Вечером накануне отъезда я зашла в редакцию и получила 200 фунтов стерлингов золотом и ассигнациями Английского банка. Золото я положила в карман, а банковские ассигнации в замшевый мешочек, его я повесила на шею. Кроме того, я взяла несколько американских золотых монет и бумажных купюр для использования в разных портах чтобы узнать, насколько известны американские деньги за пределами Америки.
На дне моего саквояжа лежал специальный паспорт, за номером 247, подписанный Государственным секретарем США Джеймсом Г. Блейном. Кто-то предположил, что револьвер может стать хорошим компаньоном этому паспорту, но я настолько сильно верила в то, что мир будет также доброжелательно относиться ко мне, как и я к нему, что я решила не вооружаться. Я знала, что если я буду правильно себя вести, я всегда встречу того мужчину, который с готовностью защитит меня, будь он американцем, англичанином, французом, немцем или кем-либо еще.
В Нью-Йорке я могла купить один билет на всю поездку, но учла то, что в случае необходимости мой маршрут мог измениться практически в любом месте, так что единственным билетом, который я предъявила по отъезде из Нью-Йорка, был моим билет в Лондон.
Я пришла в редакцию, чтобы попрощаться, и тут выяснилось, что никакого заранее спланированного маршрута моего турне нет, зато есть некоторые сомнения относительно того, отправляется ли каждую пятницу вечером из Лондона в Бриндизи тот самый почтовый поезд, на котором я собиралась продолжать свое путешествие. Точно так же никто не знал, уходит ли на той неделе, когда я прибуду в Лондон, тот нужный мне пароход в Индию или Китай. В результате вышло так, что когда я прибыла в Бриндизи и обнаружила, что корабль уходит в Австралию, в тот момент я была самой удивленной девушкой в мире.
Я последовала за отправленным в офис пароходной компании человеком для того, чтобы попытаться составить и уточнить расписание, в общем, сделать так, чтобы все было хорошо. Насколько эти усилия оправдались, вы узнаете чуть позже.
После моего возвращения меня часто спрашивали, сколько одежды я носила в своем единственном саквояже. Одни думали, что еще одно такое же платье, другие полагали, что шелковое, поскольку оно занимает немного места, а третьи спрашивали, не покупала ли я того, что мне было нужно в посещенных мной портах.
Никто не знает, какими возможностями обладает обычный саквояж, пока жестокая необходимость не заставит его привлечь всю свою изобретательность, чтобы уменьшить каждую вещь до наименьшего, на который она была способна, объема. О себе скажу так в свой саквояж я смогла уложить две дорожные шляпки, три вуали, пару тапочек, полный набор туалетных принадлежностей, чернильницу, перья, карандаши и бумагу, булавки, иглы и нитки, халат, теннисную блузу, небольшую фляжку и чашку для питья, несколько полных комплектов нижнего белья, множество новейших носовых платков и рюшей, а также весьма увесистую и совершенно незаменимую банку холодного крема, чтобы сохранять свое лицо во всех климатах, с каковыми мне предстояло столкнуться.
Эта самая банка была проклятием моей жизни. Мне постоянно казалось, что она занимает в саквояже намного больше места, чем все остальное, и всегда лежит так, чтобы помешать мне закрыть его. Свои плечи я покрывала накидкой из водонепроницаемого шелка это единственная вещь, которую я взяла с собой для спасения от дождя. Опыт показал, что я взяла с собой намного больше, чем могла бы взять. В каждом из портов, где я бывала, я могла бы купить что-нибудь из готового платья, за исключением, возможно, Адена, но поскольку лавок я не посещала, то и сказать по этому поводку мне нечего.
А вот как быть со стиркой во время такого быстрого вояжа? эта проблема очень беспокоила меня еще до его начала. Я думала, что лишь один или два раза в течение своего путешествия я смогу воспользоваться услугами прачки. Я знала, что в поезде сделать это будет невозможно, но ведь самые длинные поездки по железной дороге ограничивались двумя днями поездки от Лондона до Бриндизи, и четырьмя днями от Сан-Франциско до Нью-Йорка. На атлантических пароходах прачек нет. На пароходах «Peninsular and Oriental Steam Navigation Company», обычно именуемыми «P&O» и курсирующими между Бриндизи и Китаем, интендант каждый день устраивает такую стирку, которая могла бы ошеломить даже самую большую прачечную Америки. Несмотря на то, что на самих пароходах не стирают, в каждом из портов, в которых они останавливаются, есть множество знатоков, жаждущих показать, на что способна «Orientals» по части стирки. Шести часов вполне достаточно для них, и если они обещают, что работа будет сделана к определенному времени, они сдадут ее минута в минуту. Возможно, причина в том, что им самим одежда не нужна, но зато они в полной мере ценят те деньги, которые они должны получить за свой труд. Их цены по сравнению с ценами прачечных Нью-Йорка, удивительно низки.
