племя, значит пресечь. Понял, нет? Ты же задолго до того глаз на нее положил, я не слепой видел. Облизывался как кот на сметану Немудрено, баба классная
З а м я т и н . Что мне делать теперь, умник?
О х л о б ы с т и н . А ничего. Сиди на заднице как ни в чем не бывало, помалкивай. Главное помалкивай. Мы с тобой не прохлаждались, тоже хватили лиха, пахали не за страх, а за совесть. А в войну? Немец по территории чуть ли не прямой наводкой шпарит, головы не поднять, сами доходяги, а продукцию гоним, да еще какую продукцию вся, почитай, под микитки этому самому немцу. Помнишь, как тебя контузило и засыпало? Едва откачали. Хорошо еще, этот раздолбай Рабинович вовремя подвернулся, мастак парень, мигом в чувство привел. Мы его позже разоблачили. Ничего, он и там не пропал, как ни крути, а Рабинович всюду Рабинович. Прошлый год явился, память, вишь, ожила, потянуло в знакомые места, все ходил, вынюхивал. Мне докладывали. Человеком стал, книжки писать натыркался. Меня увидал, аж в лице переменился, руки не протянул, скотина. Шкурой помнит мою обработку, медик хренов. Мы с тобой работали, и хорошо работали. Сколько одних диверсантов переловили пропасть Тебе орден за что дали? За пороха, за тол? Ничего подобного. Один я знаю, за что. А Николай, что ж, Николай действительно пострадал безвинно, соглашусь. Так не высовывался бы, сидел бы тихо, авось и пронесло бы. Куда там, невтерпеж ему, видишь ли, правду искать схотелось, правдоискатель долбаный. Ненавижу таких, им, оказывается, больше всех надо. Вот и поныне от них происходят все наши беды, от этих уродов с квадратными головами. Уж я ли не повидал недоумков во всевозможных ракурсах, мать их, перемать