Но хватит обо всех этих хлопотах. Если вы путешествуете просто ради путешествия, а не для того, чтобы производить впечатление на своих попутчиков, вопрос, что с собой взять, решается очень просто. Однажды в Гонконге, где меня пригласили на официальный ужин, я пожалела, что на мне не было вечернего платья, но утрата этого ужина сущая мелочь по сравнению с теми тревогами и заботами, которые я имела бы, возя с собой целую кучу сундуков и разных коробок, и которых мне, по счастью, удалось избежать.
ГЛАВА 2
ПУТЕШЕСТВИЕ НАЧИНАЕТСЯ
В четверг, 14-го ноября 1889 года, в 9 часов,40 минут и 30 секунд утра, я начала свой кругосветный тур.
Те, кто думают, что эта ночь лучшая часть суток, и что утро создано именно для сна, знают, как некомфортно они себя чувствуют, когда по какой-то причине им приходится вставать ну, например, ради молочника.
Я перевернулась несколько раз, прежде чем решила оставить свою постель. Будучи еще совсем сонной, я задумалась почему кровать намного уютней, а тот пропавший сон, который мог бы закончиться опозданием на поезд, намного слаще именно тогда, когда на службу идти не надо? Я пообещала себе, что по возвращении я когда-нибудь притворяюсь, что срочно нужно встать, чтобы иметь возможность испытать удовольствие от потери сна, но при этом ничего не потеряв. Я снова сладко задремала, но потом, внезапно обеспокоенная вопросом, хватит ли у меня времени, чтобы успеть попасть на корабль, я тотчас соскочила с кровати.
Разумеется, я очень хотела ехать, но в блаженном бездействии мне думалось, что вот если бы хоть кто-нибудь из тех хороших людей, которые тратят столько времени на придумывание разных летательных аппаратов, уделят хоть капельку своей энергии тому, чтобы изобрести такую систему, благодаря которой все пароходы и поезда всегда будут отчаливать или отъезжать в полдень или несколько позже, тем самым они оказали невероятное удовольствие страдающему человечеству.
Я попробовала чего-нибудь съесть, но для завтрака то был слишком ранний час. Пришла пора прощаться. Быстро расцеловав своих родных, я опрометью слетела вниз по лестнице, изо всех сил пытаясь преодолеть тот твердый комок в своем горле, который старался заставить меня пожалеть о предстоящем мне путешествии.
Не волнуйтесь, ободряюще сказала я, ведь я так ненавидела это ужасное «до свидания». Я думаю лишь о том, что теперь у меня есть отпуск и самое приятное время моей жизни.
А затем, чтобы ободрить себя, на пути к кораблю я подумала: «Это всего лишь 28 000 миль, и спустя семьдесят пять дней и четыре часа я вернусь домой».
Потом я попрощалась с несколькими оповещенными заранее своими друзьями. Утро было ясным и солнечным, и все выглядело великолепно, пока пароход стоял на якоре, но только после того, когда их предупредили, что им следует сойти на берег, я начала осознавать, что это значит для меня.
Будь храброй, пожимая мне руку, говорили они. Я видела слезы в их глазах, и я старалась улыбаться, так чтобы их последнее воспоминание обо мне всегда подбадривало бы их.
Но когда прозвучал свисток, и они стояли на причале, а я на «Августе Виктории», которая медленно, но верно удаляясь от всего того, что я так хорошо знала, вела меня в незнакомые страны незнакомых людей, я чувствовала себя очень одиноко. В голове моей царил туман, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Только семьдесят пять дней! Да, но этот срок казался вечностью, а мир, потеряв свою округлость, казался мне долгим и бесконечным, и нет, я никогда не вернусь.
Сколько было возможно, я смотрела на стоявших на причале людей. Такой же счастливой, как в иные времена в свое жизни, я себя не чувствовала. Я грустила, прощаясь с тем, что я видела перед собой.
Я уезжаю, печально думала я, но смогу ли я когда-нибудь вернуться?
Страшная жара, пронизывающий холод, ужасные бури, кораблекрушения, лихорадка вот какими соответствующих моменту вещами был поглощен мой разум, и в конце концов, я почувствовала себя так же, как я предполагаю, должен был себя почувствовать тот, кому, прячущемуся в полуночном мраке пещеры, сказали, что все эти ужасы готовы немедленно сожрать его сразу же, если он осмелится выйти наружу.
Утро было просто чудесным, и бухта никогда не выглядела красивее, чем тогда. Корабль бесшумно скользил по водной глади, а присутствовавшие на палубе люди расселись в своих креслах и разлеглись на своих ковриках в таких удобных позах, словно со всей серьезностью решили наслаждаться всем происходящим, ведь они еще не знали, что спустя мгновение кто-то иной получит удовольствие от них самих.